Там, где мы будем
(Война 2020. Первая космическая)

Война 2020. Первая космическая

Альтернативная, но очень близкая к нам реальность.

После грузино-осетинского конфликта 2008 года к власти в США приходит республиканец Джон Маккейн, начавший активную антироссийскую кампанию. Правительство России для поддержания национальной идеи и в целях долговременной перспективы бросает на возрождение отечественной космической лунной программы значительные суммы денег, которые приводят к появлению лунной орбитальной станции и небольшой постоянной базы на поверхности Луны.

В 2020 году американские политики, чувствуя потерю первенства NASA в космосе, да и в целях поддержания статуса главной страны мира, затевают многоступенчатую операцию по провокации России на военный конфликт не только близ Калининграда на Земле, но и в космосе — в районе естественного спутника Земли...


isbn 978-5-699-36026-0


Автор выражает глубочайшую признательность:

Марку Серову, космонавту-испытателю Российской Федерации, — за неоценимую помощь в области космической техники и психологии. Удачных стартов, легкой невесомости, плодотворной работы и мягких посадок!

Сергею Анненкову, войска ПВО, погибшему на боевом посту. Инфаркт. Земля пухом, товарищ майор.

Александру «Новику» Москальцу, непоколебимой основе Военно-Исторического форума, эксперту по информационным технологиям и отличному, въедливому редактору

Виталию Соколову, эксперту по медицине, по-прежнему совмещающему эту должность с должностью командира творческого заградотряда

Денису Зимину — еще одному консультанту-медику и суровому критику

Александру «Lin»-y Ильину, сотруднику журнала «Новости Космонавтики», — за помощь в сборе материала. Также — огромное спасибо участникам форума этого прекрасного журнала за конструктивные дискуссии. Как правило, конструктивные. Хм.

Анатолию Заку (http://www.russianspaceweb.com/) и Марку Вэйду (http://astronautix.com/) — за титанический труд по сбору сведений о различных космических программах.

Алексею Махрову и «махровцам»: Сергею Плетневу, Сергею Тиунову Эрмину Машуряну и другим — за беспощадное выжигание багов и несуразностей.

Андрею Посецельскому — за ценнейшую критику

… и еще многим и многим людям, оказавшим автору разнообразную помощь.


ПРОЛОГ


14.08.2008

Когда б вы знали, из какого сора…

А. А. Ахматова

23:10 мск

Москва, Дом Правительства


— Вот педерасты! — У премьера и на прессе-то прорывалось. Объяснимо, в общем-то, — лоск, наведенный было в серьезных структурах, в лихие девяностые несколько пообтрепался. Так что в публичных выступлениях приходилось опускать въевшиеся междометия, невольно заменяя их еле заметными паузами. Правда, было в этом некое тяжеловесное изящество. Впрочем, это кому как. Иные бесились. А уж наедине или при своих…

— Спокойнее. Мы же это просчитывали. Да, была надежда, что договоренности останутся в силе. К сожалению, не получилось. И все равно другого варианта не было. Что же — надо было позволить этому… любителю галстуков мало того что покромсать наших солдат и пяток тысяч мирных, так еще и на костях сплясать? И это только начало. Потом Миша зажевал бы абхазов — да те и сами слили бы при таких раскладах. А после Абхазии — и Чечня полыхнет, по третьему разу. Какое уж тут Сочи. Какая Олимпиада… — Президенту удерживаться от рвущейся на язык нецензурщины было несколько легче — и структуры другие, и род занятий. Так что известная лексика не перла наружу даже в узком кругу.

— Сам знаю. Но все-таки — какие пидоры, а?

— «Честный человек — это не тот, кто не берет, а тот, кто берет и делает то, за что взял». По сравнению с остальным это так, булавочный укол.

— В задницу их уколоть. Ломом.

— Ага. Титановым. Впрочем, поскольку… э-э-э… нетрадиционно ориентированные личности там и впрямь в наличии, вернее, в количестве — боюсь, некоторым это даже понравится. — Президентские шутки тоже особой легкостью не отличались, да и сам юмор частенько был понятен только коллегам. Юристам.

— Ну и что делаем? Ладно, престиж, ладно, международный имидж — но мы ведь уже заложились. Подряды раскиданы, даже технику уже частью закупили. А теперь что? Как отбивать?

— А без Олимпиады освоить никак не получится?

— Смеешься? Кризис уже пошел в раскрутку, месяца через два каждый первый из этих, извините, «девелоперов» начнет пороги обивать, выпрашивая бабло. Цены задрали — песец, девяносто процентов народа халупу в «хрущевке» купить не могут. Ну и не покупают. А когда все посыплется — им одна песня останется: «Государство, дай».

— А если дать… э-э-э…

— Отсосать? Тогда они распилят и выведут в зелень все, что осталось. Вплоть до последнего крана, в металлолом. А перед этим — вложатся в оппозицию. И самое неприятное — если на этот раз вместо шахматиста кого-нибудь умного найдут. И народ их поддержит. На фоне грядущей задницы. И нам с тобой в двенадцатом придется коробки из-под ксерокса таскать, если не хотим полететь мошонкой кверху. А мы с тобой не Борис Николаевич в двух лицах. Нам «стратегические партнеры» много чего не простят. Меня в Гаагу за Чечню, тебя — за Осетию. Впрочем, ты еще на меня можешь свалить, ты ж настоящий юрист, выкрутишься.

— Умением выкручиваться, помнится, славился как раз некто Штирлиц, — президент развлекался, словно говорили они не о крахе одного из основополагающих проектов, а так, трындели за политику на питерской кухне под чаек лет эдак десять назад. Изредка лениво щелкал «мышкой» маковского ноута — серфил, скотина хладнокровная, адвокатская душа.

— Штирлиц был давно и неправда. Точнее, не совсем правда… В общем, не так все было. Короче, к нашим баранам. Если не родим что-нибудь, как сейчас говорят, креативное — нас просто сметут. И страну заодно угробят окончательно.

— Как вариант — влить в дороги.

— В дороги, конечно, вольем. Но там, сам понимаешь, два минуса. Первый: дорога — она длинная, везде не уследишь. Уведут процентов девяносто, а нам надо, чтоб не больше полуста. Второй: людям надо что-то предъявлять. Весомое.

— Именно. Вот в восьмидесятом ранее объявленный коммунизм как раз Олимпиадой заменили, так почти никто и не заметил. — Усмешка у президента получилась горьковатой.

— Предлагаешь развернуть? Вместо Олимпиады — коммунизм?

— А вот смеяться не стоит. Уровень ностальгии, по всем опросам, шкалит.

— И толку? Ты же сам понимаешь, ностальгия — она до первого столкновения с прелестями той системы.

— А при чем тут прелести? Берем позитив…

— Ну и что конкретно из того позитива? Вон Олимпиаду попробовали из этой темы — и здрассьте, Дедушка Мороз.

Премьер отошел к окну, отдернул тяжелую штору. Облака рассеялись, над искрящимися огнями пока еще купающегося в брызгах шального нефтяного изобилия города заливала небо синеватым светом Луна. Президент оторвался от экрана «Мака», бросил взгляд через плечо замершей у окна фигуры. И сам замер. Надолго, минуты на две. Потом начал говорить — медленно, как будто сам не был уверен:

— А ведь мы туда так и не слетали. Даже тогда.

— Что? — Премьер обернулся, не понимая. Президент смотрел сквозь премьера, в черную ночь. Премьер проследил за взглядом — огни города… ночь… Луна… Он что, действительно?..

Президент продолжил, столь же медленно:

— Я говорю — даже тогда, даже СССР на пике своем, на Луну не слетал. Не смог. Я не автоматы имею в виду. Людей.

— Ты предлагаешь… — Премьер не закончил фразу. Сине-желтый блин в небесах сиял маняще и нагло. Нереальный. Недосягаемый. «Да ну, ерунда», — слова уже готовы были сорваться с языка, но президент успел раньше:

— А что, Луна хуже Олимпиады? Народу понравится.

— Народу… Народу, конечно, понравится. Но при чем тут народ? Проблемы-то у нас не с ним. Нам надо отбить деньги на стройкомплекс и этот самый комплекс чем-то занять. Хотя народ… да, такое народ точно оценит.

— Вот-вот. Именно что оценит. Особенно после такого фортеля дорогих наших… «партнеров». А строй-комплекс… Строителям в качестве площадки можно дать космодром. На Дальвасе. Там пока ни шатко ни валко — придется… э-э-э-э… простимулировать. Финансирование усилим, помимо спецстроя, привлечем частников. Та же дорога… Какой-то объем заказов строителям точно будет.

— За-ме-чательно. Этих туда, тем отсюда кусочек… Ты вообще-то понимаешь, о чем говоришь? Масштаб темы понимаешь? Это же не отели со стадионами. Это махина. Это… даже не знаю, что сказать.

— А я знаю. И главное — знаю, что только что сказали нам.

— Ну и что же? — Вопрос премьера, конечно, был риторическим.

— А сказали нам очень простую вещь. Вы, ребята, — никто, и звать вас — никак. Можете играть в свои игрушки — олимпиады всякие, прочую чешую. Но только пока мы вам это разрешаем.

— Угу. А будете выеживаться — игрушки отберем и в угол поставим.

— В пятый. В пятый угол, имею в виду. И самое интересное: та песочница, которую нам отвели, — она сужается. Стремительно. А до каких пределов она скукожится через год? Через десять? Что следующее — Курилы, Калининград? Это же очевидно: нас будут мочить. Мочить жестоко. Я тут посмотрел новости маленько… По ходу пьесы — американцы отреагировали значительно жестче, чем нам казалось еще вчера. И, похоже, этот больной на голову парашютист все-таки станет президентом.

— Маккейн? Он же летчик?

— Был летчиком, — президент качнул головой вправо-влево, разминая шею. — Пока не сбили. А как сбили — стал парашютистом. Есть сомнения, что он постарается сквитаться?

— Хм… — Премьер насчет «сквитаться» сам был не промах, биография способствовала. Так что идею подхватил сразу. — Да он помирать будет — как бы к кнопке не потянулся. Он все Штаты без штанов оставит — а на противоракетную свою авантюру последний цент выскребет.

— Во-во. Пока у них каменный цветок не то чтобы выходит — но все же иметь в космосе серьезную инфраструктуру может оказаться весьма полезным… для сохранности упомянутой мошонки.

— Да понимаю я все! Все понимаю. И мошонку хотелось бы сохранить в целости. Но вопрос-то совсем в другом!

— Именно в этом. Чтобы нас не высекли, как нашкодившего пацана, надо начать играть с ними на равных. Не в «Челси» с «Арсеналами». А в настоящие арсеналы — большие, взрослые, без кавычек.

— И при чем здесь Луна?

— А при том, что ракеты — они разные бывают. Есть которые «Земля — Луна», а есть которые «земля — земля». Или «земля — воздух». А делают их одни и те же люди. И этих людей нам все равно выращивать.

— «То не люди, то студенты». Со студентов придется начинать. Или даже со школьников. Ты понимаешь, что работать банально некому? Ты понимаешь, что спецов по космосу у нас осталось с гулькин хрен? Что все, кто мог, свалил куда попало? Те, кто остался, — фанатики, а фанатиков мизер.

— Именно. Вот и начнем — пока еще не поздно. Хм… Пока, как я надеюсь, не поздно. Со студентов.

— С денег надо начинать. С де-нег. Потому что забесплатно — только сам себя, в подворотне. — Премьер начинал закипать. — Еще раз вопрос — откуда бабки?

— Из тумбочки.

— А если серьезно?

— Если серьезно — надо собирать отовсюду, откуда сможем. С Сочей, понятно, основную сумму придется снять. Мелочь оставим — гостиницы там, дороги те же. Чтобы совсем уж не обижать. Остальное — на Дальний. Миллиардов пять наскребем, что «освоить» не успели.

— Это — только строительство. Да и то, может, не хватит. А еще откуда?

— Часть придется выводить из резервов. Пока был шанс, что правила не поменяются, — резервы имели смысл. Теперь — нужно выводить. Постепенно. Прямо сейчас их вряд ли конфискуют, но лет через пять — не поручусь.

— Если через пять лет из этих резервов еще что-то останется.

— Это да. Тут… Тут риск. Это считать надо, — президент коротко простучал по клавиатуре, будто и в самом деле что-то считал. Хотя на самом деле максимум пометочку для памяти сделал, такими вопросами впору целые институты грузить. — Потом — надо внешние связи активизировать. Американцам, понятно, все это неинтересно, Маккейн даже МКС1 может прикрыть, в административном-то восторге. А вот Европа…


1Международная космическая станция

— Европа-попа. С ними договариваться — как белого бычка тянуть. Я пробовал. На высшем уровне их уламывал, посмотри архивы. Только доходит до реальных денег на реальное дело — все. На колу — мочало, начинай сначала. Их, конечно, можно привлечь — но только на готовенькое. Или на почти готовенькое. Вот тогда они понабегут. На грош пятаков наменивать. Так что на первом этапе я бы на них не рассчитывал.

— Как сказать. Думаю, с Европой как раз сейчас договориться будет чуть проще, чем раньше. Они оказались в интересной позе: Олимпиада — Олимпиадой, гадости — гадостями, но бить горшки по полной они пока не готовы. Пока. И вот тут надо эту их нерешительность использовать по полной программе. Дескать, сделали нам подлянку — теперь компенсируйте, если не хотите полного разрыва. Да и интерес в космосе у них не то чтобы пиковый — но есть. А там, глядишь, втянутся.

— Угу, втянутся… как кошка в пылесос. Впрочем, ты прав. С паршивой овцы… Китай?

— С Китаем тоже тяжело. Манера у них известная. Норовят купить образец, передрать один в один — и тебя же твоей же разработкой с рынка выпереть.

— Как наши в тридцатых.

— Наши в тридцатых забывали главное. С рынка выпереть. Ладно, с Китаем — проехали. — Президент уже считал варианты. — Индия, Иран?

— Индия… Индусы — это да, это интересно. Им и тяжелая ракета нужна, и корабль они свой хотят, чтобы от Китая не отставать. Поможем. А Иран… Они-то все оптом купят. Но как-то стремно. — Премьер нахмурился.

Президент согласно кивнул:

— Да уж. Ну, с Ираном — будем смотреть по обстановке.

— Угу. Если президентом и в самом деле Маккейн станет — и такому союзничку возрадуешься.

— А кто о союзе говорит? Просто продадим им что-нибудь такое… не слишком удобное для военного применения. Движки криогенные, например. С Индией же получилось.

— Получилось. Но то, что мы с тобой набросали, — это плюс пара миллиардов. Может быть, пять. Ну, десять. А надо-то больше.

— Ну, я знаю, кого можно раскулачить. — Президент в отличие от премьера совершенно каменным держать лицо не умел и чуть ухмыльнулся собственной шутке. — Сорок миллиардов нам хватит? Все равно ведь отберут, у них конвейер отлажен.

Премьер еле заметно моргнул. У него-то с контролем мимики все было в порядке, но больно уж шутка была злой. Поймать бы политолуха, запустившего эту мульку, да поговорить вежливо, в традициях конторы… Конечно, поймать-то не проблема, да времена не те, эх, не те…

— Сорок миллиардов — это теперь уже твоя забота. — Лицо премьера снова ничего не выражало. — Сорок миллиардов — непременный атрибут президентской должности. Как чемоданчик ядерный или «Андрей» первой степени. Мне теперь только два процента положено. Надо, кстати, их у этого… предпредпредшественника… отобрать. А то совсем страх потерял — в оппозицию когда еще ушел, а так до сих пор с ними в погоняле и ходит. А если серьезно?

— Если серьезно — надо думать. Долго думать. С кондачка такое решать…

— Это точно. С кондачка нельзя. И, кстати, не забудь подумать, как отбивать вложенное. А то будем по этой Луне с голой… мошонкой шляться. Как кимирсены какие.

— Обязательно подумаем. Но тут, надо учесть, часть — приличная часть, замечу, — пойдет по военным статьям. Вложение в безопасность, так сказать. А остальную часть действительно придется отбивать на гражданке. Значит, задачу надо ставить так, чтобы все основные элементы можно было в коммерции применить.

— И как? Какие элементы? — К технике, особенно такого масштаба, премьер относился настороженно, больно уж часто в предыдущие восемь лет она ассоциировалась у него с неприятностями.

— Тяжелую ракету, например. Для вывода больших спутников на геостационар. Понимаешь, сейчас кризис. В ближайшие лет пять рынок ужмется почти в ноль. Но потом-то всем, причем почти одновременно, понадобится и менять, и расширять группировку. И если мы будем вкладываться с таким расчетом, чтобы вся… или почти вся техника была двойного назначения, с возможностью коммерческого использования, — тогда на этом обновлении и отобьемся. Хотя бы частично.

— Угу. Кое-кто уже отбился. От рук. И не частично, а вообще по беспределу. «Хруничев» свою «Ангару» уже сколько обещает? А ГЛОНАСС1? Меня уже каждая сука, извини за каламбур, этим гребаным ошейником поддеть норовит. Это, кстати, о космосе. По оборонке — тоже примерчик есть замечательный, «Булава». А пятое, ети его мать, поколение? Какие пять лет, слушай? Уже все пятнадцать — а результата все нет.


1Глобальная спутниковая навигационная система. Один из космических «долгостроев» России. В качестве демонстратора возможностей этой системы широко рекламировался подаренный одному из первых лиц государства ошейник для его собаки, позволяющий определить ее местоположение.

— Это потому, что мы недостаточно активно используем злобинско-ипатьевский метод управления.

— Я?! Да я регулярно их злобно… это…

— Значит, не тех и не так. Придется объяснять товарищам, что они не правы. В пятидесятых же могли темпы выдерживать.

— Предлагаешь вызвать дух Виссарионыча на пару с Палычем? Вот это дело. Это народ как раз одобрит, это ты вообще замечательно придумал.

— Спокойнее. Оборонку вытаскивать надо по-любому. А то разбомбят к чертям. Аккурат году к четырнадцатому. Или чуть позже. То есть эта задача что так, что так встанет. — Президент загрустил. Были, были причины, чего уж там.

Премьер еще раз взглянул на висящую в небесах Луну, так и не изжитым имиджмейкерами движением почесал затылок.

— Тема… тема, конечно, правильная. Богатая тема. С нюансами разными интересными. Ладно, уболтал. Это даже лучше Сочей. Будем решать.

… И вот все об этих людях, как говаривала блистательная Шахерезада. Она, кстати, тоже любила рассказывать сказки о джиннах, ифритах, гигантских птицах Рок, многомудрых и добросердечных правителях, а также о других не встречающихся в нашем прозаическом мире существах.

А еще она рассказывала о мореходах, стремящихся с высоты мачты увидеть за манящим горизонтом новую, неведомую, полную чудес землю…


ДЕНЬ 1


26.08.2020

12:00 мск (10:00 СЕТ)

Париж, штаб-квартира ЕКА1


Президиум напоминал зверинец. Маленький, уютный европейский зверинец. Дитер Фальке, исполнительный директор лунной программы ЕКА, походил на розовенького поросеночка с аккуратной белесой щетинкой. Министр науки Италии был вальяжен и элегантен, как леопард. Представитель «Роскосмоса» — опять же традиционно, да и в полном соответствии с именем — напоминал отлично постриженного и по-европейски воспитанного медведя. Дружелюбного медведя. Представитель НАСА2, к сожалению, отсутствовал, так что подобрать ему анималистичную аналогию было невозможно. Ну и наконец, журналисты, как водится, изображали свору жадных до свежатинки волков. Определение «шакалы пера», как насквозь неполиткорректное, оскорбляющее и дискриминирующее индивидуума по признаку принадлежности к профессиональной группе, использовать не рекомендовалось.


1 EKA («ESA») — Европейское космическое агентство.

2 NASA — Национальное аэрокосмическое агентство США

— Господин Калитников, русская лунная программа является впечатляющим достижением, особенно учитывая экономический кризис, который Россия вместе со всем миром испытала на рубеже десятилетий. Как вам удалось за двенадцать лет, испытывая серьезные экономические трудности, достичь Луны?

Медведь пошевелился, улыбнулся — получилось вполне добродушно, — кивнул девочке-белочке у проектора. Картинка на экране за спинами «космического зоопарка» была внушительной, хотя и непонятной для подавляющего большинства собравшихся в зале. Пепельный шар Луны крестили разноцветные орбиты, взлетные и отлетные траектории. На самой Луне и вокруг нее прилепились очень солидные с виду наборы цилиндров, кубов, ферм, колес и иных блестящих штучек. Русский прокашлялся — с еле заметной рычащей ноткой — и начал:

— Да, программа осуществлялась в достаточно сложной экономической — а временами, как вы знаете, и политической — обстановке. Прежде всего мы применили комплексный подход. Достаточно весомая часть элементов нашей программы создавалась с расчетом на использование в других отраслях космической деятельности. К примеру, мы не могли по образцу наших партнеров из США разрабатывать гигантскую ракету, имеющую применение только в программах дальних пилотируемых полетов. Наша тяжелая ракета уступает американской по грузоподъемности почти в три раза. Поэтому мы вынуждены отправлять к Луне орбитальные и посадочные корабли по отдельности. Что, в свою очередь, потребовало создания на орбите вокруг Луны пересадочной базы — станции «Селена». Это своеобразный орбитальный терминал, на котором космонавты пересаживаются с орбитального корабля на посадочный, чтобы уже на нем достичь поверхности Луны. Однако в результате такого подхода наша ракета «Урал» оказалась востребованной при запуске новых тяжелых спутников связи на геостационарную орбиту1.

Герр Фальке встопорщил щетину на загривке и вопросительно повернул голову к русскому коллеге. Тот кивнул и откинулся на спинку жалобно скрипнувшего стула. Камеры довернулись на немца. Если русский говорил в основном об истории — то от европейца можно было ждать чего-то более актуального.

— Как вы знаете, русская ракета «Союз»2 выводит спутники с космодрома Европейского космического агентства в Гвиане уже более десяти лет. Могу сообщить вам, господа, что в настоящее время ЕКА и «Роскосмос» рассматривают вопрос о строительстве стартового комплекса «Урала» на этом экваториальном космодроме. Продолжение сотрудничества Европы и России позволит выводить на геостационарную орбиту спутники массой до двадцати тонн. Такие спутники могут располагать мощными передатчиками, которые дадут потребителям на Земле возможность принимать телевизионные трансляции или другую информацию того же объема даже на мобильные устройства с компактными антеннами.

Это было интересно, но не настолько — в журналистских кругах ходили слухи о большем, чуть ли не о совместной русско-европейской космической администрации. Но то ли слухи преувеличивали, то ли подковерные схватки вокруг дележа мест, вкладов и бонусов еще не закончились.


1 Геостационарная орбита — круговая орбита высотой около 36 тысяч километров, лежащая в плоскости земного экватора. Спутник на этой орбите вращается вместе с Землей и не меняет своего положения относительно земной поверхности. Такие орбиты используются для большинства спутников связи.

2 Ракета-носитель «Союз» — развитие первой в мире космической ракеты Р-7, или «Семерки», выведшей на орбиту первый искусственный спутник Земли. Различные модификации Р-7 — гагаринский «Восток», «Восход», «Луна», «Молния», «Союз» — золотыми буквами вписаны в историю космонавтики. Несмотря на несколько архаичную конструкцию ракеты, Европейское космическое агентство выбрало ее для осуществления пусков на геостационарную орбиту с европейского космодрома Куру во Французской Гвиане. Первый запуск намечен на 2010 год.

— Но ракета — это только часть всего комплекса, не так ли, господин Калитников?

— Разумеется. Однако мы по максимуму использовали уже готовые к тому времени решения — и наши собственные, и наших европейских коллег. Элли, будьте добры — следующий кадр...

12:20 мск

Луна, Океан Бурь

База «Аристарх»

Жилой отсек

— И что же, Сергей? На орбите над нами болтается все тот же самый «Союз»1, которому уже больше полувека. А к околоземной станции, — Пьетро махнул рукой куда-то в алюминий стенки, — такие же «Союзы» выводит ракета, которой по вашему пенсионному закону уже давно пора на заслуженный отдых. Да и по нашему тоже — «Семерка» — это же «она»? Я верно говорю?


1 Космический корабль «Союз» совершил свой первый полет в 1967 году. Под этим именем летало целое семейство кораблей. К этому семейству принадлежал и ЛОК — Лунный орбитальный корабль, разработанный для советской лунной программы 1960-х годов. Согласно расчетам ракетно-космической корпорации «Энергия», при определенной доработке современная версия корабля «Союз» может использоваться для доставки экипажа на окололунную орбиту и возвращения его на Землю.

— Есть хорошее правило. — Третьяков полулежал в гамаке, обхватив поилку обеими руками, грелся. Ноздри расширены, чтобы ни одна молекула ароматного чайного пара не пропала втуне. — Работает — не трогай. В смысле, не то чтобы не трогать совсем... Но резона менять что-то старое и надежное только потому, что оно старое и не такое блестящее, как у соседей, — он дернул головой в сторону противоположной стенки и едва не треснулся макушкой, — я не вижу. Хотя знаешь — с самого начала планировали сделать капсулу побольше, вроде «Ориона» у американцев. Но тут шарахнул кризис — и решили сэкономить.

— Кризис я помню. Я как раз тогда оканчивал университет. Очень боялся, что останусь без работы. Несколько лет очень тяжелые были.

— У нас тоже. Но выкрутились. А потом я в Отряд попал — и только знай, работай. Теория, матчасть, тренировки, зачеты. В Москву в первый раз толком как бы не в четырнадцатом выбрался. Глядь — а кризиса как не бывало.

— Смешно — нам в университет грант от ЕКА на работу с лунным грунтом тоже как раз в четырнадцатом пришел. И тоже — работы стало столько, что о проблемах как-то сразу забыл.

— Во-во. А насчет пенсионного возраста... Открою тебе страшную тайну. Когда мы высаживали десант в Осетии, у некоторых спецов я видел снайперки Мосина. Им вообще больше века. И кстати — моя «вертушка» тоже в шестидесятых годах разработана была. Летала и не жужжала, несмотря на свои сорок с лишним. То есть как раз жужжала, х-хе.

— Но это же застой?

— Почему застой? Просто развиваться надо с умом. Особенно если сил не очень много. В смысле, биться в стенку головой надо в том месте, где можешь эту стенку пробить. Причем не в соседний чулан, а хотя бы в коридор, по которому можно уйти хоть чуточку подальше.

— О, Сергей, вот тут — совершенно никаких проблем. Стенка прямо рядом с твоей головой, а за ней даже не коридор, а бескрайние лунные равнины! Иди — не хочу!

—Уел. А если серьезно... Могли бы мы поднапрячься и сменить «Союз» на «Тысячелетнего Сокола», а стандартный... ну, хорошо — почти стандартный модуль орбитальной станции на «Звезду Смерти» — тогда, конечно, стоило вложиться в такую замену. Но если «Икс-винг» на горизонте не просматривается — лучше потратить те же деньги на что-то совсем другое, на что-то, дающее тебе новые возможности.

— Например?

— Например, на «Козявку».

Пьетро закивал. Лунный посадочный корабль любили все — от детей до членов правительства. Не исключая разработчиков и космонавтов. Совершенно не похожий ни на советский лунник шестидесятых, ни на тех же времен американский кораблик, ни на «двухэтажный небоскреб» американского же нового «Альтаира»1, больше всего он напоминал насекомое. Пузатый баковый отсек — словно брюшко, обманчиво тонкие паучьи ножки посадочных опор, вынесенная в сторону кабина со жвалами стыковочного узла. Стрекозиные глаза пилотских иллюминаторов. Только солнечные батареи немного подкачали — не стрекозиного размаха, а скорее козявочного. Откуда и прозвище. Сергей продолжал мысль:

— Или, скажем, на «Бочку» нашу. И, что характерно, в результате мы здесь.

— Американцы тоже здесь. Причем на всем новом.

— Богатые люди. — Третьяков снова отхлебнул из поилки сладкого до вязкости чая, прищурился, как навернувший сметанки кот. — Хотя не гоняйся они за новьем, продолжи «Аполлон» — могли бы с семидесятых вообще лунный город построить. Луна-сити. Или хотя бы Луна-таун. А мы бы летали к ним только в гости. С коньяком в набедренном кармане.

Оба засмеялись. Планшет на коленях итальянца басовито гукнул. Пьетро открыл окошко, кинул короткий взгляд на колонку цифр.

— «Верона» сообщает — процесс завершен. Пойдем посмотрим, что там накапало?


1 Космический корабль, разрабатываемый в рамках программы «Cunstellation» — «Созвездие», инициированной Дж. Бушем-младшим в 2003 году. Предназначен для доставки экипажей до 4 человек и нескольких тонн оборудования с окололунной орбиты на поверхность Луны и обратно.

— Да, пора. Судя по телеметрии — литров десять кислорода. Пора менять дьюар.

Пьетро поводил пальцем по экрану, уточняя данные, засунул планшет под резинку на стене. Сергей поставил поилку в держатель, полупрошел-полупролетел в дальний конец «Бочки», скрылся за занавеской. Зажурчало.

— До чего приятно, когда есть хоть какая-то тяжесть. Пьетро, смена караула?

— Обязательно. Порядок есть порядок! — Они с трудом разминулись в узком проходе.

— Иногда мне кажется, что ты не итальянец, а немец. Ordnung muss sein1, все дела. Правда, для немца ты журчишь слишком уж мелодично.

— Какого черта, Сергей! Еще немного — и тебе пришлось бы мыть туалет! Я чуть не промахнулся! Из-за твоих шуток!

— Понял, раскаиваюсь. Но ты же химик, Пьетро! Я думал, настоящий химик попадет струей реактива куда угодно и в каком угодно самочувствии. По крайней мере, тогда на даче ты разливал в абсолютно салатном состоянии. И ни капли не пролил. Уважуха.

— В салатном?!

— Это когда спят лицом в салате, — и, не обращая внимания на сердитый взгляд напарника, уже совсем другим тоном, в микрофон: — Orbital Base, Orbital base. Here's Monblan-One.

— Monblan-One, Here's Vega-One on Orbital Base2. Привет, Сергей.


1 Порядок должен быть (нем.).

2 — Орбитальная база, Орбитальная база, здесь Монблан-Один.

— Монблан-Один, здесь Вега-Один, Орбитальная база (англ.).

— Привет, Настя. Куда Боба подевала?

— Роберт спит. Просил передать: ладья а-один — а-три.

— У-у-у... да он попал. Ладно, потом отвечу. Выход по Вероне, замена дьюара, начало тринадцать ноль-пять стандартного, предполагаемая продолжительность три тридцать.

— Принято. Выход по программе Верона, тринадцать ноль-пять, длительность три тридцать. Ожидаю теста связи скафандров через десять минут.

12:40 мск (10:00 СЕТ)

Париж, штаб-квартира ЕКА

— ...таким образом, сотрудничество России и Европы позволило нам наконец перейти от коротких миссий с ограниченным набором экспериментов к планомерному изучению возможностей промышленного освоения Луны.

— Вы имеете в виду «Гелий-три», господин Калитников? — Корреспондент явно был из подкованных.

— Увы, пока нет. Да, использование этого редкого изотопа гелия в термоядерных реакторах позволило бы решить проблему экологически чистой энергетики на сотни лет вперед. Однако лунные условия столь суровы, а содержание нужного изотопа в грунте столь мало, что в настоящее время это лежит за пределами наших возможностей. Пока мы решаем более скромные задачи. Но об этом вам лучше спросить господина Кальдеролли.

— С удовольствием, господа. — Итальянец перетек из позы ожидания в позу охоты, теперь жертвами были журналисты. По крайней мере, так казалось со стороны, а журналисты опровергнуть впечатление не спешили. — В рамках совместной программы исследования Луны группой итальянских химиков была разработана опытная установка по переработке лунного грунта. В настоящее время итальянский астронавт доктор Тоцци, сотрудник министерства, которое я имею честь возглавлять, проводит на Луне исследования по получению из лунного грунта такого важного за пределами Земли ресурса, как кислород. Естественно, с помощью российского коллеги, — снисходительный кивок в сторону русского.

— Кислород может быть использован для дыхания астронавтов?

— Разумеется — как только установка будет отлажена. И, что еще более важно, открывается возможность для применения кислорода в качестве компонента ракетного топлива. К сожалению, расчеты на нахождение в полярных областях Луны залежей льда, по-видимому, не оправдались, иначе мы могли бы добывать на месте и горючее — жидкий водород, и окислитель — жидкий кислород, используя более простые и эффективные процессы. Но увы. — Итальянец развел руками и снова почти мгновенно принял величественную позу. — Установка спроектирована очень элегантно. — Многим показалось, что министр хотел сказать «не менее элегантно, чем я выгляжу». — Для разогрева грунта наши инженеры предложили использовать дневные солнечные лучи, а для сжижения получившихся газов — холод длинной лунной ночи.

12:45 мск

Луна, Океан Бурь

База «Аристарх»

В шлюзовой камере было довольно тесно. Громоздкие скафандры занимали почти все пространство, оставляя людям минимум места — только чтобы повернуться. Экраны диагностики слепо пялились в столь же слепые бельма гермошлемов двух оставшихся на ночевку с экипажем «Кречетов»1. Остро пахло Луной — сухой, «пороховой» запах бодрил куда более приятным образом, чем надоевшая за девять ночных суток промозглость модуля. Еще было холодно — шлюз, только отчасти укрытый шатром дополнительной теплоизоляции, остывал очень быстро. А реактор они ждали только днем. Лунным днем.


1 В рамках лунной программы 60-х — 70-х годов XX века в СССР было разработано два унифицированных скафандра — «Орлан» для пилота орбитального корабля и «Кречет» для пилота посадочного модуля. В связи с прекращением программы предназначенный для перемещения по поверхности Луны «Кречет» был снят с производ­ства, орбитальный же «Орлан» используется до сих пор, постоянно модифицируясь. Вероятнее всего, в случае возобновления лунной программы появится и новая модификация «Кречета».

Сергей развернул свой скафандр на подвесе, между делом бросив взгляд на мониторы. Красняка не было, сплошная зелень. Отлично.

Связь с орбитой шла с еле уловимой задержкой — станция сейчас была над дальней, невидимой с Земли стороной Луны. Стандартные чеки, никакого балагурства. Изредка, невпопад из-за более солидной, трехсекундной уже задержки, вмешивалась Земля — дело было новое, операторы к лунной специфике привыкнуть не успели. Были, конечно, зубры той еще, старой школы, умудрявшиеся на наитии просчитывать разговор наперед, но таких в ЦУПе осталось мало — уж больно глубоким оказался провал между старым и молодым поколением. А эти — пока еще насобачатся... Впрочем — не ему ворчать. Сам всего второй раз в космосе, и то первый раз — почти не в счет, всего неделя. Обкатывали, так сказать, молокососа поближе к мамкиной титьке. Сергей закончил проверку, развернул скафандры на подвесках спинами к проходу. Открыл обе дверцы. Пьетро, уже в костюме водяного охлаждения, как и Сергей, повернул рычаг, задраивая проход в относительное тепло жилого отсека.

— Ну, пошли! — Оба сцепили ладони «крабом», немного постояли.

Пьетро слегка подпрыгнул, уцепился за перекладину на потолке и забросил ноги в черный провал люка на спине скафандра. Сергей проконтролировал консоль диагностики еще раз — все в норме — и заскочил в свою «одежку». Так. Подключить шланги жидкостного охлаждения, загерметизировать перчатки.

Крышка ранца с чмоком встала на место, щелкнули замки. В затылок повеяло ветерком — включилась вентиляция. Сергей уцепился за поручень, развернулся лицом к Пьетро. Тот уже корчил рожи из-за прозрачного забрала. Насосы ухватывали последние молекулы воздуха, тревожно мигнула желтая лампа. Уши заложило — давление в скафандре меньше половины нормального атмосферного. Сергей несколько раз сглотнул, приноравливаясь. Пьетро было полегче — повезло парню с организмом. Все, можно выходить. Третьяков ухватился за поручни и развел их в стороны, освобождая громоздкий костюм из зажимов. Несмотря на то что даже со скафандром он был легче своего обычного «земного» веса раза в два — ходить было не так чтобы сильно приятно. Впрочем, он уже приноровился.

Наружный люк пополз вверх, открывая еле освещенную дежурным светом лестницу, уходящую в серую пыль. Выход «на улицу» представлял собой зрелище совсем уж непафосное. Развернуться спиной к проему. Встать на карачки — и медленно, задним ходом, спускаться через проем вниз. Очень не героически, очень. Хотя со стороны, надо сказать, смотрится не так позорно, как изнутри. Даже где-то величественно. Слегка.

С последней ступеньки лестницы Пьетро спрыгнул — что, в общем, было запрещено инструкцией, но практиковалось космонавтами постоянно. В том числе и штатовскими, если судить по видеорепортажам.

Одновременно с прыжком включились основные прожекторы базы, ранее вырубленные из экономии. Пейзаж в их свете казался почти двумерным, резким до боли в глазах. Только слабый нежно-голубой свет Земли высоко над горизонтом смягчал серо-белый эстамп. Они постояли, традиционно глядя на почти полную Землю в черноте космоса. Красиво, черт возьми. Ради этого — ну, не только ради этого, но и за этим тоже — они сюда и прилетели. На решетчатой мачте закрутилась оранжевая, как у снегоуборочной машины, мигалка маяка (два раза «Ку!») — все, теперь можно и в путь.

До площадки было метров сто. Дорога нахоженная, неоднократно притом. Посадочный корабль, действительно напоминавший присевшее в серую пыль огромное пузатое насекомое, остался чуть в стороне. Маячок на нем был зеленый — все, типа, в порядке, ребята, я вас жду, если что. Чуть дальше за ним — посадочная площадка грузовиков, на которую через неделю или около того должен был сесть реактор. Будем надеяться, это «около» не затянется. Все-таки ночью, блин, прохладно, аккумуляторов хватает впритык. В первую ночь еще ничего — выходов почти не было. А в эту работы уже хватало, так что энергия была в дефиците.

Они подошли к «Вероне» — мешанине баков, кубов и панелей на решетчатых луноходных колесах. Солнечная печь была сложена, чтобы пылью не повредило зеркала, зато радиатор охладителя, напротив, топорщился, как гребень у варана. Вообще все это безобразие напоминало Третьякову скульптуры Вадима Сидура — есть на востоке Москвы, в Перове, такой забавный музей. Да, пожалуй, и у Пьетро в Италии пара-тройка скульпторов того же стиля найдется.

Рядом, на таких же, как у «Вероны», колесиках, присоседилась транспортная тележка от «Рено». Из всех признаков жизни на ней был только мигающий огонек диагностики — желтый. Переохлаждение. Ладно. Не переживет ночь — следующим днем французы все равно сбросят новую, вместе с припасами. Пьетро колдовал над установкой. Наконец, закончив танцы с бубном, ухватился за что-то в недрах «Вероны» обеими руками.

— Сергей, принимаю груз, подстрахуй, — ну да, сцепление с грунтом хилое — вес как у козы, а масса как у хорошего бычка. И наддув штанин-рукавов быстрым движениям конечностей не способствует, так что восстановить равновесие, если уж умудрился потерять, весьма проблематично. А подъем из положения «лежа на спине» в скафандре, не дай бог что, — операция шибко нетривиальная.

— Понял, страхую.

— Готов. — Пьетро чуть распрямился — даже не повело, но порядок есть порядок — и повернулся, держа в обеих руках небольшой дьюар. — Отлично. Хлора нет. Совсем нет. При желании можем использовать для дыхания. Жаль, что клапанов для залива местных ресурсов в танках станции не предусмотрено.

— Говорят, на следующей «Бочке» будут. А потом и на следующей «Козявке» — для дозаправки. И вот тогда наступит у нас полная благодать. Но вообще ты молодец.

— На самом деле — обидно. Для того чтобы заменить две прокладки ценой в двести евро за штуку, даже с учетом нестандартности, понадобилось два пуска «Уралов», один «Ариан»1, космический корабль, внеплановый грузовик.. Четверть миллиарда.


1 Ariane-5 — основная ракета Европейского космического агентства.

— Ну что поделать — неизбежные в космосе случайности.

— Откуда это?

— Это из глубины времен. У Ллойда в старые времена была официальная формулировка — «вследствие неизбежных на море случайностей». Понятно, применялась она по случаю всяческих неприятностей в основном. Ну а тут — не море, тут круче.

— Понятно. Подай, пожалуйста, пустой дьюар.

Сергей повернулся к тележке, соображая, где на ней может быть свалено хозяйство Пьетро. Ага — ящик с надписью «Verona», похож на снарядный, замки отщелкнуты. Что у нас под крышечкой? Через перчатки пробрало холодом. Ага, оно самое — ряд дьюарчиков лежал, чуть отблескивая, как самые натуральные снаряды. Сергей ухватил один за приделанные к внешнему кожуху кем-то предусмотрительным — Европа! — ручки и передал «снарядик» Пьетро. Тот уже пристроил заполненный и закрытый крышкой дьюар в гнездо рядом с полудесятком таких же. Принял у Сергея пустой, склонился к установке. Двинул локтями — Сергей подсознательно ожидал щелчка, но откуда щелчок здесь, в вакууме? В общем, из такого вот несоответствия различных органов чувств и ощущаешь себя временами как во сне. Бывает, во сне довольно малоприятном — особенно из-за холода ночью и жары днем, — но дико интересном.

— Все? Закончил? — итальянец действительно оторвался от мешанины труб, панелей и округлостей, глядел он, естественно, в сторону Земли.

— Да, все в порядке. До утра ей этого хватит, так что можем отдыхать.

— Тебе не кажется странным, что самая интеллектуальная работа, выпадающая на нашу долю в мире сем, — это поменять больному утку?

— Утку?

— Ну... Это посудина для сбора... выделений. В больницах.

— А... Понял. Горшок? Ночной горшок?

— Типа того. И иногда бонус — чисто армейские развлечения — бери больше, кидай дальше. Круглое тащить, квадратное катить, ну и так далее,

— Ничего удивительного. В обычной земной лаборатории все точно так же. Как правило. Особенно человек становится нужен, если что-то идет не так.

— Да уж.. Чудеса науки. Лететь на Луну, чтобы работать сантехниками. Бездна романтики.

— Сколько есть. Но мне нравится. Тут... просторно.

— Да, в конце концов — я бы на твоем месте только радовался. Не было бы проблем с этой дурой — не понадобился бы на Луне химик. Так что благодаря этим двум прокладкам ты попал в самый дорогой тур в мире. Да еще и кормят тебя круче, чем в самом навороченном московском ресторане.

— Это как? — Московские рестораны Пьетро посещал неоднократно, благо, занимался вместе с нашими кислородной темой уже лет пять. Почему и полетел. Да и русский за время совместной работы выучить успел, что тоже сыграло.

— Ну, сам посчитай. Двадцать тысяч евро за килограмм — если «Арианом», если «Ангарой» — пятнадцать. — Оба заржали.

13:20 мск (11:20 СЕТ)

Париж, штаб-квартира ЕКА

— Чэнь Юншэн, агентство Синьхуа. Прошу прощения, не могли бы вы прокомментировать возможное подключение Космического агентства Китая к лунным усилиям других стран?

— Пожалуй, я отвечу. — Калитников еще раз вызвал неудовольствие несчастного стула. — Известно, что в космической области, в том числе и в области изучения Луны, Китай проводил и проводит независимую политику. Хотя китайские спутники связи, как и спутники других стран, используются всеми нашими странами для передач и научной, и служебной информации. Что же касается пилотируемых полетов — насколько я знаю, программа полета корабля «Шеньчжоу-23»1, ожидающего в настоящее время запуска разгонного блока, который должен доставить его на орбиту Луны, не предусматривает стыковки с «Селеной». Однако в случае какой-либо необходимости такая операция возможна. По имеющейся у меня информации, наши коллеги из Китая планируют вывести свой корабль на орбиту, совпадающую с орбитой лунной станции. Системы китайских космических кораблей «Шеньчжоу», в том числе и системы стыковки, также соответствуют международным стандартам, что было продемонстрировано в ходе посещения китайскими космонавтами станции «Мир-2» в прошлом году.


1 «Шеньчжоу» («Волшебная Лодка») — космический корабль Китайской Народной Республики. По компоновке и геометрии спускаемого аппарата полностью подобен KK «Союз», но несколь­ко превосходит его по массе и размерам. Китайские официальные лица категорически заявляют, что корабль является чисто китай­ской разработкой.

— Я хотел бы добавить, — стул под немцем тоже был на последнем издыхании, — что после решения ряда политических вопросов мы могли бы объединить наши усилия. К сожалению, наш коллега из НАСА вынужден был срочно вернуться в США, так что мы не сможем услышать его комментарий. Но я не вижу ничего невозможного в таком развитии событий.

13:30 мск

Окололунная орбита

Лунная орбитальная станция «Селена»

Настасья свернула окно мониторинга выхода. Параметры скафандров Третьякова и Тоцци были в норме, а в случае чего ей придет оповещение. Вернулась к грузовому манифесту «Альтаира».

Станцию запустили два года назад, а разрабатывать начали намного раньше, когда окололунная орбита еще не была таким бойким местечком. Изначально предполагалось, что максимум, что будет висеть на двух ее причальных узлах, — пара (в самом пиковом случае) «Козявок» и один-два «Союза». Как бы не так. На причале командно-жилого модуля, «Луны-Пассажирской», как ее окрестил первый же экипаж, плотно прописались американские «Орионы»1, дожидающиеся своих «moonwalker»-ов. К другому модулю, служебному, регулярно стыковались взлетные ступени американских же «Альтаиров», возвращавшие астронавтов с поверхности Луны к «Леди Оу», «Мамочке», «Экспрессу Луна — Дом» — прозвищ у «Ориона» было много.


1 Космический корабль, разрабатываемый в рамках програм­мы «Constellation». Предназначен для доставки экипажей в 4-6 че­ловек на околоземные и окололунные орбиты, а также для возвра­щения экипажей на Землю. По конструкции подобен КК «Аполло», но несколько больше в размерах, за что получил прозвище «Аполло на стероидах».

Переговоры с американцами об их собственном модуле, на который можно было бы перекинуть и «Орионы», и «Альтаиры», а заодно навесить комплекс связи помощнее, тянулись уже второй год. Но пока модуль был только в эскизных проектах и, как подозревала Настя, не дойдет до металла еще пару лет.

А расшивать ситуацию нужно было уже сейчас. Через считанные сутки должен был стартовать с Луны «Альтаир» с Гражински и Альварезом. И оба осевых причала оказывались заняты. Соответственно, нужно было либо переводить один из двух кораблей на боковой узел, либо выпинывать американцев как можно скорее, чтобы иметь резервный причал на случай, если китайскому кораблю все же придется стыковаться.

А еще контроль посадки стартующего вечером реактора... Нет, положительно, в плане плотности движения Луна скоро догонит Тверскую в час пик.

Земля заваливала ее и Кэбота схемами, вариантами, графиками. За четыре часа сплошной нервотрепки они успели возненавидеть узкоглазых.

Прорвалось уже перед отбоем Кэбота, на вечернем «безумном чаепитии».

— Честно говоря — не люблю китайцев.

— Ты просто не умеешь их готовить. — Бобби поперхнулся соком. — Не обращай внимания. В оригинале это анекдот про кошек. Ой, извини. Больше не буду. Да, ребята они, конечно, высокомерные и неприятные.

— Не в этом дело. Просто, когда я еще был пилотом, мне приходилось сталкиваться и с вашими, и с китайцами. Конечно, ваши могут и умеют действовать жестко — как, например, зимой девятого над Никарагуа. Причем не то чтобы предсказуемо, но логично. Цивилизованно, если можно так выразиться. То есть если «Флэнкер»1 в острой ситуации перевел радар в режим наведения — это серьезный сигнал, что игры на нервах заходят слишком далеко и стоит подумать, как разрядить ситуацию, если ты не хочешь действительно устроить очень маленькую, но вполне настоящую войну. Мы отвечали тем же. Видимо, поэтому тогда все и ограничилось парой «опасных сближений».


1 Обозначение, используемое в НАТО для истребителя Су-27 и его модификаций.

— Мне казалось, что как раз тогда вы только и делали, что задирали друг друга.

— Конечно, задирали. Но, как это сказать... мы всегда контролировали ситуацию. С обеих сторон контролировали. Я хочу прощупать, как далеко к «Кузнецову» ты пропустишь меня, а ты прощупываешь, как далеко я могу зайти. Но все в рамках правил.

— А вы были уверены, что за режимом наведения последует пуск?

— Да. Такое случалось. Правда, довольно давно, еще при Советах. Впрочем, из пушек постреливали. Очередь впритирку, патронов на пять, не больше. Понимаешь, настоящие военные хорошо знают, что если серьезный парень достал пистолет — то не для того, чтобы попугать, а для того, чтобы выстрелить. Это знак «Стоп, приятель, дальше могут быть проблемы».

— Похоже на ухаживания на вечеринке. Надо завести себе для таких случаев радар. И переключать его в режим наведения.

Кэбот захохотал, потом выломил из блистера двадцатиграммовую буханочку «Бородинского» (почему-то перед сном он предпочитал русскую черняшку), закинул в рот. Крошки — летучий кошмар орбитальных станций, ужас, летящий на крыльях воздушных потоков. Поэтому и делают хлеб так — каждая буханочка на один укус. Хорошо делают: дочка, если Насте удавалось достать «на работе» такой блок, уминала его в секунды. Боб тоже прожевал с видимым удовольствием, усмехнулся.

— Так вот, о китайцах. Они совсем другие. Разная культура. Разная логика. Разные понятия о том, что должно делать, а что нет. Может быть, друг с другом они отличные парни — но мы воспринимали их как полных психопатов. Они могли выдавать кучу предупреждений, но не предпринимать никаких действий, если ты плевал на эти предупреждения с тридцати тысяч футов. А могли молча вертеться в отдалении, но когда ты давал им серьезный повод, например, залетал в их пространство, просто пустить ракету.

— Они были в своем праве, нет?

— Формально да. Но у нас и у вас было принято предупреждать — сначала о том, что ты вот-вот пересечешь красную линию, потом — жесткое предупреждение, потом —— радар в боевой режим. Следующим шагом был бы тот же самый пуск ракеты — но до него на моей памяти не дошло ни разу. Хотя такими играми занимались и вы, и мы. А может быть, именно поэтому. Большой опыт — с «холодной войны». А китайцы... Понимаешь... Если вернуться к упомянутому тобой флирту... Это вроде того, как если кто-то оказывает тебе знаки внимания, ты не выказываешь недовольства, потом он лезет... на запретную территорию — и ты всаживаешь в него пулю из револьвера, даже не вынимая его из сумочки.

— О, Бобби, da-arling1. Если ты вдруг забудешься и примешься искать приключений на стороне... на моей стороне — как минимум одно предупреждение я тебе обещаю.


1 Дорогой (англ.) — уже почти пародийное обращение любящей жены к мужу.

Роберт коротким шутливым поклоном выразил крайнюю признательность, собрал пустые упаковки в контейнер и отправился в каюту, баиньки. Настя снова вывела на планшет согласованную наконец-то схему и начала покусывать кончик стилуса, еще раз прокручивая в уме график предстоящих работ. Если китайцы обоснуются на станции — это станет проблемой. Другая история, другой уклад, другая логика. Но, в конце концов, они же тоже рвутся туда, где нет ни риса, ни свинины в кисло-сладком соусе, да, собственно, и вообще ничего из необходимых для жизни вещей. Луна (пока?) не имеет, в отличие от околоземных орбит, ни экономического, ни даже военного значения, на которое еще Сергей Павлович Королев списывал как свое, так и общее человеческое любопытство — а что же там, на самом дальнем видимом нам горизонте?

По крайней мере, любопытство у них такое же, как у нее, Боба, Пьетро, Сергея, — в зловещие планы по захвату Луны и переселению на нее «пиццотмильенов» китайцев она не верила. На ближайшие лет двадцать минимум. Значит, им есть о чем поговорить, хотя бы об этом самом любопытстве. Значит, есть и шанс поработать с ними, а заодно и понять их получше. Может быть, Боб и его пилоты просто не принимали или не разбирали сигналов того, что у китайцев заменяло включенный в режим наведения радар?

Когда-то она читала, что специалистов по контактам с иными цивилизациями надо тренировать на японцах (на ком тренировать японских спецов по инопланетянам, автор идеи не уточнял). Китайцы, наверное, тоже подойдут. Было бы интересно с ними поработать, в порядке практики — ведь наверняка где-то в паре десятков или сотен световых лет, в очень странном месте, в алюминиевой или там титановой трубе вокруг такого же негостеприимного шарика летает самочка... э-э-э... ужасного бармаглота, не менее любопытная, чем она сама. Нет, понятно — ей в оставшиеся, скажем, полвека (оптимистка!) вряд ли удастся долететь до очень странного места, но это же не повод сидеть сиднем? Когда-то она и к Луне попасть не надеялась, и вот она здесь. И вот уже три минуты смотрит не на экран с графиком работ, а в иллюминатор, в котором из-за ноздреватого горба Луны поднимается изумительно красивая Земля.

14:00 мск (12:00 СЕТ)

Париж, штаб-квартира ЕКА

— Еще один вопрос к господину Калитникову, если не возражаете. — Симпатичная дама, под сорок, но с девчачьим хвостиком, скорее всего американка, ну да. — Энн Бартон, «Ньюсуик». Насколько я знаю, первоначально русско-европейская и американская программы развивались независимо, однако сейчас на орбитальной станции находится совместный русско-американский экипаж?

— Видите ли, Энн... Мы, если я не ошибаюсь, говорили с вами три дня назад, перед началом конференции? Так вот — я уже упоминал, что программа реализовывалась не только в сложной экономической, но и в сложной политической обстановке. Сам старт программы был объявлен вскоре после конфликта в Южной Осетии...

— Вы имеете в виду грузинский конфликт?

— Я имею в виду конфликт в Южной Осетии, полагаю, что сейчас не время вникать в тонкости политических формулировок. В любом случае этот конфликт вызвал серьезное охлаждение отношений между Россией и США, еще более усилившееся со сменой администрации. Однако со временем и, возможно, не без влияния кризиса, который здесь уже упоминали, даже президент Маккейн был вынужден признать, что освоение столь сурового фронтира, как Луна и ее окрестности, невозможно без совместных действий всех заинтересованных стран. Нынешний полет американского астронавта в рамках программы «Лунного партнерства» — уже третий, и мы полагаем, что это партнерство будет продолжено.

— Еще вопрос — господину Фальке. За время совместной деятельности США, Европы и России на орбите и на поверхности Луны отношения России и Запада портились как минимум один раз — три года назад. Влияло ли это на взаимоотношения внутри экипажей? И может ли повлиять на них... — Фальке встрепенулся, как учуявший особо вкусного жука белесо-розовый брат Пумбы из мультика.

— Я понял ваш вопрос, мисс Бартон. Нет, разумеется, не влияет. Мы рассматриваем Россию как надежного партнера в космической деятельности еще со времен Советского Союза. Даже во время войны в Грузии на международной космической станции находился совместный экипаж — и так оставалось и в период сложных отношений между Россией и США. Никаких проблем между нашими астронавтами не возникло и в период украинских событий. Что же касается влияния на нашу программу ситуации вокруг Калининграда — насколько я знаю, Европейский союз призывает Россию прислушаться к обеспокоенности парламентов Польши и прибалтийских государств относительно размещения ракет вблизи их границ. Однако в том, что касается космоса, мы считаем, что эта сфера человеческой деятельности настолько важна для будущего всей цивилизации, что земная политика должна иметь на нее как можно меньше негативного влияния.

15:10 мск

Луна, Океан Бурь

База «Аристарх»

Индикатор зарядки аккумуляторов уже горел желтым у обоих, еще час-полтора — и пора топать обратно. Этот час решили угробить на осмотр грузовой посадочной площадки. Все-таки садящийся реактор — это не ежемесячная посылка с едой и кислородом. Вдоль линии вешек с оранжевыми маячками дошли до «Козявки». Третьяков потратил пару минут на чек внешней консоли. Машина держалась молодцом — ночь она переживала в соответствии с расчетами. Конечно, когда посадят реактор, будет проще: пробросить кабель к прикрытому крышкой разъему — и подогрев обеспечен. Но и изотопные генераторы пока справлялись.

За кораблем открылось широкое — с пяток футбольных полей, — относительно ровное пространство, испятнанное проплешинами от реактивных струй и исчерканное колеями луноходов. Один из них, сдохший еще две ночи тому, стоял метрах в ста от «Козявки». Оттащить его в сторону руки так и не дошли.

— Кран бы, — Сергей вздохнул, — а то утром возни будет... Обещали еще в прошлую смену закинуть, и где он, этот кран?

— Где-то в Тихом океане, ты же знаешь. — Ну да, Сергей знал. Увы, полеты «за бугор» — традиция давняя и не сказать чтоб изжитая. И у нас, и у франков. Только американцам везло уже пять лет подряд. Итальянец вздохнул. — А новый когда пришлют?

— Думаю, через год минимум, мы уже пятки греть на Земле будем.

— Жалко. Теперь придется откатывать maledetto carrello1 вручную.


1 Проклятую повозку (ит.)

— Ну а что делать-то. К тому же ничего страшного — открутим четыре болта, разблокируем колеса и откатим вручную. Всего двести килограмм, нетрудно?

— Сейчас нетрудно. — Пьетро повернулся вправо-влево, осматривая поле. — Трудно будет, если у посадочной ступени не сработают эвакуационные двигатели. Тонну мы с тобой даже на Луне не утащим. Как тогда принимать грузовики?

— Ну, я бы подсунул под две крайние опоры по ручной тележке, они все равно без дела валяются. Примотать их к опорам пустотным скотчем. А противоположный конец подхватил бы «реношкой» и уволок подальше.

— Русская смекалка?

— Она самая. Голь на выдумки хитра.

Эту поговорку Пьетро знал еще со времен работы с русскими на Земле. И относился к ней довольно скептически — конечно, недостаток денег она компенсировала, но за счет ужасающего количества совершенно непроизводительно потраченного времени.

— Лучше не быть голью.

— Разумеется. Быть богатым, но здоровым, а не бедным, но больным — оно завсегда лучше. Но, как говорят братья-хохлы, «шо маемо, то маемо». Хорошо американцам — скачут по Луне аки зайчики. Сегодня здесь покопали, завтра там. Оборудование каждый раз новое. Ремонта никакого. Не работает — на следующий «Альтаир» вешают уже проапгрейженную версию, со всеми наворотами.

— А почему вы не можете так же?

— Ракета хиловата. И экипаж, и припасы на месяц, и установку каждый раз новую — все вместе за один пуск не утащить. Вот и пришлось городить «Бочку», чтобы «посылок» дожидаться. Впрочем, Штаты тоже к нашей модели переходят — только у них «бочка» побольше и поуютнее. Раза в три.

— Ну, зато наш дом — первый. — В голосе Пьетро прозвучала нотка нежности. Мигающий огонек на мачте действительно был символом уюта, относительного, но уюта. Впрочем, Сергей предпочел поворчать:

— Дом... Дом — это когда ты приходишь, тебя встречает жена, борща тарелочку насыплет... Дети шум поднимают. Это когда кто-то тут родился, пеленки обоссал, вырос, наконец. А у нас пока избушка на курьих ножках и свалка на заднем дворе.

Сергей указал черным пальцем в сторону еле заметного в рассеянном свете Земли гребня кратера чуть поодаль. Даже отсюда была заметна впитавшаяся в вал посадочная ступень грузовика, немного не долетевшая до места штатного захоронения.

— Ну почему, скажи на милость, первое, что образуется рядом с человеком, — это свалка? Ты в Антарктиде был?

— Нет.

— А я был. В самом конце службы, перед Отрядом, сходил в командировку. Куча бочек для жилья, чуть побольше нашей, — и рядом свалка, здоровенная, какую и под Москвой не увидишь. Баллоны, доски, бочки — нормальные бочки, из-под горючего, трактора битые... даже самолеты хвостами вверх торчат. И все. Душераздирающее зрелище.

— И что, кроме домов и свалки — ничего? Ни жен, ни детей? Ни борсча?

— У нас нет. Жен и детей в смысле. Борщ — в наличии. А американцы на Мак-Мердо и правда семьями живут.

— С детьми?

— Бывает, и с детьми. Кстати, у чилийцев дети точно есть. Вроде даже родился кто-то там. А у нас только кладбище, с пятидесятых еще. Тьфу-тьфу-тьфу. — Сергей постучал перчаткой по задранному по ночному времени на темя светофильтру.

— Ну, вот видишь. Значит, свалка — просто необходимый этап. Сначала кладбище и свалка, потом дети и дом.

— Ну, ты логик. Ладно, про кладбище не стоит. Это я по дури сморозил, а ты не повторяй. Все, резерв десять минут, пора двигать на базу. А то, как прихватит холодягой, будем мы с тобой основателями именно что местного кладбища. Как еще одного необходимого этапа по превращению Луны в дом.

Они двинулись на свет маяка плавными скачками. Не очень длинными — сантиметров семьдесят, но скорость была лишь немного ниже, чем у пешехода (само собой, без тяжелого панциря) на Земле. Такой черепаший галоп, конечно, требует практики — хотя бы в пару выходов, но зато потом получается практически без проблем. Главное, не навернуться на скаку.

15:10 мск (13:10 СЕТ)

Париж, штаб-квартира ЕКА

Пресс-конференция давно закончилась. Калитников вздохнул было свободно — говорить с прессой он не очень любил, как всякий уважающий себя российский чиновник. Но когда тебя перехватывают по дороге к лимузину и нацеливают десяток камер — лучше, если есть возможность все-таки не прятаться за широкие (хотя и не столь широкие, как у него самого) спины сопровождающих. Слишком частое беганье от прессы вредно влияет на бюджет — уж это-то за семь лет работы с европейцами он усвоил.

Хотя эти явно готовят какую-то пакость — слишком много камер для случайной встречи.

— Извините, господин Калитников. Исихиро Томонага, «Киодо Цусин». Господин Калитников, насколько я знаю, в России готовится к запуску ядерный реактор, предназначенный для лунной базы. Не является ли запуск этого реактора угрозой для экологии? Тем более что трасса выведения проходит в непосредственной близости от территории Японии, и это вызывает законную озабоченность японского правительства.

— Ни в коей мере. Во-первых, реактор будет активирован только после установки в предназначенном для его размещения кратере. До этого — и при выводе на орбиту, и в течение перелета к Луне, и во время посадки, и при его перегоне с посадочной площадки на место стоянки — он будет заглушён. Соответственно, никакой ядерной реакции, приводящей к образованию опасных изотопов, в нем идти не будет.

— Но если запуск завершится аварией — разве обломки реактора не будут представлять опасности?

— Я еще раз хотел бы подчеркнуть, что реактор во время выведения заглушён, ядерная реакция в нем еще вообще не стартовала. Так что опасных в плане радиации элементов в нем просто не успело накопиться. Кроме того, трасса выведения проходит значительно севернее территории Японии. Однако на случай нештатной ситуации на участке выведения капсула реактора снабжена системой спасения, аналогичной той, что используется для спасения экипажей. Отмечу, что эта система использовалась при выводе реакторов прикладного назначения, начиная с две тысячи семнадцатого года.

— Не могли бы вы рассказать подробнее про эти реакторы? Эта система уже применялась при их запусках?

— Все запуски прошли штатно, и применения системы спасения не потребовалось. Однако эти реакторы не имеют никакого отношения к лунной программе, и мне бы не хотелось углубляться в этот вопрос.

16:00 мск

Луна, Океан Бурь

База «Аристарх»

«Бочка» встретила их мягким светом из полускрытого шатром теплоизоляции люка. Пьетро поднялся по лесенке первым, Сергей выждал, пока облепленные реголитом подошвы скроются в глубине шлюзового отсека, и двинулся за ним. Люк беззвучно встал на место, цвет индикатора сменился на зеленый — контакт есть. Итальянец нажал кнопку на пульте у внутреннего лаза. Скафандры приопали, через шлем начал пробиваться свист заполняющего шлюз воздуха. Тоцци уже пристраивал свой «Кречет» к «вешалке». Еще минут пять — и через отщелкнутую спинную дверцу в скафандр ворвался пахнущий Луной воздух тамбура. Воздух в скафандре сразу же показался прокисшим — пот. Хотя и не жарко, да, не жарко. Днем будет хуже. Сергей присел в проем наспинного люка, облокотившись на штангу крепления.

Пьетро уже вытаскивал из ниши шланги «пылесоса». Точнее, «Многофункционального агрегата обдува скафандров», но кто же в здравом уме и трезвой памяти такое выговорит? Пылесос — он и есть пылесос. Совок с отсосом под ступни, подводящий шланг чуть выше. Пылесос загудел, сдувая с подошв лунную пыль, мгновенно исчезавшую в раструбе.

— Правильно! Сапоги надо чистить с вечера, а утром надевать на свежую голову! — Пьетро только отмахнулся от изрядно уже приевшегося юмора из русских армейских арсеналов. В Италии такой юмор называли «карабинерским». В принципе «сапоги» везде одинаковы, как и отношение к ним, особенно в научной среде. Но русские военные, оказывается, даже гордились репутацией дуболомов, вплоть до того, что собирали и цитировали особо тупые шутки к месту и не к месту. Чаще, к сожалению, не к месту.

Сергей спрыгнул на дырчатый настил, шланги просунули в дверцу скафандра Пьетро — первым вошел, первым сушишься — и дали теплый воздух. Костюмы и перчатки сушили уже в главном отсеке.

Сменив белье (одноразовое, по комплекту на выход), Пьетро обернулся. Командир стоял в интересной позе — рабочий костюм одет только наполовину — и разглядывал пыльно-серую полосу на штанине. Накинул наконец куртку, взял из полувыпотрошенной пачки салфетку, провел по стене туалетной кабинки. Крякнул и обернулся к Пьетро. Задумчивый взгляд командира ничего хорошего не сулил.

— А скажи-ка, дорогой товарищ... В смысле — уважаемый господин доктор. Ты ведь в армии не служил?

— Нет, мне повезло, у нас призыв отменили, начиная с четвертого года. А мне тогда восемнадцати еще не было! — Пьетро воссиял. А зря.

— Жаль. Очень жаль.

— Почему?

— А вот почему. Что такое белоснежный носовой платок старшины, — взмах салфеткой, ставшей вдруг серо-бурой, в тон равнине и скалам там, за стенкой, — и, главное, как он применяется, вы, господин доктор, наверное, не знаете?

Переходы с «ты» на «вы» и обратно тоже изрядно нервировали. Во-первых, у итальянцев так не принято. А во-вторых, никогда не поймешь — то ли это переход от шуточек к серьезному разговору, то ли это очередная ступень той же шутки, замаскированная под эту самую серьезность. Очень трудно с русскими, особенно с русскими военными...

— Знаю, Сергей. — Печальный вздох. Ну почему нельзя было сказать нормально? — Только у нас это — белый халат шефа.

— Ох-х, уважаю я химиков. Вам бы еще строем ходить научиться и извилину дополнительную фуражкой натереть — совсем на людей похожи будете.

Пьетро опять немного покоробило. Не столько от очередной порции казарменного юмора, сколько от нехорошего предчувствия — такое вот грубоватое фиглярство обычно предшествовало чему-то совсем уж неприятному, намного худшему, чем после простого чесания затылка.

— Ну, раз такое дело, раз вы, синьор доктор, в курсе — достаем салфеточки и начинаем все тщательно протирать. Особенно за панелями.

— За панелями?! — это, пожалуй, было уже слишком. Даже для настроившегося на неприятности организма. Сколько же этих панелей на базе... А за ними — кабели, трубы, баллоны... Мамма мия... И это постоянное «синьор»... Ну не говорят так в Италии, не говорят! Пьетро попробовал (и в отместку, и чтобы показать командиру всю нелепость такого обращения) каждый раз называть Третьякова «товарищ» — но русский воспринял это как должное. Другая культура.

— За ними, за родными, — Сергей, тяжело вздохнув, достал из инструментального ящика отвертку, — ты состав этой пыли знаешь? И свойства — в смысле, скажем, проводимости? Коротнет что-нибудь эдакое, типа контроллера состава атмосферы, — и пишите письма.

— Ох... — дополнительных пояснений не понадобилось. Пьетро подскочил и рванулся к шкафчику, забитому гигиеническими принадлежностями.

18:00 мск

Окололунная орбита

ЛОС «Селена»

Сотней километров выше панели не снимали, а, наоборот, ставили наконец на место. К счастью, проблема была не в пыли — попади четверть пылесосного бачка тонко размолотого реголита в невесомость — никакие фильтры не справились бы. Разнесло бы исправно проводящие электричество крупинки серой пудры сквозняками от вентиляторов по углам, по щелям — и у Насти с Бобом были бы серьезные проблемы.

Собственно, такое уже случалось. Первый экипаж, не имевший в отличие от американцев того самого опыта, который изучением чужих отчетов не заменишь, надо свой собственный нарабатывать, и хорошо, если потом, а не кровью... Так вот, первый же экипаж притащил на ботинках, в складках скафандров, по углам — по щелям козявочьей кабины этой пыли грамм полста, если не больше. Для полного забитая давно не менявшихся фильтров — впрочем, то было не раздолбайство, просто график их замены так лег — хватило половины этого количества. А из того, что осталось, одна крупинка нашла-таки себе уютное местечко в потрохах одного из станционных компов. К счастью, отрубившийся сервер не был критически важен — ключевые комплексы были полностью герметичными. Как раз на такой случай, ну или, тьфу-тьфу-тьфу, на случай резкой декомпрессии.

Но вот канал связи с Землей заткнулся почти на сутки. Сколько народу успело поседеть, пока личный ноутбук одного из космонавтов спешно конфигурили под резервный сервак история умалчивает. Однако справились, и обошлось без инфарктов. Следующий экипаж заменил сервер — но и ноут оставили в качестве горячего резерва, запихав, вместе с блоком питания, за одну из панелей. Потом про него, естественно, забыли. И даже по документам он вроде бы не проходил. Только при смене экипажей, причем почему-то, как правило, в последний момент, новому командиру сообщали — вот, дескать, есть тут электронный «заяц». Начнет глючить — отруби, а пока работает — не трогай. Ну и не трогали.

Сейчас, слава богу, дело было не в пыли, но радости это не добавляло. На станции воняло. В принципе в космических кораблях воняет всегда — но есть вонь фоновая, привычная и где-то даже родная, а есть экстраординарная. Как сейчас.

Знаете, какие вопросы из числа задаваемых любопытными школьниками больше всего ненавидят что космонавты, что астронавты? Про тайконавтов разговор особый, у них культурная специфика своя, да и китайские детишки воспитаны несколько по-иному.

Правильно. Про туалет в невесомости. И все, что с ним связано. Почему детеныши интересуются именно этой темой — в общем, понятно: «пионерский юмор» после резкого сокращения числа пионеров не изменился. А почему ненавидят... Потому что связаны с этим оборудованием в основном вот такие неприятности. Не смертельные, но жизнь портящие так, что мало не покажется. То электролизер накроется, то труба рекуператора протечет, как сейчас. Причем, по закону подлости, как раз за обшивкой Настиной каюты. Больно уж агрессивная это гадость — человеческие выделения.

Короче, график пошел насмарку. Хорошо хоть, личные вещи Настасьи удалось спасти. Жидкости в магистралях было немного — все-таки не стоквартирный дом. Но вот давление в этих самых магистралях...

Короче, пока Настя с помощью злого и невыспавшегося Боба ликвидировала утечку, штук сорок мелких вонючих шариков зависли в воздухе — хорошо, вентиляторы успели отрубить, и по всему объему содержимое трубы разлететься не успело. Теперь их предстояло отловить. И заниматься этим предстояло именно ей. Боб методично закручивал крепящие панель винты. Все двадцать четыре винта. Впрочем, на каком-то из «Салютов» в одной из таких вот панелей таких винтиков было аж девяносто шесть. Советское, то есть, простите, российское — значит, надежное. Хм. Иногда надежное. Н-да.

19:00 мск

Луна, Океан Бурь

База «Аристарх»

Пыли в укромных уголках за многочисленными панелями станции оказалась масса. Пришлось опять вытаскивать из шлюзовой пылесос и даже быстренько собирать из скотча и куска пластиковой трубки самопальную насадку для доступа к особо заковыристым местам. Земля такую дотошность, к тайному огорчению Пьетро, горячо одобрила. Правда, предупредила, что заряда аккумуляторов осталось не очень много, так что там, где можно обойтись без пылесоса, лучше собирать пыль подручными средствами. В конце концов, мыться, точнее, обтираться, можно и через день, а вот энергии до рассвета взять неоткуда. Тем не менее пылевой бункер забился до конца, в следующем выходе придется опорожнять. Ну и еще салфеток извели три пачки. Но это-то ладно, душ (да какой там душ, одно расстройство) через день действительно можно перетерпеть. Но вот командирские шуточки...

Ну почему, черт подери, эти военные считают себя непревзойденными юмористами? Особенно — когда дело касается гальюнов. «Вы, доктор Тоцци, химик, значит, по части обеспечения чистоты сложного химического оборудования вам и карты в руки». Конечно, командир без дела не сидит — свесился через люк в полу в «трюм» и аккуратно, подсвечивая себе фонариком, убирает остатки пыли из аккумуляторного отсека. Работа ответственная, слов нет. Аккумуляторы — это жизнь. И сам доктор Тоцци в своей лаборатории такую работу стажеру-старшекурснику тоже бы не доверил.

Да и туалет чистить было давно пора.

Но все равно — обидно.

Командир вынырнул из дыры в полу, потряс головой. Недоверчиво посмотрел на «условно белоснежный» лоскуток в руке. Ну да, ни безвестный русский старшина со своим платком, ни маньяк чистоты профессор Киршнер, принимавший у бакалавра Тоцци лабораторные, довольными бы не остались. Конечно, по сравнению с бурыми комками, сваленными в очередной пластиковый мешок, — вполне терпимо. Но все же... На высоком челе Третьякова морщинами отпечатались тяжелые боренья духа — удовлетвориться достигнутым и уронить марку русских ВВС либо признать результат недостаточным и угробить еще часа три и две пачки салфеток из четырех оставшихся.

Пьетро следил за мучениями командира со злорадством и помогать ему вовсе не собирался. У него-то все было в порядке — не придерешься. Насчет чистоты химического оборудования командир не ошибся — уж что-что, а это вбивается в подкорку еще на первых курсах. Да и, по правде говоря, полировать «ночную вазу» было попроще, чем возиться с собранными в жгуты кабелями под полом.

На выручку Третьякову пришла Земля. С показным сожалением бросив салфетку к остальным, русский нацепил гарнитуру. Разговор был сугубо техническим и, видимо, ничего хорошего не сулил. Так что Пьетро явочным порядком, не дожидаясь «контрольного мазка», закрыл крышку унитаза, добавил свою салфетку к третьяковской и начал устанавливать на место снятую секцию пола. Командир не возражал, глянул даже с облегчением и благодарностью. И по окончании разговора с Центром к шуткам был не склонен. Смотрел оценивающе, словно даже опасаясь начать разговор. Как будто любимая тетушка скончалась.

— Что-то случилось?

— Угу. На Земле прикинули баланс по энергии.

— И что?

— И такие дела выходят, что для того, чтобы дожить до утра с необходимым резервом, придется нам температуру еще скинуть. До двенадцати.

Пьетро застонал — частью, естественно, в шутку. Но только частью.

— Понимаешь, утечка тепла идет. Непредусмотренная. Похоже, через опоры в грунт. Вроде немного, пять процентов всего, но в результате набегает — мама не горюй.

— Креново. — Звук «х» итальянцу не давался, но русские идиомы Пьетро выучил, еще работая в институте, методом, как принято говорить, «глубокого погружения», во время командировок в Москву, довольно частых. И вывел для себя простое правило: чем более цветиста речь, тем серьезнее проблема.

— Куда уж хуже. Самому тошно. Ну и программу выходов сокращают. Точнее, просто режут. До утра.

Это было логично. И наружное освещение, и перезарядка скафандров, и система шлюзования, и тот же пылесос жрали энергию, как слон брюкву. Кто хоть раз эту картину видел — поймет. Так что ночные прогулки по Луне до утра — роскошь.

Самое то слово, кстати. Роскошь — это что-то хоть и дорогое, но приятное, поднимающее настроение. Как яхта в бескрайнем море. Конечно, там, снаружи, никаких «струй светлей лазури» и соленых брызг не наблюдается. «Луч Солнца золотой» — когда есть, когда нет. Сейчас, например, нет, а когда есть — через час уже не знаешь, куда от этого яростного золотого луча спрятаться.

Скафандр тяжелый и неудобный, внутри — то жара, несмотря на водяное охлаждение на всю мощность насосов, то (если ночью вынужден стоять без движения, например, страхуя командира) холод, несмотря на водяной же обогрев. И вне зависимости от жары или холода — пот на лбу, который можно смахнуть, только приложившись к подушечке, укрепленной на внутренней стороне шлема.

Да и с красотами туго. Серо-черная картинка впечатляет буквально неземным величием, но устаешь от нее уже на пятой минуте. Единственная отрада — бело-голубой диск либо серп Земли на черном бархате. Но стоило ли улетать от этого мягко сияющего диска лишь для того, чтобы получить его как единственную отраду в величественных, но чужих и безжизненных небесах?

Стоило. Потому что душа — душа, не внемля усталому телу, поет. Даже несмотря на пот и плюс двенадцать в их маленьком убежище. А тот, у кого она не запела бы, сюда просто не попадает. Пьетро — попал и был, наверное, все-таки счастлив. Несмотря на такие вот, как говорит командир, «обломы».

Да и чисто с практической точки зрения... Пьетро не отказался бы еще повозиться с «Вероной» — кислорода можно было бы надоить еще пару литров минимум. А так — наработанный газ придется выпустить в вакуум, чтобы освободить баллоны под переработку новой порции грунта. Голодный ночной паек сильно мешал экспериментам.

Ситуация должна была измениться с прибытием реактора — кстати, где он?

— Сегодня стартует, через полчаса, — то ли Третьяков обладал недюжинными телепатическими способностями, то ли Пьетро проговорил остаток фразы вслух, причем по-русски. А может быть, они думали в унисон — сейчас быстренько приберемся и будем смотреть телевизор. Москва дает канал. И — отдыхать.

19:25 мск

Московская область

Звездный городок

Отдыхать оставалось меньше недели — обоим. Алена, которой с первого сентября опять предстояло стать Аленой Михайловной, нежилась в «отцовском» кресле, которое будет в ее распоряжении еще три с лишним месяца, до возвращения Сергея. Сашка в одних трусах стоял за гладильной доской — несмотря на все ее поползновения, доверить матери столь ответственное дело, как глажка парадки перед возвращением из отпуска, было совершенно немыслимо. Хотя первые трое суток дома он буквально купался в ее квохтанье, благосклонно принимал пирожки и прочие домашне-кулинарные изыски. Потом наступил черед забегов по друзьям, включая таковых женского полу. Это Алену нервировало — поднаторевший в училищных самоходах младший конспирацию блюл свято и знакомить ее с подругами (подругой?) не спешил. Одну — рыжую, сантиметра на два выше сына, она случайно увидела с ним в «Востоке». Прошла, само собой, мимо, хотя любопытство просто выжигало изнутри. Деликатный обыск сынулиной комнаты, разумеется, в его отсутствие, результатов не дал — училищная школа и тут оказалась на высоте. Даже по отношению к навыку педагога с двадцатилетним стажем. С Пашкой было проще — тот как влюбился в восьмом классе в девочку из параллельного, так и увез ее в июне с собой на «точку». И если Алена что-то понимала в этой жизни, ждать внука ей оставалось с полгода. Как раз дед (эх-х... А она будет — бабка... Надо же...) со своей Луны вернуться успеет.

— Девятнадцать тридцать! — Еще четыре года назад Сашка сказал бы «полвосьмого». — Мам, врубай пятнадцатый!

Алена пошарила в глубинах временно, но плотно оккупируемого ею кресла — пульт так и норовил затеряться в дебрях подушек. Чем хороши маленькие городки, растущие вокруг действительно серьезных контор, — так это своей, особой общностью. Пятнадцатый канал был «для своих». Ну да, в Штатах канал НАСА общедоступен — но у наших, как всегда, собственная гордость. Космические сюжеты крайние лет десять давали по центральным программам раза в два-три чаще, чем до перехода Сергея в Отряд, но по «пятнашке» информация проходила с пылу с жару, да и причесать ее под официоз не всегда успевали. Почти никогда, чего уж.

Успели как раз вовремя — картинка была, как из сказки. На «Восточном» стояла глубокая ночь, ракета сверкала в лучах прожекторов, как ледяной замок, — что подчеркивалось оседающим в тех же ослепительных лучах кислородным паром. На мгновение тепло летнего вечера продернуло холодом, даже захотелось завернуться в плед, но только на мгновение. Звуковой ряд шел вживую — со всей положенной предпусковой суетой, один деятель даже матюкнулся в эфир, вызвав профессиональное желание сделать замечание. Счетчик в правом верхнем углу отсчитывал минуту до старта, уже отошла башня, реплики в трещащем эфире поднимались до звенящего крещендо, чтобы достичь кульминации в знаменитом:

— Пять!

— Четыре!

— Три!

— Два!

— Один!

19:45 мск

Хабаровский край

Окрестности г. Углегорск

Космодром «Восточный»

— Подъем!

— Есть контакт подъема!

Эти слова звучали уже бессчетное множество раз, и все равно — каждый из сидящих и стоящих в зале как будто сам отрывался от Земли. Экраны полыхнули белым, через полторы секунды до бункера докатилась первая волна, передавшаяся дрожью пола через подошвы форменных ботинок, щегольских туфель и простецких кроссовок. Еще через пять секунд, как раз под «Тангаж, рысканье, вращение в норме», подошла вторая волна, воздушная. Теперь вибрировали и стены. На главном экране тяжеловесная конструкция из пятерки «сосисок» — центральная подлиннее, боковые покороче — все увереннее и увереннее карабкалась в черное небо, опираясь на ослепительный столб огня.

— Красиво, ч-черт! — Из пары десятков толпившихся в зале военных и штатских реально работали только четверо в фирменных черно-синих куртках, в среднем по два монитора и полтора компа на нос. Не пятьдесят седьмой год, чай. Так что остальные — те, чье время еще не пришло, и те, чья работа уже завершилась, — имели полную возможность кто нервничать, кто любоваться.

— Угумс, — собеседник был как раз из тех, кто нервничал. Штатский костюм сидел на нем, как мундир — не современное не пойми что, а гусарский, золотого девятнадцатого века. Из разряда «смерть барышням». Глядел гусар через плечо невзрачного мужичка за крайним пультом. У того, помимо стандартной клавиатуры и «мыши», под правой рукой примостилась черная коробка с красной кнопкой под мутноватым оргстеклом. Коробка имела вид совершенно советский — винты под плоскую отвертку, с полукруглыми головками, уходящий куда-то за стол кабель. Тоже явно из запасов «на случай ядерной войны» — толстый, сантиметра полтора. Хороший кабель, военный. Однако ж губчатой резины подушка под запястье была вполне удобной: рука в сине-черном лежала без напряжения, в миллисекундной готовности отбросить крышку и давануть на красный кружок со всей мужичковой дури.

— Отсечка первой ступени... десять секунд... минус один, минус два, минус три... Есть отсечка первой ступени!

— Хороший запас, — поклонник красоты был спокоен. Мартышка-переросток, прямая противоположность отбивающему дробь по крышке планшета гусару. Однако ж то ли умел излучать уверенность и спокойствие по желанию, то ли действительно нервы имел отнюдь не мартышечьи. А может, и то, и то сразу.

— Хороший. Подожди, Абрам... — очередное «в норме» позволило нервному слегка сбросить напряжение.

— Ты переживаешь, как будто там живые.

— Живые — не живые... Погоди маленько, а?!

— Есть увод САС1! Есть сброс головного обтекателя! — сообщения сыпались, как из пулемета. Большой нужды в них не было — всякий, кому надо, все видел и так, но — традиция. Мужичок слегка откинулся на спинку кресла, устало, будто мешки ворочал, вздохнул и убрал руку от красного кругляша.

— Ну все, Филоныч, расслабься. — Любителя красоты, похоже, самого отпустило только теперь. — В первый раз, что ли?

— Считай, в первый. На запуске крайней «Легенды»2 был, конечно. Но вояки не в счет.


1 Система аварийного спасения.

2 Система морской радиоразведки, применявшаяся СССР для слежения за кораблями США и НАТО. На низких орбитах спутник испытывает относительно большое сопротивление остатков ат­мосферы, что делает невозможным применение мощных (а зна­чит, и больших) солнечных батарей. Поэтому на спутниках «Ле­генды» применялись компактные ядерные реакторы. В настоящее время (2009) система свернута, однако разработка новых реакто­ров, судя по сообщениям прессы, продолжается.

— «Вояки», ха. А сам-то кто?

— Кто-кто. Дед Пихто. Это, Абрам, хоть и было давно и неправда, но военные дела — это, можно сказать, проза жизни. А Луна — это, понимаешь, для души.

— Есть отсечка второй ступени! Есть включение двигателей разгонного блока! Параметры траектории... штатные! — Еще минут через пятнадцать — под почти левитановское «Есть отделение разгонного блока!» — мужичок при красной кнопке обернулся и подмигнул нервному.

— Ну и вот, а ты боялась. Все, ребята, улетел ваш камешек. По высшему разряду отправили, как космонавтов. Так что с вас — поляна. Как сядет, конечно! — поспешил он поправиться, натолкнувшись на негодующий взгляд.

20:30 мск (12:30 EDT)

Вашингтон

Штаб-квартира NASA

Специальная группа

— Улетели. — Люди в комнате не нуждались в спецканале — одно из преимуществ демократии. Без шуток. Если избиратели, налогоплательщики тож, интересуются, куда именно улетают их налоги, — они получат отчет во всех возможных формах. Включая информацию о конкурентах — то ли для сравнения, то ли за компанию.

Есть, правда, нюансы — показывают далеко не все из числа столь же интересного. Вот этих людей, как правило, широкой публике не демонстрировали — разве что на втором-третьем плане. Кстати, абсолютно правильно — иным подводным течениям лучше под водой и оставаться. Хотя люди были интересные — и по сути, и чисто внешне. Особенно фактурными — несбыточная мечта журналиста — были двое.

— Если я не ошибаюсь — у «Урала», — прозвучало что-то вроде «Oural», — это восьмой подряд безаварийный пуск? — Один из этой парочки, в неформальном «профессорском» пиджаке с кожаными заплатами на локтях, сидел во главе стола. Наголо бритый череп давал такие блики, что тому же журналисту пришлось бы изрядно повозиться со светом. Однако результат того стоил бы. Аристократизм, причем старый, отнюдь не первого поколения «офицеров и джентльменов», ни под каким пиджаком не спрячешь.

— Девятый, Рон. Похоже, они все-таки решили свои проблемы, — второй был то ли заместителем, то ли старым приятелем. А может, и тем, и тем сразу. Плотный, кряжистый, с роскошными пшеничными усами. Пожилой, основательный фермер. «Соль земли».

— Да. Хотя стабильности им все-таки пока не хватает. Когда он долетит?

— Через трое с небольшим суток реактор будет у Луны, на четвертое сентября намечена посадка на грузовом поле их базы в Океане Бурь.

— Увы, господа, это нас не устраивает. Если я не ошибаюсь, в баках посадочной ступени реактора достаточно топлива, чтобы вместо посадки направить его обратно к Земле?

— Разумеется. Более чем с двойным запасом.

— То есть при желании русские могут использовать его в качестве грязной бомбы. Подожди, Пол. — Жестким скупым движением Рон осадил пытавшегося было возразить усача. — Не нужно меня прерывать. Мы с тобой пашем эту делянку не первый год. Я знаю, что сам реактор еще не пущен и, следовательно, самых грязных изотопов в нем просто еще не успело накопиться. Я знаю, что на орбите у русских еще четыре таких реактора — в составе спутников слежения за океаном. Я читал доклад. Я, наконец, знаю, что если русские захотят сделать какой-нибудь клочок земли радиоактивным — у них есть на порядки более дешевые и на порядки более эффективные средства. Я все это знаю. Но теоретически — чисто теоретически — они могут использовать реактор именно так. И этого достаточно.

— Для чего? — Усач повернулся, подобрался и из пожилого фермера превратился в старого, но еще крепкого вояку. Почти совершенно невозмутимого вояку.

— Для того чтобы оправдать наши действия перед общественностью. Особенно после инцидента пятнадцатого года. — Все согласно кивнули.

Оратор обвел собеседников взглядом. Все хранили молчание. Что это за действия и почему их надо оправдывать — они узнают и так.

21:00 мск

Звездный городок

«Сегодня в 19 часов 45 минут по московскому времени с космодрома «Восточный» произведен запуск ракеты-носителя «Урал». На отлетную траекторию к Луне выведен мобильный ядерный реактор «Топаз-5Л», предназначенный для снабжения энергией жилых помещений и экспериментального оборудования лунной базы «Океан Бурь», на которой уже полтора месяца работает совместный российско-итальянский экипаж — Дикторша из «Времени» косила под легендарную Андрееву. Получалось с трудом. — К другим новостям...»

— Ну, все, — Сашка вернулся к проглаживанию швов на рукаве кителя, тщательно обходя белую пластиковую прокладку под училищной эмблемой, — улетела батина печка. Глядишь, полегче будет. А то у нас на северной практике весной мазут в котельной местной общаги кончился. Как всегда, внезапно. Так мы тенты с «газонов» снимали, по четыре кровати в ряд — и поверх одеял... Счастья — полные штаны.

Этого сыночка не писал и по телефону не рассказывал. Алена взглянула на него с интересом — ну-ка, ну-ка... Впрочем, он и десять лет назад на подобное не велся — молчал как партизан, даже когда приходил с фингалом на половину физиономии. Хотела уже задать ехидно-уточняющий вопрос, как вдруг сын дернул головой и поставил утюг на попа.

— Мам, громче сделай!

«...продолжаются выступления поляков в связи с размещением Россией ракетных комплексов «Искандер-МТ2» в Калининградской области. Выступления зафиксированы в районе пропускных пунктов Багратионовск и Голдап. Оба этих пограничных перехода блокированы демонстрантами. Протестующие требуют от российских властей немедленного вывода ракетных комплексов из Калининградского региона.

В приграничный город Бранево прибывают многочисленные автобусы из Варшавы, Кракова, Гданьска и других польских городов. Вероятно, что и этот пункт пограничного контроля в скором времени будет блокирован. Власти Польши стягивают в приграничные районы полицейские и армейские части, чтобы не допустить нарушения порядка».

— Вот же неймется идиотам, не могу понять, то ли у них это еще гонор, то ли уже гонорея.

— Са-аша! — Поляков Алена не любила еще с чеченской. Приезжал в их полк один... корреспондент. Потом статейку кто-то нашел и перевел. А уж как они в осетинскую отжигали... Но все равно — сын учительницы блистать армейским остроумием не должен. Хотя бы дома.

— А че Саша? Вот из-за таких... гонористых нам весной дополнительный час в неделю навесили — по Калининградскому ТВД. Ну, по театру военных действий. — Это она знала, мог бы и не расшифровывать. — Экстренный спецкурс. В общем, сам Калининград, Польша, Прибалтика. Это после того, как они прошлой осенью такой же цирк устроили. И так же войска подтянули, типа для порядка.

Слов-паразитов — «ну», «в общем», «типа» — она тоже не приветствовала и совсем было собралась прочесть очередную лекцию — на столе затрезвонила мобила. Его мобила.

— Третьяков... Так точно, тарщ майор... Сегодня в двадцать три двадцать пять, бишкекский. Уже собираюсь. Есть.

— Что случилось? — Она уже двадцать с хвостиком лет была замужем за военным и цену таким звонкам знала.

— Приказано срочно вернуться в расположение части. — Профиль сына заострился и теперь напоминал привычной к вертолетам Алене атакующий Ми-24, «Крокодил». — Бишкекский поезд через Сызрань в двадцать три двадцать пять, возьму мотор, успею.

В груди похолодело. Это было как тогда, как в далеком кошмаре конца прошлого или начала этого века. «Третьяков... Так точно... Есть...» — и ее сердце улетало с ним в ревущей и дрожащей алюминиевой коробке. И вот опять. Тогда — с мужем. Теперь — с сыном. Она встала, пошла на кухню. Завернула в пакет все оставшиеся пирожки — с яйцом и с луком, с картошкой, с рисом и грибами. Две банки сгущенки. Яблоки. Сок. Пакет с конфетами, который купила к ужину. Вернулась. Сын уже затянул ремень, нацепил кепи.

— Мам, — сын выглядел смущенным, — я тебе телефон запишу. Это девушка, зовут Марина. Я ей позвоню, оставлю твой номер. Я ее хотел завтра в гости пригласить. А теперь вот...

— Понятно, — она заставила себя улыбнуться, — эта рыжая каланча? — Сын пару раз хлопнул глазами — попадание! Надо же — сподобился познакомить, хоть так. Будет что сообщить Сергею на сеансе. А вот про этот внезапный вызов она ему не расскажет. Да нет, ерунда, обойдется. Военным положено быть немного параноиками, через неделю сын позвонит ей, и она в очередной раз поплачется подругам на армейских дуболомов, отнявших у них с Сашкой целых два дня. Да и что может случиться? Сашке учиться еще целый год, а летчиков до сих пор больше, чем вертолетов, так что никаких «выпусков военного времени» не ожидается... «Военного времени»... По сердцу растекался космический холод — наверное, такой же, как у Сергея там, на Луне.

ДЕНЬ 2


27.08.2020

03:10 мск (08/26/2020 19:10 EDT)

Вашингтон

Штаб-квартира NASA

Специальная группа


— Все это очень дурно воняет, Ронни. Очень. — Все разошлись, ошеломленные тем, что им предстояло сделать — впервые в истории. Остались два старых друга. Давних друга, очень давних. С тех далеких уже времен, когда молодой майор ВВС и молодой же гражданский (вынужденно гражданский) аналитик еще были полны надежд и идеалов. Тогда они, черт возьми, занимались космосом, а не вонючей политикой, подумал усач. — Смотри. Из-за бешенства одной-единственной матки мы можем вляпаться в такое...

— Не думал, что ты подался в неохиппи, Пол.

— Не перебивай, прошу. Я промолчал на совещании — но сейчас я хочу сказать тебе все, что думаю. Да, русских следует щелкнуть по носу — но надо же, черт побери, делать это с умом! И не сопровождать это такой дерьмовой выходкой. Кому вообще пришла в голову эта гениальная идея?

— История его имя не сохранит. Какой-то мелкий клерк из Госдепа. Впрочем, могу проверить.

— А при чем тут Госдеп?! Я бы понял, если бы такой бред родили медные каски в Пентагоне…

— Насколько я знаю, все было скучно и буднично. Когда у миссис Кэрри родилась идея пощупать русских за мягкое, Госдепу поручили составить список наших баз и баз наших союзников за пределами территории США, безопасность которых необходимо обеспечить во всей этой заварухе. Там сидят ответственные ребята, и обе лунные станции — и на орбите, и на поверхности — они включили в список. Базу в Океане Бурь — из-за итальянца. Италия, конечно, союзник тот еще — но НАТО есть НАТО. Если бы МКС все еще летала — включили бы и ее.

— И что? Ни у кого не хватило мозгов вычеркнуть их из списка?

— Первая мысль такой и была. Но…

— Но?..

— Но решили, напротив, развернуть это самое обеспечение безопасности граждан Америки и ее союзников в отдельную операцию. Которую нам и предстоит провести.

— Зачем?! И ты, и я прекрасно понимаем, что ни макароннику, ни нашим ребятам ничего не грозит. Космос для русских — святыня. И гадить там — даже нам — они не будут, если только не начнется ядерная война. Ну а если мы устроим на их же станциях такое- русские нам не простят.

— Простят или не простят — уже не важно. Для того чтобы русские прекратили всякое сотрудничество с нами, вполне достаточно Калининграда.

— Снявши голову, по волосам не плачут?

— Ты знаешь, Пол, — я не ястреб. И будь моя воля — я не стал бы устраивать всю эту ерунду в Европе. Но раз уж это началось — а оно началось, ты видел сводки, — я должен использовать ситуацию по максимуму. Если тебе будет легче — развернуть рутинное мероприятие «для галочки» в настоящую операцию предложил я. Именно потому, что на фоне того, что вскоре завертится на Земле, это сущая мелочь.

— Понятно. Что ж, ты прав. Это действительно мелочь. Но работать с русскими было как минимум интересно. Нас таких, повернутых на космосе, на всем шарике всего двое — мы и они. Миссис Кэрри, да и ты заодно хотите, чтобы мы остались в одиночестве?

— Нет. Президент хочет, чтобы в одиночестве остались не мы. И не русские.

— А кто же? Лунатики?

— Нет, Пол. И даже не китайцы. Европа. Все, что я говорил для исполнителей, — туфта. Россия нас интересует мало. У русских мало денег, и главное — сейчас у них мало людей. И людей вообще, и людей, которые могут делать дело. Русские выезжают только за счет Европы. Ну и чуть-чуть Китая. Но Китай имеет только деньги, которые русские могут получить, просто продав им на пару баррелей нефти больше. А Европа… Европа имеет и то, и другое — и деньги, и инженеров. Не имеет главного. — Выбритый до блеска череп склонился к плечу, темные глаза оценивали собеседника.

— Желания.

— Единства. И, кстати, желания тоже. Их болото слишком уютно. Нет, конечно, они не прочь въехать на Луну… и далее… на чужих плечах. Русские подставили им свои плечи. И берут за это весьма скромно. Но берут. Не могут не брать. Без европейских денег, без европейских ученых — своих у них осталось совсем мало — они надорвутся через пару лет. Чудо, что они удержались в девятом, во время Большого Краха. Но если их сотрудничество пойдет дальше… Если оно выльется в объединенное космическое агентство — а такие слухи ходят, упорно ходят…

— Да, это был бы сильный ход. И для России, и для Европы. И ты хочешь перехватить у русских клиента?

— Не только я, Пол. Люди там,- бритый нечетким движением ткнул пальцем в зеркальный потолок, — понимаешь, русские надорвутся все равно, рано или поздно. Но если они успеют передать свою одержимость европейцам… У нас будут проблемы.

— Хочешь сказать, что Европа вытеснит нас оттуда?

— Потеснит. Сильно потеснит. Они уже богаче нас. Они выползли из девятого-одиннадцатого года с меньшими потерями. Они не тратили денег и людей на маккейновские авантюры. Черт, если бы не этот старый маразматик — мы бы изначально не поссорились с европейцами. А теперь… Нас спасает только то, что мы — пока — агрессивнее. Собственно, это не мой уровень, ты же знаешь, но, думаю, и эта калининградская суета направлена не столько против русских, сколько против Европы. Поляки уже считают Калининград своим. Не сразу, конечно, но они, знаешь ли, полны надежд. Русские реагируют вяло.

— Х-ха. Во мне уже просыпается тевтонский дух предков. Мой дедушка был немцем, знаешь ли.

— Именно. Думаешь, твои троюродные брудеры смирятся с этим?

— Конечно, нет. Одно дело русские тогда, в сорок… пятом? А вот поляки… Кстати, снять с медведя шкуру им еще предстоит. Пока они только тыкают в нее булавкой. Двенадцать лет назад это закончилось кое для кого довольно печально.

— Двенадцать лет назад это было где-то на задворках мира, глубоко в русской заднице. Черт, да никого, по-хорошему, и не интересовала эта вонючая дыра. А теперь Европа будет вынуждена вмешаться. Это слишком близко к их аккуратным домикам. Но это все там, — снова неопределенный жест, — а что касается нашей конторы… Да, я хочу перехватить клиента. У итальянцев есть — уже есть — ноу-хау по кислороду. Через три года русские с ЕКА смогут заправлять свои корабли, пусть и частично, прямо на поверхности. У французов есть двигатель на тридцать часов ресурса — тридцать часов, Пол! А это тридцать взлетов и посадок. Русский лунник изначально создавался как многоразовый — и теперь они наконец смогут эту многоразовость реализовать. В сочетании с местным топливом, ну, хотя бы частично местным, им будет достаточно возить только метан, они смогут сократить свои транспортные издержки вдвое. А у них они и так ниже, чем у нас. Сейчас европейцы делятся всеми этими разработками с русскими. А через них — с китайцами.

— А вот кстати. Ты и президент не боитесь, что, если нам действительно удастся рассорить русских с Европой, они тут же кинутся в объятия к нашим маленьким узкоглазым друзьям?

— Нет. И вот почему. У китайцев нет понятия «равенство» — есть «старший» и «младший». Всегда. Равный для них — обязательно противник, в той или иной степени. Пока китайцы воспринимают русских как учителей — в космосе, по крайней мере. Но если русские проиграют, если потеряют лицо — им уготована роль младших партнеров. Китайцы высосут их досуха — и затормозят. Потому что русские без ресурсов не смогут двигаться вперед — а у самих китайцев это пока получается не очень быстро. А мы…

— А мы окажемся единственным свободным такси в этой деревне. Понятно. Заговор с целью ограбления или нечестная конкуренция? Не могу подобрать статью. Надо проконсультироваться с адвокатом. — Пол встопорщил пшеничные усы. Не иначе, доставшиеся от немецкого дедушки. — И что — все это только ради двух сраных железяк? Движок — хороший движок, не спорю, и кислородная установка? Не слишком ли мелко?

— Нет, — темные глаза были серьезны, — все это ради того, чтобы Европа никогда, понимаешь — никогда не стала играть там, — на этот раз указующий вверх жест был четким, — свою игру. Отдельную от нашей. Как, впрочем, и в других серьезных делах. Мы подхватим европейцев под локоток Выскажем им свое сожаление. Выделим им по месту в каждом чертовом корабле. Оплатим их исследования. Частично оплатим. Но они смогут летать туда только вместе с нами. И никак иначе. Для этого мы и устраиваем всю эту заваруху.

— Значит, все-таки препятствие конкуренции. Это дерьмо, Ронни. И оно мне не нравится.

— Подай в отставку, Пол.

— Это приказ, сэр? — Нет, от дедушки-немца Полу достались не только усы. Еще стальной взгляд наводчика «Тигра». Или еще какого Руделя.

— Нет, Пол. Это просьба. Понимаешь… Ты сказал правду. Самую что ни на есть святую истину. Это авантюра. Нет, в том, что все пройдет нормально — по крайней мере, у нас, — я уверен. Черт, я просто обязан быть в этом уверенным. Они не готовы — мы спланируем каждую мелочь. У нас будет превосходство в силах, в подготовке…

— В какой подготовке?! Ребята не полицейские, не суперагенты, черт, да они даже не предполагали, что им придется заниматься этим там. Два пилота и геолог.

— Мы запросили Майка. Только Майка. Он не в восторге, но думает, что они справятся. И ты не прав, их готовили — не к такому, но готовили. На орбите уже бывали… эксцессы. Так что курс нейтрализации неадекватных участников полета наши ребята прошли. Между прочим, с твоей подачи. Вспомни пятнадцатый.

— Да уж… Такое забудешь. Кстати, а ты не боишься, что они просто откажутся выполнять приказ?

— Не думаю. Майк и Боб — военные люди, какими были ты и когда-то я. К тому же официально мы проводим спасательную операцию. И они согласятся с этим. Убедят себя. Док все посчитал и проверил. Так им будет проще.

— Хм.

— Пол, я не могу отказаться от этой… авантюры. Не только потому, что я служу стране и выполняю приказы с горних высей вне зависимости от своего к ним отношения. Но и в том числе потому, что считаю эту авантюру нужной. Даже необходимой. Мы сделали ставку на лед — кстати, с подачи русских, чертов ЛЭНД1 сулил целые моря — и проиграли. Теперь нам надо снова выбраться вперед. И не дать никому обойти нас. Любыми методами. В том числе — и такими.


1Lunar Exploration Neutron Detector — прибор, разработанный российскими учеными в 2008 году для американского спутника Луны LRO. Предназначен для поиска водородосодержащих пород.

— Грязными.

— Грязными. Но проблема в том, что ребята наверху, затевающие эти грязные дела, очень не любят исполнителей этих самых дел. И если… точнее, когда мне дадут пинка и отправят писать мемуары, которые, разумеется, света никогда не увидят, — нужен кто-то, кто продолжит работу.

— И ты убираешь меня в тень. Без каких-либо гарантий.

— Да, Пол, для тебя это риск. Даже если меня попрут, а ты окажешься в белом… Тебе могут не дать эту должность, хоть ты и отличный специалист. Черт, тебя могут даже не вернуть в НАСА.

— Уйду к частникам. В «Спейс Экс» к Маску. Или в «Вирджин Орбитал».

— То есть ты согласен?

— Да. Честно говоря, я испытываю огромное облегчение. Пенсию я давно выслужил. Я не буду создавать тебе проблем, Ронни.

— Будешь. Обязательно будешь. И начнешь прямо с завтрашнего дня. К утреннему совещанию я жду от тебя разгромного доклада по операции. Разгромного. Причем не только с моральной, эту часть даже лучше опустить, но и с технической точки зрения. Ты должен не оставить от этой операции камня на камне.

— Так срочно?

— Да. У меня свербит, Пол. Поэтому я хочу, чтобы ты отошел от всего этого. Просто на всякий случай. Если ты думаешь, что это не нравится тебе одному, — ты ошибаешься.

16:30 МСК

Луна, Океан Бурь

База «Аристарх»

Холод не нравился обоим. Плюс двенадцать — радости мало. Свет, ради вящей экономии, тоже выключили почти весь. Тут десяток ватт, там десяток, в сумме — весьма кругленькая мощность. Полутьма в «Бочке» усиливала желание постучать зубами, и если собственно с холодом можно бороться, завернувшись в два слоя спальников, то с психологией было нельзя ничего поделать.

Могла бы помочь работа, лучше всего — выход. Но увы.

Поэтому они сидели и читали. Комплекс связи тоже работал в дежурном режиме — собственно, единственной непроизводительной тратой, которую разрешил Третьяков, была подзарядка планшетов. Бумажных книг на борту было всего штук двадцать, из них не относящихся к разного рода инструкциям, техническим описаниям и регламентам — только одна. Старенькая итальянская мама засунула в багаж непутевого сыночка Библию карманного формата, хранившуюся в семье святой Петр знает с какого именно надцатого века. Действительно карманного — четко под набедренный клапан «Кречета». Божий промысел, несомненно. Иначе как объяснить знания средневековых итальянских печатников о спецификациях космической отрасли двадцать первого столетия в далекой Московии?

Естественно, в кармане скафандра Пьетро семейный раритет не таскал — страшно подумать, что станет со старой бумагой в вакууме. В станцию он перенес книгу в термоконтейнере, поставил на полочку; и так она там и стояла, никому особо не мешая.

Сергей подозревал, что куда с большим удовольствием Пьетро запихнул бы в трехкилограммовый лимит личных вещей подборку «Плейбоя» или его европейского аналога. Ну, тут уж кому какая психотерапия. Часть его собственного «спецгруза», от которой команда наземной подготовки традиционно старательно отводила глаза, была сделана точно по той же «карманной» мерке, но вакуума при этом не боялась абсолютно. По причине изготовления емкости, по доброй русской традиции, из нержавеющей стали, а также — герметичности тщательно подогнанной крышки.

В принципе можно было бы воспользоваться этим спецгрузом по прямому назначению: в медицинско-профилактических целях. Для сугреву. Но до рассвета было еще сто пятнадцать часов, так что случай вполне может представиться. А емкость не бездонная, всего двести граммов. Так что полковник Третьяков просто полулежал в гамаке и читал мануал к реактору. Пьетро он пытался навязать полную версию руководства по летной эксплуатации взлетно-посадочного корабля типа «Лунник», но этот корм явно был не в этого коня.

С другой стороны, все правильно. Люди летают в космос уже шестьдесят лет без малого, работы все больше, да и сама она все более разнообразная. И требовать от экстренно оторванного от горячих итальянских кобылок химика тех же навыков, что от Гагарина или Армстронга, просто нерационально. Так что системы станции и управление кораблем доктор Тоцци освоил в рамках сокращенного курса. Если уж говорить честно — на уровне последовательностей тыканья по кнопкам в разных стандартных ситуациях. Что, в общем, для не самого тупого инженера было нетрудно. В конце концов, корабль — всего лишь довольно сложная промышленно-химическая установка. В какой-то мере.

Конечно, садиться на поверхность Третьяков итальянцу не доверил бы — так для этого есть он сам, мастер на все руки, профессиональный космический извозчик, он же главный инженер базы, он же командир всей экспедиции, он же автомеханик, слесарь-сантехник, швец, жнец и на дуде игрец. Впрочем, блеснуть искусством пилота ему тоже не довелось. «Козявка» прошла на маяк на автомате и на автомате же села. Хотя руки чесались перехватить управление и притереть машину самому

Конечно, впереди еще подстраховка автоматики реактора при посадке (А-а-ах-х-х! Грелка!! Тепло-о-о-о!!!), а потом — взлет и стыковка… Кстати, о стыковке! А чем это там доктор Тоцци занят? О, блин. Отложил планшет, сидит, скучает… А солдат, да и вообще подчиненный, что характерно, скучать не должен… Сейчас мы тебя…

Сергей точным броском закинул толстенный том на полку, итальянец не реагировал. Сидел, вперив взгляд в стенку. Фактически из вороха стеганой ткани только глаза торчат да нос вполне себе ничего размерчиком. Сейчас согреешься.

Секунд тридцать Сергей выжидал, чтобы усыпить бдительность «молодого», а потом со всей глотки рявкнул:

— Внимание! Учебная тревога!

Жмякать Большую Красную Кнопку Третьяков, естественно, не стал — не хватало только инфарктов в ЦУПе, да и Настасья на орбите могла обидеться и затем как-нибудь отомстить с присущим лучшим представительницам женского пола коварством. Впрочем, один хорошо тренированный подполковник заменяет три с половиной стандартных баззера, так что эффект получился что надо. Первым до Пьетро дошло слово «тревога», его тушка выпуталась из груды одеял и рванула в сторону шлюза, к скафандрам. Сергей еле успел схватить его:

— Учебная! Учебная тревога. Скафандр надевать не надо. — Пьетро зыркнул несколько недовольно, но расслабился. — Даю вводную. Неопознанные террористы коварно перехватили управление «Топазом» и грохнули наш реактор прямо на базу. Наблюдается сильное радиационное заражение местности. Командир получил большую дозу излучения и неработоспособен. Ваша задача, инженер Тоцци, — эвакуировать подполковника Третьякова, как, впрочем, и себя, любимого, на орбитальную станцию. Подготовиться к аварийному взлету!

Консоль ТОРУ1 перевели в режим тренажера, Пьетро уселся к пульту. К развлечению подключилась Настя, у нее на орбите дел тоже было не слишком много, и баллистическую ситуацию они утрясали втроем. Сошлись на том, что орбита станции находится в коридоре маневра «Козявки», так что Пьетро предстояло причалить самостоятельно. Естественно, автоматика стыковки «совершенно случайно» тоже получила ударную дозу радиации, так что причаливать предстояло ручками. Иначе просто неинтересно.


1Телеоператорный режим управления. В настоящее время используется для стыковки грузовых кораблей к орбитальным станциям в случае отказа автоматики.

Подумав, Третьяков заботливо укрыл плечи лихорадочно молотящего по клавиатуре в экстазе предстартовой «молитвы» итальянца скинутым на пол спальником, сам закутался в другой. Пока его вмешательство не требовалось.

19:45 мск (11:45 EDT)

Вашингтон

Штаб-квартира NASA

Специальная группа

— … Таким образом, предлагаемая операция является непродуманной. Ее шансы на успех далеки от ста процентов. И даже при начале каждого этапа только после успешного окончания предыдущего — риск слишком велик. Я категорически против ее осуществления, леди и джентльмены.

— Спасибо, Пол. Мы все прочли ваш доклад и выслушали ваши соображения. Однако руководство страны требует от нас проведения этого мероприятия. Кто-либо еще согласен с Полом?

— Разрешите, сэр?

— Да, Алекс? — Вот этот не надел бы пиджак с подшитыми кожей локтями даже под дулом пистолета. Все строго, четко, солидно. Почти солидно — еще бы чуть поменьше суетливости… Да и оптимизма, пожалуй…

— Если я не ошибаюсь, нас устроит почти любой исход?

— Почти. Граничное условие вы все знаете.

— В таком случае у меня нет возражений. — Ну еще бы. Впрочем, предсказуемо. Остальные не столь преисполнены энтузиазма, но работу делать готовы.

— Извини, Пол, — ты остаешься в одиночестве.

— Мне нужно будет с тобой поговорить, Рон. — Все переглянулись. Оппозиции к плану именно с этой стороны не ждал никто. И если два старых приятеля расходятся вот так — значит, одно высокое кресло скоро станет вакантным.

— Хорошо. Останься после совещания. Итак. Первый этап уже стартовал. Инструкции вами получены. Чеки по направлениям проведем завтра, в это же время. Вы свободны, дамы и господа. Пол?

Пол выждал, пока за выходящими закроется дверь, достал из кармана складную пепельницу. Вопросительно поглядел на хозяина кабинета. Тот заговорщицки, как и десять лет назад, ухмыльнулся, крутанулся на стуле и достал ящичек с сигарами и сложное сооружение из нержавеющей стали и стекла. Пол крякнул и потянулся к ящичку.

— Такой пепельницы хватило бы на все наше крыло. Так как, Рон, мы будем изображать ссору?

— Не вижу смысла. В кабинете хорошая звукоизоляция. Все равно твоего рева никто не услышит. Что ты намерен делать дальше?

— По логике, мне следовало бы обратиться в конгресс.

— Разумеется. Так и сделай. Но только послезавтра. Отправь письмо Джо Норту. Бумажное письмо. Именно бумажное. По соображениям, сам понимаешь, безопасности. — Рон пыхнул сигарой и продолжил: — Официально он не в курсе, но, по странному совпадению, допуск у него есть. Причем он вызовет тебя не сразу, а только тогда, когда это будет нужно. И ты повторишь ему все то же, что только что сказал мне. Всем нам.

— Хорошо. Да. Не думал я, что все так обернется. Знаешь, твоих сигар мне будет не хватать. Сейчас найти курящего босса почти невозможно.

— Я пришлю тебе коробку. Но тоже не сразу. Пара шансов покурить у нас будет. Тебе придется еще немного потянуть эту лямку, Пол. Ты знаешь Майка, ты знаешь Боба, ты знаешь миссис Шибанову. Ты не будешь подписывать документов или принимать решений — но я хотел бы все-таки получать от тебя советы. Неофициально. Так что рапорт об отставке ты напишешь сразу, как только вернешься в свой кабинет, но подпишу я его, только если запахнет уже не жареным, а добротной вонючей гарью.

— Спасибо. Ты уверен, что Майку и ребятам там ничего не грозит?

— Мы прилагаем все усилия, Пол. И рассматриваем все варианты. Все. Спасательный корабль уже в сборочной башне, а через два дня мы выкатим его на «примерку». Так что…

— Это ты мог бы не говорить. Я сам занимался этим вопросом. Все сотрудники моего… пока еще моего… отдела надрючены по полной программе. Меня беспокоит другое.

— Понимаю. Мы будем действовать очень, очень осторожно, Пол. Каждый следующий этап — только после окончания предыдущего. Как ты и сказал. Не думай, что твой доклад — пустая отмазка. Мы просмотрим его очень внимательно. Черт, да я лично зароюсь в него сразу после того, как ты вылетишь из этого кабинета, ругая меня на чем свет стоит.

— Тогда желаю удачи. Не буду тебе мешать. Пойду писать чертов рапорт.

— Подожди. Во-первых, никто не поверит, что мы с тобой переругались насмерть настолько быстро. Во-вторых, не докурить такую сигару — варварство. К тому же найти сейчас курящего заместителя — точно такая же проблема, как и курящего начальника. Так что сделай мне приятное — составь компанию. Ну а в-третьих — тебе надо выпить. После первой рожа у тебя краснеет как раз в той степени, в какой это будет выглядеть естественным для жесткого разговора.

— И ведь не поспоришь.

Рон прошел к висящей на стене фотографии «Альтаира», стоящего неподалеку от армстронговского «Орла». Новый корабль действительно смотрелся небоскребом рядом с плоской посадочной ступенью полувековой давности. Да, со времен Нила и Базза они, НАСА, сделали хороший шаг вперед. Увы, обо всей Америке этого сказать было нельзя — тогда, в шестидесятые прошлого века, они шли ввысь, никого не боясь и ни в чем — со стороны — не нуждаясь. Теперь — они были вынуждены заботиться и о врагах, и о союзниках. По-разному заботиться, само собой.

Щелкнуло, фотография отошла в сторону вместе с дверцей бара. Пара стаканов стояла там же, рядом с классической квадратной бутылью. Оба пригубили и откинулись на спинки кресел.

— Политика, чтоб ее. — Рон, соглашаясь, кивнул, и оба замолчали, смакуя сладковатый дым.

20:30 мск

Окололунная орбита

ЛОС «Селена»

Кэбот, с полотенцем в руке, смотрел на экран из-за Настиной спины. Мужику было нехорошо. Лунник пер на станцию, как «КамАЗ» (ну или какие там у Боба в Америке «Кенуорты») на легковушку. Хотя соотношение масс тут было, конечно, обратным.

— Тормози, камикадзе ненормальный! Тормози!

— Спокойнее, Боб. Мальчик учится.

— Да он нам сейчас всю станцию разнесет!

— А тебе что — жалко?

— Эхм… Не очень. Скорее — неприятно.

— Нервы, Боб, нервы. Хотя в чем-то ты прав. Уж больно… Тормози, придурок!!! — Как хорошо, что голосовой канал она успела отключить. На экране довольно реалистичное — да что там, слишком реалистичное — изображение «Козявки» пыхнуло четырьмя звездочками вспомогательных движков и зависло — сикось-накось, с полуметровым смещением относительно стыковочного узла.

— Мы все еще живы. Это радует. — Боб перехватил полотенце и протер опухшее ото сна лицо. — Что-то Сергей с ним очень круто. Впрочем, узнаю военную школу. Правильная жизнь новобранца — один сплошной стресс и ненависть к сержанту. Правда, потом их даже не надо просить ставить саржу пиво в баре, сами угощают — если, конечно, они его раньше не убьют. Или он их.

— Стресс стрессом вышибают. Пьетро что-то совсем скис. Вот Сергей и решил развлечь его маленько.

— Это-то понятно. Ух-х… Какой маневр. Нет, Настя, нас, пилотов, хоронить еще рано. Пока в космос выпускают таких, как мистер Пицца, — мы всегда заработаем на свой кусок хлеба. Возможно, даже с маслом.

— Угу. Только не забывай, что Серега отключил у него «Курс»1. С «Курсом» он прошел бы как по ниточке. Если кто и лишит нас хлеба — так это автоматы. Так. Отходит… тормозит… Сейчас будет совмещать осевые.


1Система автоматической стыковки на советских и российских космических кораблях.

— Согласен. Я, честно говоря, удивляюсь, как во время кризиса ни вы, ни мы не порезали пилотируемые программы к дьяволу в пользу автоматических станций.

— Думаю, все дело в атавизме. Остался какой-то ген — от той рыбы, которая первой вылезла из моря на берег, он и не дает нам сидеть спокойно. — Кэбот усмехнулся, к Дарвину он относился скептически, но возражать не стал. Настя продолжила: — А вообще — нам повезло, что вы тогда лишили нас Олимпиады. Думаю, политиканы до сих пор локти кусают.

— В общем, да. Другое дело, что и автоматы режут с мясом. Или, вернее, пытаются. Слава господу, пока еще не все ухнули в кормушку. На жратву, машины, планшеты последних моделей… Но знаешь — середнячки у нас потихоньку становятся силой.

— Середнячки?

— «Движение средних американцев». Они поднялись на прошлом кризисе и сейчас стабильно имеют пять-десять мест в конгрессе. У них это один из основных стержней программы — благо простого американца. А всякие заумные проекты вроде космоса или там коллайдеров — подождут. Наверное, у них этот ген атрофировался. Или, я бы сказал, искра господня погасла. О. Есть зависание. Сейчас опять пойдет. Удаление сто семьдесят, скорость четыре и семь. Многовато. Подсказать ему?

— Не стоит. Пусть попотеет. И Серега подскажет. Если надо. А по середнячкам… У нас та же беда. «Сначала построим нормальную жизнь, а потом можно подумать и о дорогих игрушках». Интересно, у кого-нибудь это получалось? Сначала выполоть все тернии, а уже потом рвануться к звездам? Есть в истории успешные примеры такого развития?

— Наверное, есть. Швейцария? Они что-то сделали для второго «Хаббла». По-моему, главное зеркало. Впрочем, даже если считать это рывком к звездам — и у вас, и у нас для такого пути маловато швейцарцев. Так. Пошел на второй круг. Узел в центре, крен… нормальный.

«Поворачивает! На возвратный курс лег!» — «Алису в Стране Чудес» Настя иногда включала на спикеры. Кэботу нравилось — игра слов полуторавековой (или «всего» полу-, если иметь в виду не книгу, а звуковую постановку) давности позволяла лучше въехать в тонкости русского языка, а Насте приходилось обращаться к английскому оригиналу, чтобы объяснять кое-какие тонкие моменты. Что, соответственно, было полезно уже для ее инглиша. — Да куда ж он гонит-то!

«Последний парник/» Есть! Попал. Хорошо попал. Сколько там? Метр в секунду?

— Нет, поменьше. Где-то ноль девять. Три фута. В общем, возможно, нам пришлось бы бежать за скафандрами. А может, и нет. Для первого раза неплохо, углы, по крайней мере, выдержал. Но стыковаться в реале я ему не дам. Пусть даже не просит, — двое профессионалов обменялись понимающими улыбками.

— До чего же приятно ощущать себя крутым. Кстати, Настя, труба у тебя в каюте сегодня опять не протекала?

— Ну вот, сбил романтический настрой. Вроде нет. Хотя при такой стыковке — не знаю, как с целостью узла, а вот трубу от такого сотрясения точно прорвало бы снова.

— Как ты говоришь? Тернии?

— Они самые.

21:00 мск

Луна, Океан Бурь

База «Аристарх»

— Эхм. Ну, я, в общем, верю, что станция уцелела. — Пьетро выглядел совершенно несчастным. Несмотря на плюс двенадцать в жилом отсеке, спальник с плеч был скинут давным-давно, черные волосы слиплись от пота.

— Молодец. Правда молодец. Для первого раза — просто отлично. Еще пара-тройка… десятков таких тренировок — и можно пробовать стыковаться «в железе». Но пока — если тебе действительно придется взлетать самому… и если при этом еще и автоматика действительно откажет — попроси Настю, чтобы она подобрала тебя на «Союзе». Надежнее будет.

— Извини, Сергей, у меня этого курса не было. Ручной стыковки.

— Я знаю. Его и не должно было быть. Для того чтобы это действительно стало необходимым — нужен отказ автоматики сразу и «Козявки», и «Союза» плюс э-э… потеря работоспособности меня и Насти одновременно. Слишком много проблем — всех и сразу. А то, чему тебя учили — взлет и формирование орбиты, — ты сделал отлично.

— Спасибо. Я ведь не настоящий космонавт. — Итальянец все-таки переживал.

— Ну да. А скафандр на стройке нашел. Извини, опять анекдот. Не надо ложной скромности — космонавт ты вполне настоящий. Просто на орбите пилоты вроде меня уже как бы не в меньшинстве. Вон у американцев на околоземных станциях — на двоих пилотов четыре исследователя, у нас на втором «Мире» чуть похуже — один чистый пилот, один исследователь с сокращенной летной подготовкой и один чистый спец вроде тебя. Ладно, топай в гамак. Взмок ты сильно, возьми одну грелку из резерва, укутайся поплотнее. И температурку ненадолго повысим, только простуды нам и не хватало. Пара киловатт-часов в банках есть.

Сергей чуть увеличил температуру подаваемого воздуха с постепенным снижением после часа прогрева. Заряд аккумуляторов потрачен не зря. Энергия энергией, дефицит дефицитом, а киснуть в течение трех суток подряд совсем не дело. Завтра прогон по всей телеметрии внешнего хозяйства, не соскучишься. А там и до утра недалеко. Нужен реактор, как же дико он нужен…

Итальянец, судя по всему, был того же мнения. Сидел он почти в той же позе, что и четыре часа назад, но выглядел уже значительно живее. И после стресса его тянуло поболтать. Третьяков, естественно, не возражал.

— Скажи, Сергей, — а вот почему экспедиции начались без уже установленного реактора? Почему его не посадили сразу? Тогда мы смогли бы работать более эффективно. Да и прокладки на «Вероне», может, и не пришлось бы менять — если бы температурный режим поддерживался. Я не жалуюсь, просто очень холодно ночью.

— Эхм… Вообще-то реактор действительно хотели еще полгода назад закинуть, в первую смену.

— Не хватило денег?

— Вояки забрали. И основной, и резервный.

— Вояки?

— Военные. Морская разведка. Радиолокатор на спутнике, для поиска корабельных группировок. — Сергей чуть не ляпнул «потенциального противника» — вбитые в подкорку штампованные фразы так и рвались на язык, но итальянец мог и не понять юмора. — Энергии такая штуковина требует много, а солнечные батареи не поставишь — орбита низкая, «лопухи» сильно тормозят об атмосферу. Ну и, понимаешь, понадобилось срочно группировку таких спутников вдвое увеличить.

— Зачем?

— Не знаю.

На самом-то деле все было понятно, напряжение на морях копилось уже давно. Как и на суше, и в воздухе. Да, кстати, и на орбитах — безликих «Космосов», которым вместо номеров можно было спокойно навешивать погоны, стартовало в пару крайних лет как бы не столько же, сколько за предыдущие десять. Причем если считать по массе — то и за все двадцать. Но вдаваться в эту тему Третьяков не собирался.

— Видимо, у военных какие-то свои соображения были. Достаточно веские.

— Никогда не любил военных — извини, Сергей, к тебе это не относится. А теперь еще больше не люблю. Теперь это, можно сказать, личное.

— Ну, что делать. Нас любить не обязательно. А конкретно меня — конкретно тебе — вообще противопоказано. — Оба хрюкнули. С ориентацией и у того, и у другого все было тип-топ, скорее даже трах-тибидох. У Третьякова период загонно-засадной охоты на юбки, правда, остался в холостяцко-курсантском прошлом — загнал одну такую… себе на беду. Пришлось, как пишут классики, переходить от экстенсивного пути развития к интенсивному. А вот итальянец оправдывал национальную репутацию почти до самого предстартового карантина. — Нас достаточно кормить — и немного бояться. Это я о чужих военных. В смысле — другие страны должны военных твоей страны немного побаиваться. Совсем немного. Только чтоб войну начинать было страшновато. Любовь — это так… из области несбыточного. Если нас полюбят, как, скажем, в тридцатые, — можем невзначай и до Берлина дойти…

— Вот поэтому и не люблю. У нас в Италии тогда, в тридцатые, знаешь ли, дуче был. И тоже… Берсальеры, дух Рима… Еще хорошо, что я не немец…

— Это да. Был бы немец на твоем месте — вот тогда бы я со своей любовью попал.

— Но у вас тогда тоже был тоталитаризм!

— Это, друг мой, разговор сложный и «не для сейчас». Это надо поллитру на стол выкатить, грибочков, селедочки.

— А потом драка обязательно.

— Оп-па. Это откуда такие точные сведения?

— Когда я в четырнадцатом готовился в первый раз ехать в Россию — еще не в Королев, а в геохимический институт, тогда мы «Верону» только разрабатывали, — мне мама принесла книжку «Как выжить в России».

— Представляю себе.

— Да уж. Перепугался я страшно. А когда приехал — понял, что там, в книжке, все несколько преувеличено.

Эту тему Сергей тоже решил замять. А то мало ли что там для запугивания таких вот отправляющихся в дикую страну пьетров написали. Слово за слово — можно невзначай и подтвердить какую-нибудь гадость. Да и док Абрамов просил, точнее, настоятельно рекомендовал о политике особо не дискутировать. И, кстати, шутить поменьше, н-да… Абрам — это голова. Абраму палец в рот не клади. Сергей, например, не положил бы. Пьетро тоже, видимо, получил подобные рекомендации насчет политических тем. Но успокоиться не мог.

— Сергей, ты же говорил, что в войне участвовал, так? А стрелять в людей тебе доводилось?

— Бог миловал. — Вопрос вроде безопасный, да и душой, слава богу, кривить не надо. Если Чечню не вспоминать, конечно. — Я ж извозчиком был. Туда — обратно. Много раз.

— И орден за это дали? — Пьетро ткнул из-под спальника в стену над головой Сергея.

— Это? Это не орден. Это гвардейский значок. Память. Об армии. Хотя орден тоже дали.

— Но ты же не стрелял?

— А в армии далеко не все стреляют. Иногда нужно просто таскать через горный хребет грузы и людей. А хребет высокий. Три кэмэ. Для груженого борта — почти предел. И вообще по сравнению с вертолетом в горах здешние посадки — курорт. Ни тебе ветра, ни тебе тумана или метели… Ни тебе обстрелов, кстати. А там… Но ничего, обошлось. За это и орден.

На чем военную тему и замяли, вернувшись к вопросу — почему нельзя все-таки подготовить все заранее и прилететь в относительно комфортные условия. Сергей пытался было объяснить на пальцах — но «пальцы», в смысле, жизненный опыт, оказались разные. Что такое «ремонт» и что такое «дача» и с какими проблемами связано проведение первого и строительство второй, объяснить итальянцу оказалось трудновато. Все-таки ближайший аналог нашелся — в глубине десятилетий.

— Ну, вот смотри. Строил твой дедушка дом. Если бы он сразу задумал отгрохать, как ты говоришь, палаццо — не получилось бы, верно? Особенно если он не миллионер?

Пьетро кивнул — не миллионер, мол. Тут, правда, была тонкость: миллионером дедушка все-таки был — если считать в прежних итальянских лирах. Но объяснять русскому тонкости нумизматики тех времен было намного дольше, чем просто согласиться. Третьяков продолжил, ободренный:

— Ну вот. И пока скопил бы он всю сумму до копейки — обязательно нашлось бы, на что потратить. Так что он у тебя совершенно правильно все делал. Прямо как мы. Сначала маленький домик, бытовка. Потом он туда переехал, так? И начал строить потихоньку. Подвел электричество, завез камни… Мы сейчас как твой дедушка — сарайчик построили, поселились — и давай камешек к камешку класть.

— Сергей, это же было во время дедушки. Шестьдесят лет назад. А сейчас все по-другому. Сейчас, если строят дом, а не снимают квартиру, просто берут кредит, нанимают строителей… И для этого не обязательно быть миллионером.

— А строители, что характерно, мы сами. Не наймешь же зеленых человечков местных. И кредит никакие инопланетяне нам не дадут.

— Ты умеешь говорить замечательные комплименты. То с сантехниками сравнишь, то со строителями.

— А что? По-моему, почетно. Вот будет тут постоянная база, закопанная в землю, тьфу, в Луну, с системой тоннелей, с куполами, с залами подземными, как у Хайнлайна, — Хайнлайна Пьетро читал, что и подтвердил частыми кивками, — а на местном кислородном заводе, на главном шлюзе — титановая табличка. Из местного, замечу, титана. И там первой же строкой — «Завод имени инженера-химика доктора Пьетро Тоцци». Согласно русской традиции.

— Не только русской. — Улыбнулся, уже прогресс.

— Ну, вот видишь. А вот мне даже этого не светит. Вот именем Сашки Залетина, командира нашей первой экспедиции, наверняка главную улицу… или главный тоннель назовут. А мне, как всего-навсего пятому, — не, без шансов.

Пьетро принялся горячо возражать против такой несправедливости. Как это таю инженеру, получается, целый завод, а командиру — ничего. Это неправильно! Распалился, замахал руками. Даже про холод забыл. В общем, через десять минут сошлись на названной в честь Третьякова энергостанции. Благо принимать, перегонять и подключать реактор предстояло как раз русскому. Хандру у итальянца как ветром сдуло. Чего Третьяков, собственно, и добивался.

Засим пошли спать.

ДЕНЬ 3


28.08.2020

00:15 мск (07:15 хбр)

Воздушное пространство

над Восточной Сибирью


На дальневосточных маршрутах летали относительно новые «Дримлайнеры», но ни сон, ни дрема не шли. Должно быть, график дня и ночи сбился окончательно — уж больно велика разница в поясах. По Хабаровску уже восьмой час утра, по Москве — первый ночи, так что не поймешь — то ли еще не ложился, то ли уже встал. Хорошо Абрамову — дрыхнет, как младенец. И толстый деятель в необъятном пиджаке в соседнем кресле рулады носом высвистывает. А ему — не спится вот. По первости, летая пассажиром, дико хотелось обаять стюардессу и, невзирая на строжайшие запреты, напроситься к пилотам в гости. Иногда удавалось. Небо в иллюминаторе — совсем не такое, как в прямоугольных стеклах кабины, а жалкое подобие. Жалкое в той же самой степени, в которой открывающийся пилоту гражданской лайбы вид бледнеет перед распахнутым во всю ширь простором за стеклом фонаря «сушки». Когда он осознал это, на второй или третий раз, — немедленно прекратил такие экскурсии. К тому же «Боинг» шел на запад, почти синхронно с проворотом Земли внизу, так что мутно-красное солнце, как привязанное, висело над самым горизонтом «на семи часах». Не увидеть.

Виктор достал планшет, дотронулся до экрана. Вот что хорошо в работе — служебная регистрация во всех и всяческих мобнет-сетях, включая жутко дорогие бортовые подсетей авиакомпаний. Нуда, профессия, мать ее, обязывает.

Он заглянул в ящики — личный и рабочий. В личном почистил спам, служебный закрыл почти сразу, в паническом ужасе перед навалившимися ЦУ и отчетами. Сотрудников у него было всего двое, но один из них — плодовит без меры. А уж про начальство и говорить неохота. Потом, утром. Московским утром, официальным.

Пробежался по порталам новостей. Сначала по нашим. Ну, понятно — про улетевший к Луне реактор написала каждая собака. Космос — тема выигрышная, народу нравится. Пару раз усмехнулся — один бильд-редактор умудрился вставить в качестве иллюстрации старт древнего штатовского «Сатурна». Другой вообще где-то ролик старта «Востока» откопал. Ну а че? Ракета? Ракета. Пипл схавает.

Потом полез в англоязычный сегмент. Тоже нормально, даже его собственные слова не слишком переврали. И ролики адекватные. Ну, еще бы — свежак, прямо со старта. Умеют, заразы, работать — нашим бы так. Филонов уже совсем было расслабился — и споткнулся взглядом о два совершенно неожиданных слова.

«Dirty bomb».

«Грязная бомба».

Ну-ка, ну-ка…

«Успешный запуск… ядерный реактор… к Луне… Энергоснабжение лунной базы русских…»

Так, это все не то, не то… Вот оно:

«… Однако следует рассмотреть и другую возможность. Что, если запуск потенциально опасного объекта на фоне нарастающей напряженности в Европе — вовсе не случайность? Что, если при дальнейшем обострении отношений с Польшей и всем Атлантическим альянсом русские захотят использовать этот космический Chernobyl в качестве орудия шантажа западных держав?» — да у них что — досрочное осеннее обострение?! Или магнитные бури на неокрепшие головушки влияют?! Какой, к чертям собачьим, Чернобыль?!

«Если русские решат использовать реактор в качестве грязной бомбы — на обратной траектории от Луны они смогут разогнать его до гигантской скорости в тридцать четыре тысячи футов в секунду и даже больше. Сможет ли наша противоракетная оборона перехватить эту стремительно падающую на наши головы смерть? Ведь баллистические ракеты, против которых был разработан наш ракетный щит, летят со значительно меньшей скоростью. Что, если наша оборона окажется бессильной перед угрозой из космоса?» — это кто такой толковый? Кевин Хэтчинсон. Хэтчинсон… Не помню такого, не знаю такого. Ну-ка, по базе его…

Забавно. Хэтчинсонов разных среди журналистов штук тридцать, и даже один Кевин среди них нашелся — вот только космосом ни он, ни остальные никогда не занимались. Фрик? Все равно — надо будет попросить Наташу пробить человечка поподробнее. А интересно, еще такие умники есть?

Умники нашлись. Как же без умников? Отставной разработчик из «Рейтеона» в интервью какой-то там Сандре Смит к откровению мистера Хэтчинсона отнесся без должного уважения. Но в самом конце таки признал, что на летящие со второй космической цели система ПРО не рассчитана. Хм. Можно с самим собой поспорить — здравые мысли эксперта дальше этого интервью вряд ли пойдут, а вот невозможность перехвата — гипотетическая, заметим, «не рассчитана» совсем не значит «не способна» — пойдет гулять, как корова по клеверу. Ха. Ну, конечно же, я выиграл. Вот и новая статейка. Гибрид двух первых. Злобные русские в наличии, мнение эксперта о невозможности перехвата — тоже. Можно начинать бояться.

Виктор все-таки залез в служебный ящик. Опасения оправдались — чуть ли не половина всех начальственных писулек касались свежего — три часа всего — бреда. Эк руководство всполошилось…

Ну что же. Завтра будем отдуваться. А пока — надо бы поспать.

Он оторвался от планшета, сунул его во внутренний карман. Стюардесса как будто все это время рядом стояла: только голову поднял — а она уже тут. Ну да, господин, судя по всему, солидный — сеть в самолете удовольствие недешевое, от планшета оторвался — значит, самый момент что-нибудь впарить. Желательно — подороже.

— Не желаете коньячку? Виски? Саке? — Гляди-ка, помимо западной, и дальневосточная экзотика в наличии. Н-да, красавица, не по нашему карману. Тут у вас цены покруче, чем в «Яре», небось. Но разочаровывать не будем. Стопочка не помешает.

— Водки, пожалуйста. Пятьдесят грамм. И бутерброд с лососем, — подмигнул девушке, как бы компенсируя не сильно денежный заказ. — И вот что, Света, — прочитал он имя на бэйджике, — до Москвы не будите меня, хорошо? В том числе и на завтрак. Хоть часа четыре подремлю.

Та улыбнулась, кивнула и двинулась в сторону кухни, или что у них там, походкой манекенщицы. Теперь — двадцать пять от нервов, двадцать пять — для нервов. И всенепременнейше уснуть. Сигаретку бы еще — но такая роскошь в самолете не предусмотрена.

00:45 мск (08/27/2020 16:45 EDT)

Вашингтон

Штаб-квартираNASA

Специальная группа

Доку Рон ни выпить, ни закурить не предлагал. Да тот и не напрашивался, а предложи — откажется. В новый паттерн успешного психолога ни виски на два пальца, ни сигара, ни трубка не вписывались, а Док был слишком хорошим специалистом, чтобы не понимать, что имидж в этой профессии важен критически. Тем более что Рон для него в данном случае был не только руководителем, но и, в определенной степени, пациентом. Слишком все ново и рискованно. Слишком много нервов. Именно поэтому он расположился не как сотрудник на совещании у руководства, а как врач, беседующий с нуждающимся в помощи человеком, — в профессионально-открытой, располагающей позе. Пациент не возражал.

— Так что тебя беспокоит, Рон? Насколько я знаю, стартовали мы совсем неплохо.

— Русские, Док. Я читал чертову тучу бумаг. Анализов, сводок, справок. В том числе — и твоей группы. Я бывал в Москве. Не раз. Но лично знаком с этими русскими — да и с итальянцем — только ты. Еще Пол, конечно, но…

— Понимаю. Мне жаль, что Пол… отошел от проблемы. С кого начнем?

— Пожалуй, с итальянца. Кто он и что он?

— Мистер Тоцци… Как тебе сказать… Он специалист. Просто отличный специалист, который срочно понадобился русским. Он работает в программе как разработчик установки с самого начала, знает свой прибор до последнего винтика. И он, к счастью для русских, проходит по здоровью. Они даже оплатили половину его билета до Луны — а это кругленькая сумма, знаешь ли… Я видел его перед стартом. Он выглядел несколько… шокированным. — Док переменил позу, «открываясь» еще больше. Все, что он говорил, было многократно и подробно изложено в предварительных докладах. Но если Рону надо услышать это еще раз, лично, — он, разумеется, подыграет. Уверенность им необходима. Всем.

— В каком смысле шокированным? Он боялся?

— Совсем немного. В пределах обычного. Некоторые наши парни боятся перед полетом гораздо больше. Скорее — все случилось слишком быстро для него. Фактически он прошел всего лишь подготовку космического туриста. Пожалуй, именно им он себя и ощущает.

— Это мы учитывали. Док, меня больше интересует, что он за человек.

— Мальчик. Мальчик в тридцать три года. Знаешь, он на полгода старше миссис Шибановой — она самая молодая в русской группе астронавтов, — но он смотрит на нее, как школьник на учительницу. Пусть молодую и симпатичную — но учительницу.

— А на Третьякова?

— Как на директора школы. Военной школы, замечу.

— То есть — он боится не полета, а Третьякова?

— Опасается. Неосознанно. У него, судя по записям и по моим личным впечатлениям, отличные деловые отношения с русскими. Особенно с его коллегами-учеными из московского института. Но вот что касается командира… Тут есть определенные сложности. У Третьякова своеобразное чувство юмора. Типично армейское. Это есть в его профиле. Замечу, что, по неподтвержденным сведениям, мой русский коллега — доктор Абрамов — выражал некоторую… обеспокоенность подбором экипажа.

— Странно. И его мнение проигнорировали?

— Русские, точнее, русское руководство действовало в условиях цейтнота. Европейцы платят весьма неохотно, и в случае срыва графика по кислороду был риск выхода Италии из программы. Тем более что их министр науки…

— Я знаю позицию мистера Кальдеролли.

— Да. Так вот, русским было просто необходимо запустить «Верону» до конференции в ЕКА. А доктор Тоцци — лучший специалист по установке из тех, кого они могли подготовить достаточно быстро.

— Но если доктор Тоцци так важен для них — почему они не подобрали ему более подходящего компаньона?

— У них проблемы не только с кислородом. Они опаздывают и с реактором.

— Я знаю. Приготовленный для Луны «Топаз» они применили на военном спутнике — Луне пришлось подождать.

— Именно. Так что реактор им тоже нужно посадить во что бы то ни стало. А подполковник Третьяков, насколько я знаю, — их лучший специалист по дистанционной посадке.

— Понятно. Знакомая ошибка. Два отличных специалиста, каждый в своем деле…

— … С неполной психологической совместимостью. Подполковник Третьяков — типичный русский военный. Со всей спецификой этой касты. С другим русским или, скажем, с европейцем или американцем, но тоже с военным, они сошлись бы лучше. А вот его профиль и профиль доктора Тоцци, по нашим расчетам, сочетаются не очень хорошо. Так что, полагаю, мистер Тоцци будет вести себя точно в соответствии с нашими — моим и моего итальянского коллеги — прогнозами. Иначе операцию не стоило и затевать.

— Это точно. Значит, итальянец мистера Третьякова опасается… А стоит ли опасаться мистера Третьякова нам? — Рон встал, прошелся по кабинету. Док попытался снять напряжение, добавив в голос еще больше спокойствия. И начал ответ, разумеется, с успокаивающего — в данном случае успокаивающего — «Не стоит».

— Не стоит. Конечно, если мы будем вести себя правильно. Понимаешь… Ты видел цифры, реакции, диаграммы. Но главный факт — то, что он вертолетчик.

— Мой отец тоже летал на «Хьюи»1. Во Вьетнаме. И я бы не сказал, что он неопасный человек. До сих пор, кстати, хотя ему хорошо за семьдесят.

— Тут есть существенный нюанс. Твой отец был «жокеем», пилотом боевой машины, а мистер Третьяков управлял чем-то вроде «Веселого Зеленого Гиганта»2. Спасательного вертолета. Понимаешь разницу?


1Американский универсальный вертолет UH-1 до появления специализированных ударных вертолетов АН-1 «Кобра» и АН-64 «Апач» использовался, в частности, в качестве основного вертолета огневой поддержки в армии США.

2Jolly Green Giant — жаргонное название спасательного вертолета.

— Не вполне.

— Его основная работа во всех русских войнах, в которых он участвовал — а это три войны за пятнадцать лет, — привезти своих ребят к черту в зубы и, главное, отвезти их назад. Из этих самых зубов. Живыми. Мы выяснили, за что русские наградили его в две тысячи восьмом.

— Хм. Этого я не читал.

— Да, в доклад это, кажется, не вошло. Возможно, есть в приложениях. Я проверю, и если этого там нет — добавлю. И вышлю завтра с утра. Так вот, мы обратились к ребятам из Лэнгли, они подняли свои архивы, потом вышли на правительство Джорджии… Кавказской Джорджии. Родины Сталина, где воевали русские.

— Я понял, какую именно Джорджию ты имеешь в виду, Док. Я не настолько необразован. Пожалуй, я даже смогу найти ее на карте без помощи Гугла. — Рон усмехнулся. — И что же они сообщили?

— Не только они. Впрочем, не важно. Мы — мы все вместе — выяснили, за что именно он получил свой орден. Он эвакуировал русских десантников. На склоне, откуда он их забирал, места хватало, только чтобы приткнуть одно колесо. Он его приткнул. И висел почти неподвижно, хотя по нему садили из полутора десятков стволов, правда, издали, — до тех пор, пока не погрузил всех. И что интересно, после этого не стал обстреливать тех, кто стрелял по нему. Просто улетел. Хотя, как говорят военные Джорджии, стрелявшие именно по его вертолету, — вооружение у него было.

— Пацифист какой-то…

— Нет. Просто из этих десантников трое было тяжело ранены. И могли умереть в любой момент. Фактор времени — серебряные часы, золотые минуты, бриллиантовые секунды… И он доставил их до госпиталя. Живыми. Кстати, как говорят ребята из Лэнгли — из этой группы выжили все.

— Впечатляет. Впрочем, русские умеют подбирать людей. Я бы тоже не отказался от такого парня. Даже несмотря на его юмор. Хотя наши не хуже.

— В том-то и беда. — Док позволил себе немного пофилософствовать, — и они, и мы — славные ребята. Вот только так сложилось, что и мы, и они ухаживаем за одной и той же девчонкой. Богатой сентиментальной девчонкой — Европой. Которую в данном случае представляет Мистер Пицца. Главный вопрос — стоит ли она, эта девчонка, такого… соперничества?

— Наверху считают, что стоит. Да и я тоже так полагаю… Но это все не о том. Итак, ты уверен, что для мистера Третьякова самое главное — вернуть своих — или своего — домой?

— Да. Я видел, как он общался с вертолетчиками русских спасательных команд после его первого полета. Он до сих пор один из них — с их точки зрения. Да и с его личной. Он солдат — но особого рода. Он с удовольствием рискнет собственной шкурой и попытается продырявить наши — но только спасая своих. Если ему не придется никого вывозить из-под огня, он не полезет в драку. По крайней мере, без прямого приказа. И именно это дает нам возможность… Знаешь, если бы Третьяков был истребителем или пилотом ударного «Хайнда»1, как полковник Залетин, я бы высказался против операции.


1Hind — обозначение ударного вертолета Ми-24 в странах НАТО.

— В этом случае я бы ее и не начинал. Слишком много вариантов. Ну что же, будем считать, что нам повезло.

— Именно так. Правда, есть опасение, что его будет трудно спровоцировать на создание полного комплекта необходимых предпосылок — я имею в виду второй этап… Но, насколько я понял, реальная ситуация, аналогичная казусу пятнадцатого года, рассматривается только как дополнительный бонус и не является столь уж важной?

— Верно. Однако, Док, — несмотря на обращение, Рон уже не был пациентом на приеме у психолога, теперь он снова был боссом, жестким и целеустремленным, — это крайне желательно. В том числе — и для провоцирования нужных нам реакций согласно твоим же таблицам третьего и четвертого этапа. Так что постарайся все-таки сделать все, чтобы мистер Третьяков переступил через свои привычки — по крайней мере, по отношению к мистеру Тоцци.

— Будет сделано, сэр. Как отмечено в нашем же докладе — вероятность чуть выше пятидесяти процентов. Но мы ее вытянем. Минимум до семидесяти. План составлен, информационные закладки — а итальянец не сможет не вылезти в сеть — подготовлены, причем с расчетом именно на его профиль.

— А на русского?

— Он не очень активно использует сеть. Кроме того, он не очень доверяет тем ресурсам, которые мы можем конфигурировать под задачу.

— Хорошо. Я надеюсь на тебя, Док. И — спасибо тебе за бесплатный сеанс психотерапии. — Оба засмеялись, Рон был умным человеком, а с умным человеком приятно работать. Ну а Док был настоящим профи, знающим и дотошным, так что работать с ним тоже было легко и надежно.

— Ничего страшного, Рон, — подмигнул он, — счет оплатит миссис Кэрри. Главное — успеть, пока она все еще может подписывать чеки.

далее