Глава 2
Бытие

Похоже, штурма было не избежать и в совершенно другом уголке мироздания. В том, где все еще протирал пространство злополучный «Кит», обитатели которого и не подозревали о том, как много людей и сил занималось в эту пору их судьбой.
Королева Орлана собрала в своей каюте подданных - всех, способных носить оружие. Способными оказались все, даже младший - одиннадцатилетний Али: возраст его был как раз едва ли не самым воинственным. Не присутствовали только Флор, снова исчезнувший неизвестно где (к чему все уже привыкли), а также Атос и Семен, находившиеся, как это тут называлось, на стажировке у экипажа, и по той же причине все еще остававшаяся в инженерном посту Майя. Решили их не вызывать: хватало им и своих дел. Вот если понадобится предпринимать решительные действия, придется прервать их обучение, чтобы закончить его, когда вновь установится мир.
Причину сбора Орлана объяснила кратко и понятно. Просто изложила содержание ее разговора с Наревым и его ультиматум. Возмущение было всеобщим. И Валентин тут же заявил:
- Пошли. Чего ждать? В два счета размажем их по стенкам! Пусть и не мечтают присоединить нас. Это мы их присоединим!
Сборище одобрительно загудело. Но не очень громко: еще не сказала своего слова Королева, а все зависело от ее решения.
Орлана же, подумав, медленно покачала головой:
- Это самое простое - но не лучшее. Если бы мы уже разобрались во всем происходящем… Если бы наши ребята уже овладели всей техникой корабля - но мы ведь только начали. И еще - это главное - если бы установили связь с неизвестным - а ведь его до сих пор так и не нашли… Мы ведь понимаем: раз возникло что-то такое - значит, наш мир серьезно заинтересовал кого-то. Нас хотят как-то использовать. Для этого им придется вести переговоры. Так пусть они ведут их с нами, а не с Наревым или с кем-то другим из них. Нет, силовые действия лучше оставим на случай, если никак иначе нельзя будет договориться с Республикой.
- С кем же из Республики ты станешь договариваться? С Наревым? Он свое уже сказал. С капитаном? К нему лучше не подступаться. А мой предок у него в «шестерках».
- Нет, - сказала королева. - Я пойду к отцу.
- Не ты ли только что сказала, что он согласен с Наревым?
- Да. А это значит, что отцовское мнение для них важно. И если он откажется поддерживать путешественника - ничего у Нарева не получится. К отцу прислушиваются все они.
- И ты надеешься, что сможешь уговорить его?
- У меня есть для него интересное предложение.
Но объяснить, в чем заключалось это предложение, Королева отказалась. Проговорила только:
- Если удастся - сами узнаете. Если нет - то и незачем об этом разговаривать.
- Что же нам сейчас делать?
- Искать чужого. По всему кораблю. Сейчас же. Группами. Пока не найдем - ничего предпринимать не станем.
Подданным пришлось примириться. И, поскольку желание что-то делать уже сейчас было очень сильным, они тут же разделились на группы и, распределив направления, отправились на поиски. Но перед уходом Валентин честно предупредил:
- Только имей в виду: если мы наткнемся на моего отца - я не стану вилять перед ним хвостом.
Он употребил это выражение, не очень представляя, что же оно означает: никто из них никогда не видал живой собаки.
Королева же, оставшись в одиночестве, присела у стола и задумалась.
Решение, к которому они пришли, ей, откровенно говоря, не нравилось. Слишком уж оно было детским. Другого определения она не нашла. Всего лишь игра. А ведь дело, если вдуматься, не шуточное. Как знать, во что все эти события могут вылиться уже через несколько лет?..
Нет, уже сегодня наверняка можно было найти другое решение - более серьезное и надежное.
И ей показалось, что она нашла выход намного лучший, чем тот, которым они решили сейчас воспользоваться. Выход, обещавший хорошую перспективу на многие годы вперед.
Придя к такому выводу, Орлана решительно тряхнула головой. Встала. Подошла к шкафу. Выбрала одежду, которая казалась ей сейчас самой подходящей. Не юношеские пифагоры, но и не пышное выходное королевское платье, исправно созданное синтезатором по ее собственному - после консультаций с Семеном - эскизу. На этот раз девушка выбрала то, что на Земле назвали бы деловым костюмом. В нем она выглядела более взрослой женщиной, чего она сейчас и добивалась.
Переодевшись, придирчиво оглядев себя в зеркало, Орлана вышла из каюты. Прошла по пустому коридору. И двинулась знакомым путем - чтобы уже через несколько минут решительно постучать в дверь, за которой должен был находиться ее отец.
- Прошу! - послышалось изнутри, и Орлана вошла, тщательно закрыв за собой дверь.
* * *
- Интересные события наблюдаются, - молвил Карский, улыбаясь, с удовольствием оглядывая свою старшую. Девица, ничего не скажешь, выросла пригожей. И, похоже, неглупой. Замуж бы ее. Вот только не за кого. - Молодые начинают возвращаться к истокам - так следует это понимать? Надоело одним? Или наревские реформы испугали?
- Серьезный разговор, Мамонт.
«Мамонт» - такое прозвище дала она отцу еще в детскую пору; чем-то он у нее ассоциировался со знакомым по картинкам на экранах тяжеловесным и авторитетным зверем - не хищником.
- Что - я у тебя все еще хожу в ископаемых?
Но шутливого тона Орлана не приняла.
- Мама далеко?
Карский ответил не сразу:
- Гостит у кого-нибудь, я думаю. А что, ты - с женскими проблемами? В этом я, конечно, плохой советник.
- Нет, - сказала дочь. - С мужскими. Очень кстати, что ее нет.
- Интересно. - Он все еще улыбался, как будто ожидал от разговора одних только приятностей. - Ну что же - излагай. А может, тебя накормить сначала? Чем-нибудь этаким - необычным? Вы ведь там питаетесь наверняка кое-как? Молодые всегда жалеют тратить время на то, чтобы приготовить вкусное.
- Поем с удовольствием. Но только после разговора.
- Если так - я весь внимание.
И администратор устроился в кресле поудобнее.
Орлана перешла к делу сразу же:
- Будет война.
Она понимала, что этих слов достаточно: отец, безусловно, следил за жизнью маленького человечества и понимал - кто будет воевать и с кем.
Карский ответил не сразу, но она помолчала, давая ему время подумать.
- Из-за Нарева? Его декларации о деньгах и прочем?
- Дело не в словах. Он отключил наш выход синтезатора. Это уже враждебное действие.
Карский нахмурился:
- Он не делал этого.
- Ты уверен?
- Я его не люблю, ты знаешь. Но он умный человек и не стал бы начинать с таких глупостей. Мы с ним говорили о том, что можно и чего нельзя. На самом деле он ведь хочет только объединить нас всех, а начать с отключения значило бы - вырыть между нами и вами очень глубокий ров. Даже пропасть.
- Если не он - то кто?
Карский только развел руками:
- Может, инженер? Какая-нибудь техническая надобность - профилактика, что-нибудь такое. Вы не пробовали выяснить?
- Пробовали. Никого из них нет на местах. В постах - только наши ребята. Они, понятно, ничего не знают.
Легкий кивок показал дочери, что отец знает и о вхождении молодых в состав экипажа.
- Но пусть даже выключил не он. Пусть капитан или инженер, для нас это, откровенно говоря, безразлично. Дело ведь не только в Нареве.
- В чем же еще?
- В том, что вы живете в прошлом. Не понимаете, какой мир окружает нас и каково наше место в нем…
Это, кажется, оказалось для него новым. И пришлось потратить чуть ли не четверть часа, чтобы объяснить, как обстояло дело, на молодой взгляд.
Когда она закончила, администратор уже не улыбался. И сказал озабоченно:
- Это для меня ново. События в пространстве? Привидения какие-то? О записях я слышал, но не придал значения: мало ли что придет в голову Инне…
- Это серьезно. Но главное в другом. Нельзя больше так жить. Одно из двух: или ты соглашаешься со мной. Или… я не уверена, что смогу удержать ребят от крутых действий.
- Да, - вздохнул отец. - Молодежь бывает неоправданно резкой. Хорошо; что же ты предлагаешь?
- Объединиться в единое государство.
- Этот путь был открыт для вас и раньше.
- Не так, как предлагали вы. Мы не хотим быть на последних местах - и не будем.
- Хотите, чтобы мы присоединились к твоему Королевству? На каких же правах? Колонии? Доминиона? Свободно присоединившегося государства?
- Не угадал. Мы объединимся в монархию. На равных правах. Ты будешь королем. У тебя для этого больше оснований и прав, чем у любого другого. Я - твоя дочь, наследница, так сказать, принцесса крови. И у всех - равные возможности.
- Меня в короли? Знаешь ли, я - убежденный республиканец.
- Опять ты уходишь в прошлое. Это все осталось там, очень далеко. И в пространстве, и во времени. Ты должен уметь думать так, как требует время.
- Не так-то это просто…
- Для другого - может быть. Не для тебя.
- Ты столь высокого мнения о своем отце?
- Всегда была - и остаюсь.
- Спасибо… Знаешь, твою идею стоит как следует повертеть в мозгу. Сколько ты даешь мне на размышления? День? Два?
- Ни минуты. Ребята кипят. Стоит мне вернуться без определенного результата - и они взорвутся.
- Ни минуты - я так не могу. Десять минут. А ты тем временем поешь.
- Обожду просто так. Не могу есть, когда все мои не смогли даже позавтракать из-за отключения.
- Достойно похвалы. Ну, сиди…
Карский честно продумал все десять минут. Даже глаза закрыл, чтобы лучше сосредоточиться. Наконец встрепенулся.
- Согласен?
- Погоди. Есть другой вариант. В какой-то мере компромиссный.
Орлана недоверчиво глянула на него: какие тут могут быть компромиссы? Тем не менее кивнула:
- Я внимательно слушаю.
- Объединение состоится. На равных правах, как вы и хотите. И ты будешь - вернее, останешься - Королевой.
- Все твои никогда не пойдут на это.
- Обожди. Дай досказать. Король тоже будет. Из старшего поколения. Но - не я.
- Ну почему, почему - не ты? Нет никакой разумной причины…
- Есть. Может, она и неразумна. Но для меня она важна.
- В чем же причина?
- Видишь ли, перед тем, как с нами все случилось, я должен был на целый год стать одним из руководителей Федерации…
- О твоей жизни я знаю все, что вы мне рассказывали.
- А перед тем меня специально готовили к этой работе. Но еще перед тем, как меня начали готовить, я - как и всякий, претендовавший на такую работу, - принес присягу на верность Федерации. И в этой клятве, кроме прочего, были и такие слова: никогда не совершу никаких действий, какие могли бы привести к замене республиканской формы правления какой-либо другой. Я поклялся в этом, понимаешь?
- Да что ты… Когда это было? И где? Опомнись, папа!
Даже папой назвала его сгоряча, хотя слово это было не из молодежного лексикона.
- Давно, да. И далеко, не спорю. Но я-то ведь остался тем же самым. Прости. Ничего не могу с этим поделать.
И, не дав ей перебить себя:
- А идея твоя неплоха. Может, в этой ситуации - единственно возможный путь. Поэтому я нашел другой вариант.
- Кто же будет королем? И каким образом я окажусь королевой при нем?
- Понимаешь сама. Уже взрослая.
- Я… выйду за него?
- Совершенно законный путь.
- И кто же это будет?
- Выбор за тобой. Хотя, откровенно говоря, выбирать почти не из кого. У нас и остались всего-то двое одиноких. Писатель и физик. Но физика наши вряд ли поддержат.
- И наши тоже.
- Наверное. Ну а как ты относишься к Истомину?
Орлана усмехнулась. Махнула рукой.
- Получается так, что я приношу себя в жертву ради всеобщего благополучия?
- Не самая плохая судьба. Да и жертва - несмертельная.
- Тогда какое значение имеет, как я к нему отношусь?
- Хорошо. Но надо еще выяснить, как отнесется к такой перспективе он сам.
- Конечно. Пошли.
- Сейчас?
- Чего ждать? Времени нет. Вставай - и к нему. Надеюсь, он успел уже выспаться…
* * *
Проницатель понемногу привыкал к себе - новому. К сожалению, делать это приходилось на ходу: не хватало времени. Время было единственным, что он продолжал воспринимать по-старому, естественным для него образом; все остальное было внове. Сейчас он не был клубком энергии, но - веществом; до сей поры оно было известно ему лишь как объект воздействия, а еще чаще - как препятствие, помеха, которую приходилось преодолевать, - без особого, правда, труда. А теперь сам он стал для себя препятствием, он был заключен в нечто тяжелое, вязкое, многообразно-сложно устроенное, подчинявшееся, кроме хорошо известных ему незыблемых правил действия, еще и множеству других, иногда противоречивых, часто непонятных. Вещество оказалось очень неудобной формой существования и крайне невыгодной: много энергии уходило только на то, чтобы справиться с самим собой - ограниченным, массивным, и к тому же донельзя слабым во взаимодействиях с другими вещественными объектами - теми, в которых не заключалось поле духа. Короче - ничего хорошего в собственном овеществлении он не ощущал.
Однако только находясь в форме вещества, он и мог как-то влиять на остальную материю. Дух невоплощенный мог лишь формировать и направлять энергетические потоки - но чтобы потоки эти были достаточно мощными, требовались объединенные действия многих индивидул; единичная же (какой был и он сам), даже сконцентрировав всю доступную ему энергию, могла добиться лишь незначительного влияния на вещество - да и то ненадолго. Пройти, допустим, сквозь вещественную преграду, каких здесь было множество - да, с легкостью; но вот уничтожить ее - на это его не хватало. Зато инертное вещественное тело, в котором Проницатель сейчас находился, несло в себе громадный запас такой энергии; и хотя пользоваться можно было лишь малой частью ее, этого вполне хватало, чтобы успешно действовать здесь, внутри объекта, который следовало уничтожить; чтобы получить нужный результат, пользуясь множеством вещественных устройств, какими обладал сам этот объект. Так что приходилось терпеть неудобства, понимая, что это ненадолго, что уже вскоре он сможет сделать все, что от него требовалось, и опять оказаться в своем природном состоянии энергетического сгустка очень сложной структуры.
Таким образом, выполняя нужные действия, по его обычным меркам, очень и очень медленно (хотя, по человеческим оценкам, он и передвигался, и совершал все другие необходимые движения достаточно быстро, может, чуть медленнее, чем делал бы это хорошо тренированный специалист-человек), Проницатель, находясь в теле давно ушедшего из этой жизни инспектора Петрова, за несколько часов, прошедших с мига его воплощения и появления внутри корабля, успел не только понять и усвоить общие принципы устройства корабля и его основных узлов и главных механизмов, но и построить схему, по которой ему надо было действовать, чтобы выполнить задание как можно быстрее. Правда, работа замедлялась тем, что ему приходилось, передвигаясь по кораблю и задерживаясь в тех его точках, где что-то постигалось не сразу и требовало времени на соображение, еще и избегать встреч с другими воплощениями духа - а именно такими представлялись ему все люди, хотя их дух - это Проницатель-Петров почувствовал сразу же - был организован куда хуже, чем он сам, и находился в гораздо большей зависимости от вещества, в котором обитал, - потому, быть может, что воплощение каждой из этих индивидул произошло достаточно давно, и ощущения свободы духа, его независимости от инертных форм материи были давно забыты. Но тем не менее - или, скорее, именно поэтому - все другие воплощения представляли для него большую опасность, и следовало всячески уклоняться от каких бы то ни было встреч с ними.
Это ему пока удавалось. Хотя раз или два его заметили, но задержать или помешать каким-то иным образом свободно передвигаться внутри объекта обитателям не удалось - если даже они этого хотели. Таким образом он успел, быстро и скрытно перемещаясь по модулям и переходам корабля, понять принцип работы гравигенных блоков; именно этими устройствами предстояло оперировать, чтобы корабль и второе небесное тело, находившееся рядом, начали быстро сближаться, выполняя тем самым первое действие его программы. А когда они сомкнутся - останется лишь высвободить разом всю энергию, какой обладал корабль; этого будет достаточно, чтобы оба тела превратились в пыль, освобождая наконец дорогу для беспрепятственного прохода информации. Где в корабле запасается эта энергия, ПП - Проницатель-Петров - уже понял: разуму достаточно ведь разобраться в одном звене технологической цепи, чтобы с большой вероятностью представить, какими должны быть и предшествующие, и последующие. Так что сейчас, закончив осмысливать принцип действия гравигенов и механику его использования, ПП решил направиться туда, где должны были находиться основные энергонакопители; ему еще не было ясно, каким образом решали задачу накопления создатели этого искусственного небесного тела, но он знал, что поймет это, когда увидит нужные устройства и, как и обычно, без труда заглянет в них.
Как ему и было предписано, он тут же включил свой канал связи и принялся вызывать Место Всеобъемлющего, чтобы почтительно доложить, что немалая часть задачи уже выполнена.
До сих пор связь во всех случаях устанавливалась мгновенно и беспрепятственно. Однако на сей раз получилось иначе.
Канал оказался перекрытым; вместо привычной частоты, на которой шел обмен информацией между Проницателем и Местом, канал был забит плотным и мощным хаотическим шумом, сквозь который ПП так и не смог пробиться. Наверное, такие попытки делались сейчас и с другой стороны - и с тем же результатом.
Шум не был естественным; Проницатель знал все природные частоты, возможные в этой части мироздания, и лежали они далеко от той части диапазона, через которую ПП общался со своими.
А источником неестественных шумов здесь могло быть лишь одно: тот самый объект, внутри которого Проницатель сейчас и находился.
Конечно, этим возможности не исчерпывались; но прежде, чем начать поиски других, более отдаленных, следовало проверить этот, самый близкий и простой вариант.
Он и принялся за дело, поочередно отключая все работавшие внутренние системы корабля, и в первую очередь - систему создания новых тел, которая сейчас являлась самым мощным потребителем энергии и, следовательно, могла вызывать наибольшие помехи. Затем то же самое ПП проделал и с источником гравитации. Но и в том, и в другом случае сразу же убедился, что не они создавали помехи, а что-то другое. Пришлось даже допустить, что источник этот находился вне объекта и, возможно, даже на большом расстоянии. А из этого вывод мог быть лишь один: усилия, направленные на то, чтобы помешать ему выполнить задачу, предпринимались материнской планетой этого тела. Значит, справедливо предположение, что канал информации перекрыт не случайно, а намеренно. Налицо враждебное действие со стороны Федерации.
Тем не менее он продолжал искать. Предполагать - одно, убедиться - совсем другое. Были ведь и еще источники помех. Проницателю понадобилось не более двух секунд, чтобы определить, в какой части корабля следовало искать еще и другие устройства, генерирующие колебания такой частоты.
Поняв это, он повернулся, чтобы идти в нужном направлении. И сделал несколько шагов.
Но был вынужден остановиться.
Возле того выхода, которым он хотел воспользоваться, стояли два воплощения - из тех, встреч с которыми Проницатель до сих пор успешно избегал.
Первой, мгновенной мыслью было: освободить проход. Уничтожить.
Будь он вне вещественного тела, выполнение последовало бы за решением без малейшей задержки. Правда, тогда и не нужно было бы никого уничтожать: люди просто не увидели бы его. Он беспрепятственно проскользнул бы между ними; лишь теплым ветерком пахнуло бы на обоих.
Но он был в человеческом теле. И понял вдруг, что не знает, как в таких случаях это тело должно действовать.
Еще через миг он сообразил: пусть сам он не знает, но тело-то должно располагать такой памятью! Наверняка ему приходилось…
Извлечь информацию из только недавно размороженной памяти - на это ушли доли секунды.
Теперь он знал - как. И шагнул вперед.
И тут же остановился снова.
Потому что тело - отказалось.
Отказалось!
Вместе с памятью в теле покойного Петрова проснулось и еще что-то, свойственное, видимо, инспектору, когда он был еще жив. И тело отказалось напасть на себе подобных и ничем ему не угрожавших.
Проницатель растерялся. Раньше такое не было ему свойственно. Видимо, способность растеряться - иными словами, не найти мгновенного и правильного выхода из возникшей ситуации - было свойством самого вещественного тела - как и многие другие, с которыми Проницателю еще не пришлось познакомиться.
Чтобы преодолеть растерянность, ему понадобилось несколько бесконечно долгих секунд.
А когда он пришел в себя, то людей перед ним не оказалось: они успели повернуться и скрыться за дверью.
Видимо, они тоже растерялись, но у них быстрее сработал рефлекс: если не можешь оценить неожиданно возникшего явления - попробуй отдалиться от него, чтобы потом уже постараться понять, что это было, и предпринять нужные действия.
Таким образом, ничто более не мешало Проницателю продолжить путь. И он, еще чуть помедлив, двинулся вперед.
Павел же и Зоря - это их группа наткнулась на незнакомца, - переводя дыхание в том закоулке, куда юркнули, столкнувшись лицом к лицу с тем, кого искали, - уже в следующую минуту ощутили чувство глубокого и горького стыда.
Они не сумели справиться с рефлексом - и сбежали, подчинившись мгновенному и мощному всплеску инстинкта самосохранения - вместо того, чтобы попытаться вступить со встреченным в переговоры. А ведь ради этого они и бродили по кораблю! Сейчас им было стыдно посмотреть друг другу в глаза. Очень стыдно. Конечно, окажись на их месте Валентин с сестрой, они поступили бы совершенно иначе.
- По-моему, он был готов напасть, - проговорила, глядя в сторону, Зоря.
- Похоже, он сам испугался больше нашего, - неохотно буркнул Павел. - Но, в конце концов, мы знаем, где он бродит: в этом корпусе. Сделаем вот что: вызовем еще кого-нибудь и попытаемся окружить его.
- Где же мы их сейчас разыщем? Все бродят вот так же…
- Ну, давай подумаем еще. Сообразим что-нибудь…
И они принялись думать. Зоря сообразила первой:
- Надо позвать Атоса с Семеном: они у капитана, и туда, наверное, можно позвонить.
Так они и сделали - только для этого пришлось вернуться в свой модуль, где в каютах были, как и полагалось, унифоны.
Откликнулся Атос:
- Ждите нас дома. Сейчас придем.
Семен в центральном посту возразил было:
- Нам же сказали, чтобы мы оставались здесь.
- Кто же мог знать, что наши наткнутся на этого… Бежим.
И они поспешно покинули командный корпус.
* * *
Рассказ, так неожиданно возникший в сознании, Истомин закончил поздним утром, проработав всю ночь. Теперь ему так хотелось спать, что он даже не стал перечитывать возникший текст. Он быстро разделся и лег, с удовольствием предвкушая, как глубоко сейчас провалится в привычный и вечно новый мир сновидений.
Но, видимо, сегодня это не было ему суждено. Он только протянул руку, чтобы выключить свет, как в дверь постучали. Сильно, решительно.
- О черт. Это еще кто?
Это было вполголоса. А громко:
- Прошу!
Но дверь распахнулась, когда он еще не успел договорить. И вошла женщина. В первый миг он не узнал ее.
- Простите?.. - пробормотал он. И тут только сообразил:
- Мадам Карская?..
Не Верой же было называть ее: такой дружбы между ними никогда не существовало.
Она подошла к кровати и тихо, тяжело выдохнула:
- Вот я пришла. Здравствуй.
И - пока он поспешно соображал, что ответить:
- Ты не ждал меня? Знаю. Но я решила, что буду с тобой. Вот и пришла. Не прогонишь? Я не могла иначе. Постой. Не вставай. Скажи сразу: да или нет?
Идиотская мысль пришла в голову: он все-таки уснул, и это все во сне. Он поверил. И повел себя соответственно, как и полагалось в сновидении. Протянул к ней руки:
- Иди ко мне. Ну, иди же…
Она была одета так, что тратить время на раздевание почти не пришлось. И вот он уже ощутил ее всем телом. Не задумываясь - кто же задумывается во сне? - действовал уверенно и решительно, словно им не впервые приходилось встречаться. И она отвечала так же, будто у нее в мыслях все это было давно проиграно не раз и не два. Хотя на самом деле обоими все читалось с листа.
Как же давно он не переживал такого - и телом, и душой!
- …Так ты примешь меня?
- Да. Да!..
- Навсегда.
- Как же иначе?..
Эти и многие другие, не всегда имеющие смысл слова произносились урывками, когда на какие-то секунды они приходили в себя, когда ураган на миг затихал, чтобы почти сразу же налететь и вновь унести их.
Наверное, прошло немало времени, прежде чем Истомин сообразил, что для сна все слишком уж затянулось. А когда понял, ему на миг стало страшно.
Словно ощутив его испуг, Вера открыла глаза и улыбнулась.
- Хорошо… - проговорила она тихо. - Давно уже не было так.
Он собирался что-то сказать - она положила палец ему на губы:
- Я так и думала, что ты - такой…
Ему все же удалось вступить в разговор:
- Вера, ты хорошо обдумала? Ведь…
Она снова улыбнулась.
- Я давно хотела этого… Но только сейчас поняла…
Стук в дверь прервал ее. Деликатно-негромкий, но настойчиво-продолжительный.
- Маэстро, вы дома?
Он не успел сделать ничего: ни ответить, ни набросить одеяло на Веру, как дверь бесшумно откатилась. И сразу же вошли двое. Карский и его старшая дочь.
Вошли - и, увидев, застыли монументами.
И на губах Веры, жены и матери, тоже запеклась улыбка, сейчас совершенно неуместная.
Истомин почувствовал, что дыхание пресеклось: хотел набрать побольше воздуха в грудь, чтобы сказать что-то, - и не смог. Понял, что сейчас задохнется. И ощутил, как высоченной волной приливает кровь к голове, к лицу - вот-вот начнет проступать на щеках красным потом.
Может, он и в самом деле через секунду-другую задохнулся бы без воздуха; но, к счастью, вошедшие, едва успев осмыслить увиденное, резко повернулись и вышли, почти выбежали, так и не сказав ни слова.
Истомин вздохнул - порывисто, хрипло. Вера закрыла лицо ладонями. Но всего лишь на мгновение. А потом сказала почти совершенно спокойно:
- Ну и хорошо, что так. Ничего не придется объяснять.
- Думаешь? - с трудом выговорил писатель, только чтобы что-то сказать, чтобы слова женщины не повисли в воздухе.
Она же ответила неожиданно:
- Вставай. Есть хочу!
И он послушно поднялся и начал одеваться.
* * *
Добравшись вместе до выхода из главной шахты, Карский и Орлана на миг остановились. Они не смотрели друг на друга. Каждому было почему-то очень стыдно. Словно это они совершили такое, а не их мать и жена. Теперь уже бывшая, надо думать.
Так и не сказав друг другу ни слова, повернулись и двинулись - каждый в свою сторону. Как будто все, ради чего они собирались говорить с Истоминым, потеряло для них всякое значение.
* * *
Орлана чувствовала себя глубоко оскорбленной. Кем? Всеми на свете. Самой жизнью. Была обижена на весь мир, хотя прежде всего, наверное, - на самое себя: оказалось, что дела в родительской семье не были для нее чем-то совершенно чуждым, как она успела уже увериться. Выходит, по-прежнему осталась она маминой и папиной дочкой, а вовсе не Королевой молодости, какой себя воображала и какой казалась другим.
Мамина дочка? Или все-таки Королева?
Королева!
И она это докажет немедленно - всем на свете, но в первую очередь себе самой.
Собственно, что такого произошло? Да ничего; просто она лишний раз убедилась в подлости, беспринципности, аморальности поколения отцов. Но ведь это и раньше все знали - что они такие!
Такие, да. И совершенно глупые к тому же.
Разве признак ума - предпочесть ей, юной Королеве, старую, уже отяжелевшую и, главное, ни на что не способную, да еще, как оказалось, и похотливую женщину?
(Даже мысленно Орлана все же не смогла назвать свою мать бабой. Не получалось.)
Как-то не пришло в голову, что Истомин не знал и не мог ничего знать о той роли, которую успели отвести ему администратор с августейшей дочерью.
Так или иначе - все они там были виновны. И не заслуживали снисхождения.
В таком настроении она вернулась в туристический модуль.
Там ее уже ждали Атос и Семен. Смущенно пряча глаза, они, запинаясь и перебивая друг друга, рассказали о постигшей их неудаче.
Против ожидания, Королева не стала смеяться над ними. Только хмуро глянула и повелела:
- Идите и делайте хоть что-нибудь! Делайте! Что хотите! И оставьте меня наконец в покое!..
Такой они Королеву никогда не видели. И, переглянувшись, поспешили убраться подобру-поздорову.
- Куда пойдем? - спросил Атос, когда они оказались за дверью.
- Вернемся в центральный пост - куда же еще?
- А как мы туда попадем? Нам же не дали пропусков!
- Да, верно. Черт, не надо было нам уходить. Нам же надо было впустить наших внутрь - помнишь, они говорили… Как же они без нас попадут в корабль?
- Надо что-то сделать. Вот что: главный выход! Наденем скафандры, те, что в шкафу рядом с ним, - и как бы приготовимся к выходу сами. Тогда люк сработает.
- Светлая голова. Побежали!
* * *
Не время сейчас было для сна, но Мила все-таки легла и попыталась уснуть, чтобы хоть во сне, пусть и на краткое время найти покой, который почему-то исчез, вытек куда-то из повседневной, привычной жизни в неизменной обстановке «Кита».
Беспокойство обуяло ее после того, как она попробовала еще раз встретиться с детьми, потому что именно при виде их у нее возникало спокойствие и уверенность во всем на свете, на этом маленьком свете. Дети были настоящим и будущим, в то время как сама она и все ее поколение было прошлым, а настоящим лишь постольку-поскольку. До сих пор все именно так и получалось. Но сегодня новый визит пробудил в ней беспокойство. Дети были какими-то не такими, как обычно. И хотя старались казаться по-обычному спокойными, в их движениях, словах и взглядах ощущалось сильное волнение, тщательно сдерживаемое возбуждение. Может, она и заставила бы их объяснить, что послужило причиной такой перемены, но встреча получилась очень скоропостижной: все они куда-то поспешно собирались и не смогли - или не захотели - даже немного поговорить с нею, обменяться хоть несколькими словами. Старшие повторяли только: «Потом, мама, потом», а младший, Али, не выдержав, под конец просто обидел ее, крикнув: «Да отстань, мама, не до тебя сейчас!» И тут же все они поспешно ушли куда-то по кораблю, не в направлении жилого корпуса, а по шахте вниз - в служебные модули. Следовать за ними Мила не осмелилась, оставалось лишь вернуться домой и лечь спать - в надежде, что хоть общение с Юриком, пусть и далеким, но очень любимым, заставит ее поверить в то, что все по-прежнему в порядке.
Но невезения преследовали женщину и здесь. Вместо ставших уже привычными снов, в которых она встречалась со взрослым Юриком, и разговаривала с ним, и слушала его, во сне ей привиделось что-то совершенно непонятное. Что-то, какие-то струи непонятно чего вихрились, вздымались, низвергались водопадами, волнами налетал оглушительный рев, вскоре переходивший в столь же громкий и пронзительный визг, и сама Мила там, во сне, стала игрушкой этой непонятной стихии, ее швыряло из стороны в сторону, кружило, она взлетала высоко-высоко и стремительно летела вниз, так что сердце останавливалось. Она проспала совсем недолго и проснулась в поту и с головокружением.
Может, окажись муж сейчас рядом, она бы рассказала ему о своем состоянии, и он бы нашел способ успокоить ее, как это случалось уже не раз. Но он отсутствовал, и это было совсем плохо. Мила не умела быть одной, ей всегда нужно было на кого-то опереться.
Она попыталась вспомнить, что говорил ей Нарев после завтрака, когда уходил. Что-то о том, что ему нужно добраться до множительной техники и отпечатать там что-то. Что? Да, деньги. Ему зачем-то понадобились деньги. Зачем? Мила даже не пыталась догадаться: у ее мужа нередко возникали такие вот, вроде бы совершенно нелепые, желания. Да, вчера вечером он усердно рисовал что-то на небольших кусочках бумаги, вернее - срисовывал и переделывал. Перерисовывал он - сейчас Мила вспомнила точно - деньги, существовавшие в мире Ливии. Перед ним лежали две бумажки: три лива и десять.
Множительная техника. Наверное, это там же, где синтезатор? Или нет? Ничего - она спросит у кого-нибудь. А сейчас можно сходить и к синтезатору; все было лучше, чем оставаться здесь, наедине с изматывавшим ее волнением.
Мила встала, не забыла оглядеть себя в зеркале и вышла из каюты. В салоне было пусто. Не задерживаясь, она пересекла просторное помещение, вышла в коридор и направилась к синтезатору.
Там тоже никого не было, но панель аппарата оказалась теплой на ощупь; значит, недавно кто-то тут работал. Нарев? Но куда же он пошел после этого?
Не в жилые помещения - иначе они бы встретились. Конечно, он мог зайти в чью-нибудь каюту - к физику, допустим, или к Зое. Но перед тем он непременно заглянул бы домой, чтобы сказать ей: «Я вернулся, куколка, и через полчаса приду совсем». Если она в это время спала, он оставил бы записку. Так у них было принято. Записки не было - значит, он не возвращался.
Так она размышляла, уходя по коридору все дальше от жилья, толком даже не зная, куда идет. Ей нужно было найти Нарева, все равно, где. И она верила, что чутье подскажет ей, где он.
Коридор кончился тупиком: переборкой, в которой, была, правда, овальная дверь. Мила попробовала отворить ее; дверца поддалась без сопротивления. За ней открылась небольшая площадка и две лестницы - одинаково узких и крутых; одна вела вверх, другая - вниз.
Мила задумалась: к сожалению, идти одновременно и вверх, и вниз было невозможно. Следовало выбрать. Выбор - это было тем, что всегда давалось Миле с большим трудом.
Она решила идти вверх. Это направление будило в ней некий оптимизм, в то время как спускаться вниз означало что-то опасное, даже страшное - может, потому, что когда на Земле хоронили умерших, их опускали в землю, вниз, но никак не поднимали вверх.
Подобрав юбку (сегодня, как и все последние годы, она надела длинное: считала, что в ее возрасте так и надо одеваться, как-никак за сорок; да и Нарев говорил, что в длинном женщина всегда выглядит куда более привлекательной, чем в коротком или того хуже - в брюках, а его мнение было для нее решающим), Мила храбро двинулась вверх.
Лестница оказалась очень длинной, и подниматься было нелегко. Дыхание быстро сбилось, и Мила с грустью подумала, что при первом муже, вместе с которым она ежедневно не меньше часа занималась физическими упражнениями - разминалась, как он говорил, - она одолела бы такой пролет, даже не заметив. Нехорошо, конечно, надо, наверное, больше следить за собой…
На первой же площадке она остановилась, чтобы передохнуть. Здесь не было никаких дверей - просто начинался следующий марш. И, отдышавшись, она двинулась еще выше.
На следующей площадке дверь была. Вознамерившись осматривать подряд все помещения, какие ей попадутся, Мила повернула ручку и вошла.
Ей представлялось, что все помещения корабля нанизаны именно на тот туннель, ту трубу, по которой она поднималась, и таким образом, осматривая все по порядку, она рано или поздно найдет и Нарева, и детей. Не имея даже приблизительного представления об архитектуре корабля, Мила и не подумала, что на самом деле туннель, которым она воспользовалась просто потому, что он первым попался на ее пути, был всего лишь одним из внешних, второстепенных, и выходы из него вели в те помещения, в которых искать Нарева было бесполезно: эти помещения, размещенная в них техника и аппаратура, были предназначены для питания и контроля всей техники, находившейся в населенной части корабля - в обоих жилых модулях и командных помещениях, а также устройства вентиляции и регенерации воздуха. Так что Нареву здесь делать было совершенно нечего. Но Мила, как мы уже поняли, этого не знала. И вошла в открывшийся перед нею узкий коридор, в котором увидела лишь три двери: одну в противоположном конце хода и две - по обе стороны его.
Она уже подошла к этим двум друг напротив друга расположенным дверям и протянула руку, чтобы отворить одну из них и заглянуть внутрь, когда дверь распахнулась как бы сама собой, и навстречу Миле вышел человек. И остановился, как бы испугавшись.
Странно, но Мила узнала его с первого взгляда, несмотря на тусклое освещение и на то, что вот уже почти двадцать лет как не встречалась с ним.
- Инспектор Петров? - невольно спросила она.
В следующее мгновение ноги ее подкосились, и она во весь рост грохнулась бы на пол, если бы Петров не вытянул руки и не поддержал ее, уже потерявшую сознание. Не удивительно: и так сегодня было много переживаний, а ведь и одного последнего, пожалуй, хватило бы.

Глава 3
Земля

- Нет слов, - проговорил доктор Функ, - обосновались вы здесь весьма фундаментально. Чувствуется, заведение весьма достойное.
- Предупреждать события иногда труднее, чем справляться с их последствиями, - ответил Комиссар. - Поэтому у нас все сделано всерьез. В том числе и центр связи, как видите…
Вслед за экс-Командором и доктором Функом Юрий вошел в помещение, располагавшееся на самом верхнем ярусе громадного, вызывавшего невольное уважение здания, куда Комиссар доставил их на мощном и, как показалось Юрию, вооруженном гравикаре. Юрий испытывал сейчас странное чувство, похожее скорее всего на страх. Видимо, за прошедшие дни у него успело сложиться представление о Службе Предупреждения как о явлении таинственном и даже опасном. Так что он невольно старался держаться поближе даже не к ученому, но к Комиссару, производившему впечатление человека, владеющего обстоятельствами.
Однако комната, хотя против ожидания и весьма просторная, не содержала в себе ничего такого, что могло бы вызвать подобное чувство.
Вдоль стен стояло несколько трансформаторов под прозрачными кожухами. Почти в середине располагался немалых размеров пульт, с которого можно было, видимо, управлять - неизвестно только, чем. На той стене, что была напротив входной двери, виднелись экраны; Юрий сосчитал: ровно восемь.
Остановившись, ученый вопросительно взглянул на экс-Командора. Тот сказал лишь:
- Ну что же, доктор, вы не забыли моих наставлений? Нет? Тогда действуйте.
Функ кивнул; неторопливо подошел к пульту, уселся в единственное кресло и один за другим включил экраны, пробормотав при этом:
- Ну-с, посмотрим, насколько ваша супертехника облегчит решение нашей задачи… Где тут у вас поиск канала?
- Под вашей левой рукой, профессор.
- Да? Ну конечно: вот оно. Начинаю искать…
Цифры и символы замелькали на экране.
- Ага, вот… вот…
Функ быстро заиграл на клавишах.
- Что такое? Не понимаю. Командор, простите, Комиссар, вы можете определить, что это такое? Не могу войти в канал, даже со всей этой вашей мощностью. А ведь до сих пор…
- Минутку.
Комиссар уселся за второй пульт.
- Сейчас проанализируем - что это за шумы.
Прошло несколько минут, когда слышался лишь легкий стрекот клавиатур и напряженное дыхание всех троих.
- Ну вот, - проговорил наконец Комиссар. - Все проясняется.
- Странный шум, очень мощный.
- Мощный - потому, что источник рядом.
- Вы установили?
- Без труда. Источник такой мощности есть, кроме нас и военных, только у «Трансгалакта». Не сомневаюсь больше: это именно они начали целенаправленно подавлять все возможные передачи по вашему каналу. Хотят помешать вашей связи с кораблем.
- Почему?
- Ну, об этом мы с вами уже говорили. Сейчас меня интересует другое: как им сделались доступны координаты вашего канала?
- Ума не приложу…
- Ответ может быть, по сути дела, один: утечка информации.
- Невозможно. Никто, кроме нас троих…
- Значит, - перебил физика Комиссар, - это кто-то из нас троих.
- Нет. Немыслимо.
Юрий проглотил плотный комок, в последние минуты мешавший ему дышать.
- Это я… - едва слышно сказал он. Откашлялся. И повторил громче: - Это я передал им…

Глава 4
Вне системы координат

- Есть ли новые сообщения от Проницателя?
- Никаких, Всеобъемлющий. Но это вовсе не означает, что у него что-то идет не так, как предполагалось.
- Объясните.
- Это означает, я уверен, только одно: ему удалось воплотиться. Так что сейчас он наверняка детально знакомится с обстановкой внутри объекта. Возможно даже - вступил в переговоры с его населением.
- Почему же он не сообщает нам обо всем этом?
- Собственно, Всеобъемлющий… Скорее всего он пытается нам сообщить. Так мы предполагаем, даже более: мы уверены. Однако в канале связи с ним произошли непредвиденные нарушения. Возник шум, подавляющий все наши попытки.
- Какое объяснение даете этому вы?
- Вероятнее всего, это означает, что те, кто нарушил нашу дальнюю связь при помощи известного тела, теперь пытаются помешать нам эту связь восстановить. Правда, такой способ требует очень больших энергетических затрат, так что подобный шум не может генерироваться сколько-нибудь долго…
- Да, конечно. И все-таки постарайтесь каким-то образом ускорить очистку канала. Необходимо знать, каковы успехи Проницателя. Слишком велики наши потери, слишком огромен риск и страшны последствия.
- Почтительно удаляюсь, чтобы выполнить.

Глава 5
Мирель

«Альдекор» закончил торможение и теперь на минимальной скорости сближался с орбитальным терминалом Мирели, изредка корректируя движение слабыми импульсами двигателей малого кольца. И хотя пассажирам еще не разрешили покинуть страховочные коконы, самые нетерпеливые из прилетевших, как и всегда, были уже на ногах и готовились к выходу.
Один из них не только покинул кокон, привычным движением отключив блокировку, но и вышел из каюты в коридор и остановился напротив соседней двери: той, за которой находился - или должен был находиться - доктор Бромли.
Понадобилось очень немного времени, чтобы убедиться, что пассажир соседней каюты и в самом деле пребывает на своем месте: он довольно громко напевал популярную в последний месяц песенку, и человеку, что стоял в коридоре, было очень приятно слышать это, хотя исполнитель временами изрядно фальшивил. Видимо, музыкальный слух не относился к талантам, необходимым для достижения больших успехов в физике пространства.
Слабое сотрясение корабля дало понять, что «Альдекор» причалил к терминалу и через несколько минут будет установлен выходной рукав. Те из прибывших, кто не отличался терпением, уже выходили в коридор со своими сумками и чемоданчиками и проходили по направлению к тамбуру, иногда человека в коридоре задевали багажом, но он терпел и лишь доброжелательно улыбался в ответ на торопливые извинения.
Открыли выход, и собравшаяся в тамбуре группа быстро рассосалась. Пассажиры продолжали сходить. И лишь обитатель интересовавшей человека каюты, похоже, не спешил, только песенка его слышалась теперь чуть лучше.
Наконец коридор опустел, а в дальнем его конце возникла проводница. Заглядывая в каюты, она неторопливо приближалась ко все еще ожидавшему - теперь уже с явным нетерпением - человеку. Подойдя, остановилась. Вопросительно взглянула:
- У вас сложности?
Это была не та женщина, к сожалению, что проводила посадку; та была из персонала Большого Космостарта, там и осталась; эта же - незнакомая, и рассчитывать на ее помощь посланец «Трансгалакта» не мог.
Человек ответил:
- Да вот - попутчик мешкает что-то. Не могли бы вы поторопить его?
- Да, конечно.
Проводница решительно постучала.
Человек в коридоре внутренне уже приготовился к тому, что никто не ответит и по-прежнему будет звучать песенка - скорее всего запись. И невольно напрягся. Но в следующее мгновение из каюты послышался голос:
- Иду, иду.
И дверь уехала в переборку. Музыкальный пассажир, готовый к высадке, появился в проеме. В руке он держал увесистый чемодан на колесиках.
- Простите. Я всегда собираюсь медленно. До свидания.
- Успехов в делах, - пожелала проводница.
Мельком оглядев ожидавшего пассажира, обитатель каюты двинулся к тамбуру.
- Ну а вы?..
Ожидавший спохватился.
- О, разумеется…
И, подхватив свой длинный чемоданчик, быстро зашагал вдогонку.
Ничего иного не оставалось: не говорить же проводнице, насколько он вдруг растерялся. Потому что пассажир, вышедший из соседней каюты, вовсе не был тем, кто вошел в нее во время посадки на Большом Космостарте Земли. Этого человека ожидавший никогда прежде не встречал. В своей зрительной памяти он был уверен: она не давала сбоев.
Сделав несколько шагов, человек неожиданно повернулся и вновь приблизился к проводнице.
Теперь она уже не улыбалась.
- Что вам угодно? Вы должны поспешить: высадка закончена, мы сейчас освободим место у причала.
- Одну секунду. Мне кажется, он забыл кое-что в каюте. Он, знаете ли, до ужаса рассеянный человек…
И, не дожидаясь разрешения, оттеснил проводницу в сторону и заглянул в каюту.
Там было пусто.
Человек распахнул дверцы шкафчика. Там тоже ничего не было.
- Пассажир!..
В голосе звучал металл.
- Простите, и еще раз простите…
Человек сошел с корабля. В зале прилетов народу было немного, небольшими кучками прибывшие группировались перед таможенными стойками. Но того, кто недавно заставил человека так удивиться, здесь, естественно, не было. Он, надо полагать, успел воспользоваться одним из нескольких выходов, чтобы попасть на лихтер, доставлявший прилетевших на поверхность Мирели. Хотя и вышел, по сути, последним. Или же его ожидал здесь кто-то, кто помог ему сразу же, без проволочек совершить все нужные формальности - или же вовсе миновать их.
Быстро пройдя, почти пробежав до середины зала, человек стал читать надписи на табло над выходами.
Ближайший лихтер должен был отправиться через пятнадцать минут. На него человек успевал.
Но вот на тот, что, судя по все еще светившимся цифрам, стартовал три с лишним минуты тому назад, успеть было уже невозможно.
Не сдержавшись, человек негромко, но выразительно произнес несколько слов - из тех, что не входят в словари общего пользования.
И, пренебрегая возможностью попасть на очередной лихтер, направился к информационной конторке - чтобы отправить срочное сообщение на Землю. В главный офис фирмы «Трансгалакт».

Глава 6
Симона

Подлинный же доктор Авигар Бромли в это же, условно говоря, время находился уже на Симоне. Военный корабль доставил его на поверхность, воспользовавшись своим катером, в обход терминала, таможни и всех тех формальностей, что неизбежно сопутствуют прибытию человека на территорию другого государства. Даже в самом миролюбивом обществе военные традиционно остаются привилегированной кастой. И сейчас катер приземлился на военном космодроме, снабженном множеством средств наблюдения, опознания и защиты, но совершенно лишенном таможни, пограничного контроля и магазинов с лучшими образцами местной продукции. Там физика встретил офицер, без лишних слов усадил в машину и, ни разу никем не остановленный, довез до того места, куда Бромли и требовалось прибыть. Откозыряв, сказал только:
- Полковник ждет вас.
- Спасибо, - вежливо проговорил Бромли и вошел в указанную дверь.
Полковник, похоже, не был расположен к долгим разговорам. Он сказал, как бы выстреливая слова поодиночке:
- Ваш человек здесь. Будете разговаривать с ним сразу или желаете отдохнуть после полета?
- Отдохну, когда полечу обратно, - Бромли ответил так же коротко и отрывисто, невольно подделываясь под манеру воинского начальника.
Тот кивнул, словно иного ответа и не предполагал.
- Когда рассчитываете отправиться назад?
- Полагаю, часа через три. Хочу предупредить: этого человека, вероятно, заберу с собой. Он будет нужен на Земле.
Полковник чуть нахмурился:
- У вас есть согласие фирмы, в которой он работает? У нас здесь со специалистами очень строго, они все наперечет.
- Разве вашего распоряжения будет недостаточно?
- Формально - конечно. - Военный позволил себе едва заметно приподнять плечи и позволил им спокойно упасть. - Но мы предпочитаем не осложнять отношений с гражданскими властями. Будь война - тогда, конечно… Но ее нет и не предвидится. К счастью. Тем не менее, если будут осложнения - мое мнение на вашей стороне. Хотя суть дела, как вы понимаете, мне и неизвестна.
Может, полковник ожидал, что приезжий хотя бы намекнет на те обстоятельства, что побудили Генеральный штаб предоставить штатскому человеку военный корабль и распорядиться о полном содействии ему. Бромли решил, однако, этого не делать - во всяком случае, пока.
- Очень благодарен вам. Где я могу побеседовать с инженером Бруннером?
- Он ожидает вас в комнате для гостей. Вас проводят.
И он нажал кнопку, вызывая адъютанта.
* * *
Бруннер был громаден, голоден и сердит.
- О да. Это по вашей милости меня сорвали с работы и морят голодом? - такими словами инженер-механик встретил вошедшего и вежливо поздоровавшегося физика. - Очень сожалею.
Бромли не сразу понял, что непременные «О да» в начале и «очень сожалею» в конце каждой фразы ровно ничего не означали; просто у монтера была такая привычка.
- Вас не накормили? Не может быть…
- О да. Ну, что-то мне тут давали - но это было уже больше трех часов тому назад. А я привык питаться шесть раз в день. Очень сожалею.
- Думаю, что вскорости мы с вами сможем поужинать.
- Когда же?
- Как только закончим разговор.
- О да. Что вы хотите услышать?
Бромли подошел к столу, отодвинул стул, уселся, вынул из кейса диктофон, включил и поставил на стол. Бруннер нахмурился:
- Вы собрались допрашивать меня? В таком случае, я не буду отвечать. Не знаю за собою никакой вины. Вы сыщик? Очень сожалею.
- Я физик. Моя фамилия - Бромли. Доктор Авигар Бромли.
Но имя это, произнесенное, как титул, похоже, не произвело на собеседника особого впечатления.
- О да. Прекрасно. А я - инженер-механик Карл-Хейнц Бруннер. Ну и что?
Бромли, однако, был закален не в таких полемиках.
- Да, вы - инженер-механик Бруннер. И вы были шеф-монтером при установке научной аппаратуры на корабле «Кит» перед тем, как он ушел в свой предпоследний рейс - с Земли на Антору.
- О да. Ни черта такого не помню. Какая аппаратура? Когда это было? Очень жаль.
- Вы что, не слышали о происшествии с «Китом»? Двадцать два года тому назад.
- Я еще не так стар, чтобы вспоминать дни моей молодости.
- Но вы помните, что руководили этими работами?
- О да. Сейчас я ни черта не помню. И предупреждаю - даже не стану стараться вспоминать. У меня работы - выше головы, и ее надо делать сейчас, а не двадцать лет назад, и отвечать за нее тоже придется сейчас. Если вы хотите, чтобы я действительно стал об этом думать, объясните: какие претензии имеются к моей тогдашней работе, какие ошибки я там совершил… Очень сожалею. - И Бруннер глубоко вздохнул.
- Почему вы думаете, что речь пойдет обязательно об ошибках?
- Дела такой давности не поднимают, чтобы наградить орденом или дать премию. Однако если бы я тогда сделал что-то не так, то это тогда же и проявилось бы - а не через такую уйму времени.
- А оно и проявилось.
- О да. Вот как? Каким же образом?
- Вы что - и в самом деле ничего не помните о судьбе «Кита»?
- Да скажите наконец, когда это произошло и что именно, если вообще что-то произошло? Судьба «Кита»? Название это мне когда-то встречалось, безусловно. А что касается судьбы… Вряд ли смогу вам чем-то помочь.
- «Кит». После того, как ваша бригада установила на нем аппаратуру…
- О да. Не частите. Давайте по порядку. Какую аппаратуру?
- Небольшой квазинейтринный реактор… с некоторыми дополнительными устройствами. В общем, скажем так: два черных ящика. Вы должны были установить его на внешней обшивке корабля, в определенных, указанных вам местах, а управляющий ими компьютер и некоторые другие приборы смонтировать тоже в точно предусмотренном месте - а именно в межкорпусном пространстве, обеспечив возможность доступа к ним изнутри, выгородив и оборудовав всем необходимым небольшое помещение в стороне от основных узлов и механизмов корабля. Затем загрузить в компьютер программу, которой вас также снабдили…
- Стоп, стоп. О да. Вы же не Ухорский водопад. Передохните немного и дайте мне спросить. Допустим, я получал такое задание. Я что - не выполнил его? Или мы сработали плохо? В чем суть претензий? И какие у вас имеются доказательства? Очень сожалею.
- О господи боже! Разве я сказал хоть полслова относительно качества вашей работы?
- О да. Какого же дьявола мы тут теряем время? Давайте продолжим разговор за ужином. А то у меня уже голова начинает болеть. Очень сожалею.
- Потерпите еще несколько минут. Теперь, пожалуйста, слушайте внимательно. Замысел и конструкция оборудования, установленного вами, как и программа действий, принадлежат мне. И я обязан был своими руками и головой настроить всю эту механику для проведения эксперимента, который должен был привести к обнародованию и регистрации фундаментального и чрезвычайно важного для человечества открытия. Речь шла о возможности на порядок, а то и на два уменьшить время и скорости предпрыжкового разгона кораблей. Вы сами транспортник, так что представляете - что это значило бы для цивилизации!
- О да. И как - получилось что-нибудь?
«Получилось впоследствии» - мог бы ответить Бромли. Но это и по сей день оставалось военным секретом. Да и какое это имело значение сейчас, когда речь шла о мировом открытии? О приоритете? О вечной славе?..
- Если бы мы знали! Но мы более двадцати лет не имели никакой возможности добраться до моей установки.
- Вы что - не смогли найти эту штуку? И хотите, чтобы я вам помог? Я готов - если только вы надлежащим образом оформите заказ на работу, вызовете меня…
- Если бы «Кит» был где-то в пределах досягаемости!..
Видимо, не раз уже повторенное название корабля, подобно падающей капле, долбящей камень, пробилось наконец в глубины памяти инженера; во всяком случае, он неожиданно встрепенулся:
- О да. Стоп, стоп. «Кит»… Это что - тот корабль, который вывернулся наизнанку? Очень сожалею.
- В этом роде… Вспомнили наконец?
- О да. Очень смутно. Кажется, мы действительно делали такую работу; но как только закончили и сдали… Погодите, кто же?.. Ага, заказчиком был «Трансгалакт», совершенно верно; они неплохо заплатили, кстати… Да, как только они приняли работу, фирма сразу же загнала нас к черту на рога - предложили взять задание на Антигоне-третьей, вы представляете, где это? Глушь дикая! Там надо было смонтировать такую заковыристую сейсмическую систему: на этой Антигоне трясет немилосердно, так и ждешь, что вся планета подскочит и упадет вам на голову. Так что поверьте: там было не до Земли со всеми ее делами и кораблями, мы находились как бы в другом пространстве. Мы надрывались там день и ночь, ни много ни мало - полтора года. Только-только закончили - надеялись месяц-другой отдохнуть в человеческих условиях, но не тут-то было - фирма швырнула нас через всю Галактику на Сидур, подвернулась сверхсрочная работа - двойная оплата, трудно устоять, хотя можно было, конечно, отказаться, имели право, но двойная оплата за все время работы - такое на дороге не валяется. Еще два года без сна, без отдыха, а работа там была то-онкая, мы только на месте поняли, что за такие дела надо было просить самое малое втрое… Так что все эти земные новости, происшествия, сенсации, трагедии и комедии - все это нам было по фигу. Потом, уже на отдыхе, мы услышали, конечно, насчет «Кита» - какие-то отголоски. Но тогда ни о чем грустном думать не хотелось. Вот так все обстояло. Поэтому если хотите мне что-то рассказать - на мою память не очень рассчитывайте. Задавайте вопросы по делу - буду стараться хоть что-нибудь вспомнить. Так что же вас волнует? Да и что мы могли знать? Смонтировали все, как просили, в полном соответствии с заданием… Очень сожалею.
- Документов у вас не осталось? Чертежей, например, схем подключения, спецификаций…
- О да. Были, конечно. Но когда работа сдана - зачем они? Сразу же набирается новых полный чемодан. Нет, ничего не осталось. Очень сожалею.
- Жаль. Хорошо, а вы лично - чем вы занимались на монтаже?
- О да. Всем. Вы, я полагаю, имеете представление о том, что делает шеф-монтер? Приходится вникать в каждую мелочь, проверять, перепроверять и еще раз проверять. Чтобы все делалось в точном соответствии с документацией.
- И вы уверены, что все так и было выполнено в полном соответствии?
Это был главный вопрос, и голос Бромли невольно прозвучал на более высокой, чем обычно, ноте.
- О да. Разумеется. - Бруннер кашлянул. - За исключением, естественно, случаев, когда в документации допущены ошибки. Бывает и такое, о да. Очень сожалею.
- Ошибки?
- О да. Вы не поверите - иногда бывают очень смешные, совершенно элементарные ошибки. Чаще всего они возникают при случайных сбоях в компьютерах, изготовляющих документацию. Вообще, люди слишком уж доверяют компьютерам. Считают их безгрешными. Но всякая машина, поверьте мне…
- Да-да, я всецело с вами согласен. Итак, вы сказали, что в документации вами была обнаружена ошибка?
- О да. Ничего подобного я не говорил.
- Нет? Значит, в данном случае - том, о котором мы говорим, - указания, данные в документации, были строго соблюдены? И вам не пришлось ничего исправлять?
- О да. Этого я тоже не говорил.
- Ничего не понимаю. Что вы говорили, чего не говорили…
- Что ж тут такого, что можно не понять? Я не говорил, что именно в этой документации была допущена ошибка. Но это не значит, что ее не было. Я просто не успел сказать этого, вы меня перебили. Я не привык, чтобы меня перебивали. О да. Это крайне затрудняет разговор.
- Прошу извинить меня, но…
- О да. Ошибка там была. Правда, только одна; вообще эта документация была выполнена очень тщательно, следует отдать должное. Одна ошибка там все же была, да. Очень сожалею.
- И она заключалась… В чем она заключалась?
- Очень грубая ошибка. Смешная, о да. В схеме подключения. Вы представляете вообще это устройство - хотя бы в общих чертах?
- Да, да, представляю. Но припомните поточнее. Пожалуйста, очень прошу.
- О да. Ну что же - если это вас так интересует… Раз вы представляете схему, то должны понять, что блок преобразователей в ста случаях из ста вводится в схему перед системой высвобождения - перед нею, но никак не после. О да, именно так. То есть система работает с уже преобразованными частотами. А если кому-то придет в голову нарушить эту последовательность - вы понимаете, что тогда произойдет? Частота на выходе окажется такой, что ближайший объем пространства непредсказуемо деформируется, и трудно сказать, чем это все закончится. Я бы не смог предсказать, как поведет себя корабль в таком случае… Но в имевшейся у меня документации именно так и было указано: монтировать преобразователи не на входе системы, а на ее выходе.
- Да, конечно же - вы не могли бы. Ладно, вы заметили это несоответствие; как же вы поступили? Произвели подключение нормальным образом - так, как полагается? Исправили допущенную в схеме ошибку?
- Я с удовольствием так и сделал бы; но ведь я не имел на это права! Чтобы изменить хоть что-то, необходимо предварительно получить на то согласие фирмы-конструктора, а еще лучше - потребовать, чтобы их представители сами и исправили все собственноручно. Мы ведь не конструкторы, мы - монтажники.
- Следовательно, вы все так и оставили, как было в документах?
- О да. В общем, не совсем. Я связался с фирмой, но мне ответили, что с конструктором в настоящее время они связаться не могут, а дожидаться, пока такая возможность возникнет, никак нельзя. Корабль должен уйти в рейс согласно расписанию. Вывод - делать все, как указано. Но я был совершенно уверен: если сделать по предписанию, будет беда. Интересно: что бы сделали вы на моем месте?
- Право, не знаю.
- О да. Это естественно: вы, я уверен, никогда не работали шеф-монтером.
- Никогда, совершенно верно. Ну а вы?
- О да. Я исхитрился.
- Не понимаю, как там можно было…
- О да. Можно. У всякого специалиста есть свои секреты. А я, как вы уже поняли, специалист. И поэтому я выполнил монтаж так, как и было предписано. Подключил преобразователи на выходе системы. Если им так угодно - пусть получают, что хотят! Но…
Здесь шеф-монтер умолк, таинственно улыбнулся и даже подмигнул собеседнику - с такой натугой, что Бромли почудилось даже, что он услышал, как проскрипело веко, опускаясь.
- Но - что же? Что вы сделали?
- А вот угадайте.
- Да не могу я, уже сказал.
- О да. Ладно. Я поставил ограничитель. Стандартный ограничитель на выход энергии. Остроумно, не так ли? Ведь на это я имел полное право: при монтаже разрешается ставить устройства, гарантирующие безопасность работ бригады - с тем, что по окончании вся эта дополнительная техника снимается, и объект сдается строго по предписаниям заказчика.
- Но вы его не сняли?
- О да. Не снял. Но я, можно сказать, просто не смог. Времени было в обрез, фирма отказывалась задержать старт корабля хотя бы на сутки, заявила, что проверку проведут они сами уже на месте, так что мы едва успели закончить основную работу. Но ведь такая штука, как ограничитель, никому не мешает, верно? А если помешает - его можно в любой миг снять - и дуть на полную мощность. Что, скажете, плохо было придумано?
И Бруннер исторг из глубины своего могучего тела звуки, которые должны были, вероятно, обозначать смех - похоже было, что гранитные валуны катятся по каменистому склону.
Бромли только механически кивнул; выговорить хоть слово он был просто не в силах.
Соавтор чертов! Не иначе, как хитроумный злой дух двигал руками Бруннера, когда он - нимало не подозревая о том, что именно делает - совершил то, на что у Бромли самого не хватило фантазии: дополнил схему Бромли тем, что, собственно, и отличало ее от конструкции Хинда: ограничителем. И разгонное устройство превратилось в преобразователь знака материи.
Идиотизм какой-то!
Впрочем, Бруннеру знать этого вовсе не следовало…
- Да, - молвил Бромли, придя наконец в себя, - вы придумали это действительно в высшей степени остроумно.
- О да. Не правда ли? Что же - у вас остаются претензии ко мне? Или все улажено?
- Все в порядке. Никаких претензий. Теперь вы можете окончательно забыть обо всей этой истории - раз и навсегда. М-да. Так что вы скажете относительно сытного ужина?
- О да. Я скажу, что время давно назрело!
- В таком случае, приглашаю вас - только не знаю, где здесь можно прилично поесть.
- О да, можно! Я с удовольствием покажу вам.
Больше здесь делать было нечего.
* * *
Через полтора часа после того, как военный «Бахадур» стартовал с Симоны, унося физика назад, на Землю, в агентстве «Трансгалакта» на этой планете было принято секретное сообщение, зашифрованное личным кодом директора. Расшифровав, директор немедленно отрядил пятерых человек из обслуживающего персонала «Трансгалакта» на военный космодром и еще троих - туда, где, по полученным сведениям, жил и работал инженер-механик Бруннер.
Пятеро вернулись с пустыми руками, принеся лишь весть о том, что человек, которого им следовало разыскать и изолировать, успел уже покинуть планету.
Трое, посланные за Бруннером, не вернулись вообще.
Предусмотрительный Бромли (недаром же он столько времени общался с военными!) попросил коменданта космодрома отправить шеф-монтера домой с хорошей охраной. Речь шла, пояснил он, о сохранности военных секретов, к которым Бруннер оказался, как выяснилось, причастным.
Соответственно проинструктированная охрана без колебаний пустила в ход оружие, когда неизвестные открыли по охраняемому лицу огонь. К счастью, военные успели одеть его в пулезащитную и отражающую импульсы одежду. Из троих нападавших спастись не удалось ни одному.
Впрочем, история эта не получила огласки: когда рассвело, уже никто не смог бы сказать, что на окраинной улочке произошло что-то необычное. Не было ни тел, ни следов крови - ничего такого.
Инженер же Бруннер после этого исчез, растворился в пространстве, так что и охранявшие его военные не могли найти никаких следов.
Видимо, у монтажников и в самом деле имеются свои маленькие секреты.
Таким образом Симона могла продолжать - и продолжала - жить в полном спокойствии, как и подобает маленькому окраинному мирку.

Глава 7
Бытие

Пока большая часть подданных Орланы пыталась разыскать незнакомца - представителя какой-то внешней силы, Флор был занят совершенно другим делом - и, возможно, гораздо более важным, чем борьба за власть.
Он, как мы помним, пришел к физику Карачарову, чтобы просить помощи, так как убедился, что своими силами не может разобраться в том, какую роль в компьютерной системе корабля играл сверхштатный, как Флор назвал его, компьютер с программой, которую следовало назвать по меньшей мере странной. Быть может, обратиться за разъяснениями следовало бы к инженеру или штурману, или к ним обоим. Он и попытался сделать это; однако не смог найти никого из экипажа по причине, известной нам, но неведомой ему. Таким образом он и оказался в каюте Карачарова.
Встретили его не очень любезно. Физик был занят своими мыслями, достаточно серьезными; находясь в таком состоянии, он не то что не обрадовался гостю, но повел себя прямо-таки агрессивно. И, уж во всяком случае, не так, как подобает воспитанному человеку, и к тому же известному (правда, вдалеке отсюда, да и давно это было) ученому.
- Ну, какого черта? - поинтересовался он, глядя даже не на вошедшего, а сквозь него - как бы разглядывая нечто, бесконечно отдаленное.
Он спросил именно так, а не как-нибудь повежливее, потому что и сердцем, и умом - одним словом, всем, кроме бренного тела, - он находился сейчас не в каюте, а в некоем виртуальном пространстве, в самом центре действия каких-то не вполне ему понятных сил и закономерностей, существовавших в их отношениях; постичь эти закономерности ему все еще не удавалось, потому что на такой глубине математика уже не срабатывала, дать результат могла скорее интуиция, а она, интуиция, не совсем уверенно протягивавшая свои гибкие щупальца сразу в нескольких направлениях, была пока еще настолько робка, что всякая, даже самая ничтожная помеха мгновенно отбрасывала физика еще дальше от вроде бы уже совсем близко маячившего решения. Вообще-то людям, одержимым идеей, прощалось и прощается и не такое.
Но, независимо от причин подобной грубости, любой нормальный человек, вернее всего, получив такое приветствие, поспешил бы ретироваться, бормоча под нос жалкие слова извинений. Нормальный, да.
Однако Флор - во всяком случае, сейчас - был нормален ничуть не больше, чем сам Карачаров. Потому что и его обуяла идея, и ему требовалось как можно скорее разобраться в найденном, а главное - он обладал той же способностью, что и физик: пробиваться вперед вопреки обстоятельствам и назло им.
Конечно, он не мог позволить себе ответить на грубость чем-то подобным: у этого поколения грубить было не принято. И на «какого черта» он ответил хотя и сразу, но по-другому. Подойдя к столу, протянул физику капсулу с кристаллом, на который была переписана непонятная программа:
- А вот такого. Посмотрите.
Карачаров лишь проскользнул взглядом по капсуле; но на сей раз остановил его все-таки на Флоре, а не на бесконечно удаленном объекте.
- Ну, и что я увижу? Картину сотворения мира?
Ответ ему понравился, и он сам засмеялся.
- Я не знаю, что вы увидите. Если бы знал - не пришел бы.
- Что же - великая пустота в натуральную величину?
Флор все еще оставался серьезным.
- Напоминает программу для расчета локальных деформаций пространства. Но в чем-то не совпадает. Как-то не так не совпадает.
Теперь Карачаров посмотрел на парня уже осмысленно. В его глазах мелькнула искорка интереса.
- Ты что же - разбираешься? А где ты, собственно, взял формулу деформаций?
- В «Сигме», понятно. Да вы лучше посмотрите. Сами увидите.
Покачав головой, словно удивляясь напору свалившегося ему на голову юнца, Карачаров заложил кристалл в компьютер.
Начал смотреть. И, казалось, тут же совершенно забыл о Флоре, терпеливо ждавшем результата.
В каюте минут пять стояла тишина, только едва слышно журчала крыльчатка охлаждения. А Карачаров один раз пробормотал:
- Авигар, гений хренов - его манера… Или нет?
И в другой раз:
- Но если так, тогда…
Наконец оторвался от дисплея. Всем телом повернулся на стуле к Флору и прокурорским голосом спросил:
- Где ты это взял?
- Скопировал.
- В «Сигме» такого быть не могло. Я там все прошерстил, когда тебя еще и на свете не было.
- Я не говорил, что в «Сигме». Там только стандартные программы. В другой машинке. Которой на схеме вообще нет. - И в ответ на удивленный взгляд: - На генеральной схеме компьютерной сети корабля.
- И где же он располагается?
- У нас в туристическом - в закутке…
Карачаров встал - резко, как и вообще двигался:
- Идем.
- Да я все переписал…
- Хвалю. Но ведь программа эта - не сама по себе, а? Команды от нее должны куда-то идти, верно? Не догадался проследить?
- Пробовал. Но кабель уходит, по-моему, за борт.
- Посмотрим. Или лучше сперва спросить у инженера?
- Да они все за бортом - вышли зачем-то в пространство.
- Сплошное благоухание, - сказал физик. - Ну, рысью - марш-марш!..
Карачаров любил старинные военные команды. Оттого, наверное, что сам никогда никакого отношения к военным делам не имел.
* * *
Инна пребывала в непривычном для нее состоянии нерешительности. Решала для себя старую Гамлетову проблему: быть или не быть. Или, в переложении на конкретную обстановку: показать кому-нибудь записанные ею сигналы или воздержаться, не думать о них больше, забыть раз и навсегда?
Сами записи были, собственно, не столь и важны для нее. Но за последние дни она просматривала их не один и не два раза. И - сначала едва-едва, а чем дальше - тем сильнее стала ощущать, что записи эти оказывают на нее какое-то необычное влияние. С каждым просмотром она все быстрее впадала в состояние, которое сама же оценила как галлюцинирование.
Потому что как только она начинала внимательно всматриваться в то быстро, то медленно проползающие по экрану кривые, образованные не сплошной линией, а тесными зигзагами, то пошире, то поуже, - едва лишь она целиком погружалась в эти движения, ей сразу начинали как бы слышаться какие-то звуки (хотя никакого звука, естественно, не было записано, потому что его и не было), и вовсе не бессмысленные; по крайней мере, ей так казалось. Они порой складывались вроде бы в слова, а изредка даже - в отрывки фраз, которые, к сожалению, не удавалось выстроить в какой-то логической, смысловой последовательности. Мало того: Инна даже не могла определить, к какому языку эти слова и обрывки фраз принадлежат - хотя была уверена, что понимает их смысл. И смысл этот наводил на мысли о каком-то приключенческом романе.
И в самом деле: «проникнуть», «выяснить», «уничтожить»…
Чего угодно, но уж детективного чтива в космическом пространстве быть никак не могло.
Следовательно - что? Следовательно, все это возникало в ее мозгу. Потому что она-то в свое время прочитала таких романов не так уж мало.
Играла психика? Она сходила с ума?
Эта мысль оказалась страшнее всяческих - и иллюзорных, и реальных - угроз. Человек с очень подвижной психикой, Инна всю жизнь боялась сойти с ума - поскольку это была едва ли не единственная на Земле болезнь, которая не излечивалась без ущерба для больного. И если уж возникали подозрения, то нужно было пресечь заболевание в самом начале, пока она еще не разгулялась.
Тем не менее, даже придя к этому правильному выводу, Инна далеко не сразу решилась обратиться со своими сомнениями и подозрениями к другому человеку.
Кем будет этот человек - тут вариантов не было. Зоя, разумеется. Потому что она как-никак врач. И потому, что умела убедить или, наоборот, разубедить, одним словом - успокоить.
И в конце концов Инна решилась. Направляясь к Зое, она не забыла захватить с собою и кристаллы с записями: без них объяснить что-либо было бы невозможно.
Зоя встретила актрису, как всегда, доброжелательно. Не обошлось без чашки кофе. Инне, правда, показалось, что Судья чем-то озабочена. Однако Зоя хорошо умела скрывать свои тревоги и волнения и, уж во всяком случае, не делиться ими с подругами, которым знать пока ничего не следовало. Поэтому Инна так ничего и не услышала о волнениях среди молодых, о том, что маленькое человечество «Кита» стоит скорее всего на пороге серьезных раздоров, которые неизвестно к чему могли привести.
Зоя выслушала все жалобы и догадки Инны спокойно, невозмутимо, как и подобало врачу, и лишь сочувственно кивала. А когда Инна попросила Зою просмотреть при ней записи - не возражая, заложила кристалл в медицинский компьютер и внимательно просмотрела все, с начала до конца.
Но, закончив, она - против ожидания Инны - не стала ничего говорить. Вместо этого загрузила на дисплей каталог материалов, что имелись в ее распоряжении, немного поискав, нашла то, что ей, видимо, и понадобилось просмотреть, разделила экран и дала команду: сравнивать и искать в этом материале записи, подобные находящимся на левой панели, а найдя, вывести на вторую панель.
Пока машина работала, Зоя сказала Миле всего лишь несколько слов. Но слова эти прозвучали успокоительно:
- Думаю, что с вами все в порядке. Хотя рефлексы, конечно, проверим, это вообще полезно делать периодически, а я в последнее время как-то выпустила из виду… Но вы здоровы, могу поручиться.
- Но что же со мною происходит в таком случае?
- А вот это мы сейчас постараемся понять.
Ждать пришлось недолго. Потому что снятых Зоей за годы заключения в корабле энцефалограмм было не так-то уж много, и перебрать все и отобрать нужные компьютер смог достаточно быстро. Выделив три наиболее подходящих, машина прекратила работу.
- Похоже, правда? - спросила Зоя. - Очень интересно…
Инна на всякий случай кивнула и пробормотала нечто утвердительное.
- Что же тут? Посмотрим…
- Вы что же - сможете расшифровать?
- Вряд ли можно так назвать: это все разложить на слова и предложения, конечно, не удастся. Но вот эмоциональный уровень информации я, пожалуй, смогу определить. Сейчас вытащим мои матрицы…
Она снова заработала на клавиатуре.
- Опасения, сильные, скорее, даже чувство страха…
После паузы:
- Агрессивность.
И затем:
- Нетерпение. Но и - колебания или сомнения… Больше, пожалуй, ничего не отождествить. Однако уже ясно: все это - чувства человеческие, или, во всяком случае, почти человеческие.
- Но кто? Откуда? И кому?
- Этого нам знать не дано. По крайней мере, сейчас. Если бы можно было уточнить…
Зоя откинулась на спинку стула. Задумалась. Инна не решалась нарушить молчание, она чувствовала себя тут совсем маленькой, ничего не понимающей. И сидела, вертя в пальцах пустую кофейную чашку, пока Зоя не встрепенулась:
- Может быть, может быть, - сказала она непонятно. - Но сначала, пожалуй, посоветуемся с экипажем? С нашими мужьями.
- Да? А где ваш?
- Откровенно говоря, даже не знаю. С утра сорвался куда-то. А ваш?
- То же самое. Я пыталась дозвониться - их нигде нет.
- Ну что же: объявим себя экспедицией и двинемся на поиски пропавших.
Сказано это было весело, однако нотка тревоги нечаянно проскользнула в голосе Зои.
* * *
Капитан и штурман спешили вернуться внутрь корабля. Мысленно они не один уже раз благодарили инженера за то, что он нашел время и силы, чтобы привести в порядок все корабельные входы и выходы.
К сожалению, сейчас инженер только мешал им: он так и не пришел в сознание, и хотя нести его было не очень тяжело, но лететь с ним напрямик его товарищи не решились. Пришлось пробираться, неся его, по тем же дорожкам, по которым Рудик не так уж давно проходил, чтобы войти извне в изолированный салон турмодуля. Все внимание надо было уделять передвижению - осторожно и правильно ставить ногу, делая каждый очередной шаг, чтобы не поскользнуться, не сорваться с поверхности корабля, потому что гравитация здесь ощущалась куда меньше, чем в его помещениях, и еще по той причине, что, потеряв на миг равновесие, они могли невольно выпустить из рук неспособного самостоятельно двигаться инженера - и потом пришлось бы вылавливать его в пространстве, используя последние остатки топлива в ранец-ракетах.
Поэтому они не заметили того внештатного кожуха с прибором, который недавно так заинтересовал инженера, прошли мимо; капитан, правда, краем глаза вроде бы увидел нечто, но сейчас не время было отвлекаться от главного: от заботы о жизни и здоровье члена экипажа и от необходимости понять, что же, собственно, происходит с кораблем и вокруг него.
Ближайшим для них был тот самый люк, через который они и выходили в пространство. Добравшись наконец до него, не опуская инженера на узкую площадку перед пластиной люка, капитан вызвал Центральный пост, где в ожидании его команды должны были находиться новые члены экипажа - гардекосы, как назвал их Устюг. Открыть этот вход можно было только изнутри.
Однако Центральный пост не откликнулся.
Тогда капитан начал одно за другим вызывать все помещения корабля, где могли сейчас находиться ребята.
Прошло не менее десяти минут, но никакого ответа так и не последовало.
- Там что-то происходит, - с беспокойством проговорил штурман Луговой.
Капитан на это ничего не ответил: и так было очевидно, что в корабле возникли какие-то проблемы, и возможно - серьезные. Но этого и следовало ожидать после того, с чем они столкнулись в туристическом салоне.
- Какой люк у нас управляется снаружи? - стал вспоминать вслух штурман. - Катерный - нет, туристический - отпадает…
- Только один, - хмуро ответил капитан. - Главный, посадочно-разгрузочный. Если только Рудик восстановил вызывную систему.
Штурман вздохнул:
- Надо идти туда. Не ждать же тут у моря погоды.
- Говори поменьше, - сказал капитан. И тут же пояснил: - Воздуха у нас осталось - почти только резерв. На полчаса. Дыши реже.
Так оно и было: каждый из них пожертвовал по одному баллону из штатных трех в пользу инженера, так что время, какое все трое могли находиться в скафандрах, сократилось ровно на треть - и три четверти этого времени были уже израсходованы.
- Моя очередь нести, - сказал Луговой, взваливая на плечи недвижного инженера.
Капитан двинулся первым - совсем не в том направлении, в каком они шли до сих пор. Он подумал, что если бы они от турмодуля сразу пошли к аварийному выходу, то сэкономили бы и воздух, и время. А сейчас - если что-то непредвиденное помешает им немедленно воспользоваться и посадочно-разгрузочным выходом, то перед ними, всеми тремя, встанут проблемы, которые еще неизвестно, удастся ли решить.
- Не успели мы обучить молодых… - пробормотал он еле слышно, медленной струйкой выдыхая очередную скупую порцию воздуха.
Луговой ничего не ответил - не потому, что не хотел, а просто разговаривать, имея на плечах инженера, было трудно.
До нужного им люка они добрались, когда индикаторы запаса воздуха в скафандрах, миновав голубой, зеленый, желтый и оранжевый цвета, налились угрожающей краснотой.
Капитан, чуть втянув руку в рукав скафандра, нашарил нужную кнопку и нажал. Один раз, потом еще три подряд; то была команда на срочное открытие.
Теперь придется обождать не менее двух минут, хотя насосы, отсасывающие сейчас воздух из тамбура, должны были работать на самых высоких оборотах. Если, конечно, система в порядке.
Секунды растягивались, будто каждая из них была каплей меда, медленно стекающей с ложечки.
И почти одновременно в одном скафандре и тут же - в другом неприятно зажужжали зуммеры. Они требовали немедленно разгерметизировать скафандры: воздух кончился.
И все же какая-то малость его, видимо, еще оставалась; приборы редко дают показатели, совершенно точно соответствующие подлинному положению вещей.
Минута истекла. Но еще целых шестьдесят бесконечных секунд предстояло ждать, судорожными вдохами пытаясь извлечь из дыхательной смеси последние миллиграммы кислорода.
И в эти последние секунды капитан ощутил вдруг страшную усталость. Такую, что ноги отказались удерживать тело в вертикальном положении. Подогнулись и заставили Устюга сесть на холодную пластину перед входом.
Садясь, он столкнулся спиной со штурманом, видимо, ощутившим то же самое. К счастью, Луговой перед тем, как сесть, успел опустить на площадку инженера, ставшего вдруг неподъемно тяжелым.
- Что это со мной? - прохрипел штурман.
- С нами.
- Что?
- Вроде бы скачок гравитации.
- Кто-то перенастроил гравигены?
- Похоже.
- Ребята?
- Увидим.
«Если увидим», следовало сказать. Потому что люк все еще не открывался. Хотя и вторая, последняя минута уже подошла к концу.
Луговой вздохнул и закрыл глаза.

Глава 8
Земля

- Пока они забивают канал, никакая связь невозможна, - проговорил Функ устало. Эта новая неожиданность оказалась, похоже, для него роковой: старый физик уже готов был опустить руки. - Я не знаю, каким путем можно помешать им. Но как они посмели… И как вы, Юрий, смогли?..
- Не унывайте, доктор, - приободрил его Комиссар. - Это помеха временная и вовсе не такая уж серьезная. А что касается вашего ассистента, то с ним мы успеем поговорить, когда восстановим возможность связи. Я уверен, он не хотел ничего плохого; наверное, вы просто не рассказали ему подробно - у кого какие в этом деле интересы. Не предупредили ведь?
- Но ведь я и сам подумать не мог, что они пойдут на… на такое преступление! Однако это сейчас не главное. Помехи - вот беда. Не представляю, как вы сможете их устранить. Их мощность не уступает нашей.
- Как устранить? Да самым примитивным образом. Вот сейчас позвоню…
И Комиссар принялся вызывать кого-то по связи.
- Полковник? - сказал он, когда ему ответили. - Спасательный отряд в мое распоряжение. Немедленно. Нет, не сюда. К центру связи фирмы «Трансгалакт». Задача - штурм. Возможно, будут, но не думаю, что очень уж упорно - когда поймут, с кем имеют дело. Нет, я сам поставлю задачу. Буду ждать их там, на семьдесят первом уровне. Выполняйте.
Закончив разговаривать, повернулся к Функу.
- Хотите - полетим вместе? Посмотрим, какие нам предлагаются развлечения… Не волнуйтесь: это будет совершенно безопасно.
- Совершенно? - усомнился физик.
- Ну… процентов на семьдесят. И молодого человека возьмем с собой. Ему полезно посмотреть - к каким последствиям приводят необдуманные поступки.
- Да, конечно. В воспитательных целях… Но на чем мы туда доберемся?
- Об этом не волнуйтесь. Выходите - я тут все выключу.
Полет на агракаре военного типа занял лишь несколько минут. Машина уравновесилась на том уровне, который и был обещан Комиссаром. Водитель включил обзорные экраны.
И здесь, на высоте, и внизу было спокойно. Юрий без труда узнал то, что возникло на трех экранах - тех, что находились в нижнем ряду. Пространство перед офисом «Трансгалакта» и прилегающие территории. Четвертый нижний экран давал изображение площадки непосредственно перед главным подъездом здания.
Из четырех верхних два экрана, а вернее, их камеры просматривали ближайшие участки верхнего обитаемого яруса. А средние смотрели прямо вверх - в небо. Хотя, судя по качеству изображения, они не были соединены ни с какими астрономическими приборами.
- Балет, - сказал экс-Командор так, словно был завзятым театралом. - И - вы сейчас увидите - хорошо отрепетированный.
- Что? - не понял Юрий.
- Как вы сказали? - удивился и Функ.
- Вы не туда смотрите. Наверху пока все спокойно. Нет, вы обратите внимание на четвертый внизу.
Юрий и доктор послушно перевели взгляд.
Никто из них, пожалуй, не назвал бы это танцами, хотя какое-то сходство, возможно, было. Темные фигуры, возникая из окружающего мрака, перебегали слабо освещенное свободное пространство перед «Трансгалактом» и скапливались у подъезда. Юрию показалось, что у нескольких из них он заметил оружие.
- Профессор, среди них есть вооруженные…
- Не совсем так, - вместо Функа спокойно ответил Комиссар. - Я бы сказал так: среди них нет безоружных.
- Но, собственно, что вы собираетесь делать? - поинтересовался Функ. Внешне он выглядел спокойным, но в голосе слышалось напряжение. - В конце концов, может, обсудим это с директорами? У них здесь - аппаратура связи со многими кораблями в пространстве, и я не хотел бы рисковать…
- Думаю, что такой аппаратуры наши трогать не станут. Разве что по нечаянности. Да и то вряд ли: вы ведь понимаете, что сейчас на связь с кораблями у них не остается ни ватта: все направлено на глушение.
- Но в чем же дело - может, объясните? Такие солидные люди, чего же они хотят? - не выдержал Юрий.
- Чего хотят? - откликнулся Комиссар. - Да, в общем, не столь и многого: взять связь с «Китом» в свои руки.
- Почему? Разве у них могут быть основания не доверять нам?
- Оснований у них много. Всяких. Все последние дни я только тем и занимался, что старался выявить как можно больше таких обстоятельств. Но сейчас не та обстановка, в какой я мог бы спокойно рассказать вам… Давайте лучше посмотрим.
Они успели увидеть, как три человека поднесли к входной двери дома какой-то тяжелый - судя по тому, как его тащили, - предмет цилиндрической формы.
- Что это, неужели заряд? - невольно вырвалось у Юрия, успевшего в жизни посмотреть немало военных и полицейских записей.
- Нет, что вы, - ответил Комиссар. - От такого заряда весь дом вместе с аппаратурой взлетел бы на воздух - кусками. Все куда проще и тише. Это просто газ. Похоже, что они уже успели просверлить дверь - сейчас постараются подключить баллон к отверстию и открыть вентиль. После этого их охрана через минуту-другую уснет, а когда проснутся - им останется только принять те условия, которые мы выдвинем.
Доктор Функ беспокойно проговорил:
- Комиссар, я начинаю всерьез бояться за свою лабораторию. Наверное, мы напрасно покинули ее, когда ей грозит - как это можно назвать? - налет? Вы ведь можете защитить ее?
- Нет, но я сообщил военным. Хотите увидеть своими глазами? Ладно, вернемся в мой центр.
На экранах центра был виден дом Функа с разных сторон.
Комиссар смотрел, однако, не на нижний экран, а на тот из верхних, что показывал чистое небо над разрешенным эшелоном.
Впрочем, сейчас назвать этот клочок неба чистым было уже нельзя. Потому что на фоне далеких звезд теперь ясно просматривались очертания двух гравикаров.
Всякий, имевший когда-либо дело с военной гравитехникой, не задумываясь, определил бы, что эти летательные аппараты принадлежат Силам Защиты.
В отличие от Комиссара, доктор Функ не отрывал глаз от нижнего ряда экранов. Потому что обстановка стремительно менялась и внизу. Там теперь весело перемигивались крохотные огоньки. Словно другое небо открылось - маленькое, нижнее, но тоже звездное. Хотя рисунок нижних созвездий менялся ежесекундно.
- Комиссар! Смотрите, как интересно! Что это за явление, по-вашему?
Тот бросил лишь беглый взгляд: обстановка наверху занимала его куда больше.
- Обычная перестрелка, - проговорил он, словно речь шла о заурядном, повседневном событии.
- Не может быть!
- Вряд ли можно так говорить о том, что происходит на ваших глазах.
- Чем же все это кончится?
- Этого я не знаю. А вот чем продолжится - рискну угадать. Военные отгонят трансгалактов, и после этого нам придется разговаривать с армией. И, вероятнее всего, работать по ее программе.
- Вряд ли я соглашусь на это.
- Поживем - увидим. Однако нет никакого смысла вступать в конфликт с Федерацией, это вам не транспортная компания, пусть даже мощная… Но вы не очень беспокойтесь: вряд ли они потребуют чего-то, скажем, ужасного… Возможно, для начала захотят, чтобы вы дали им переговорить с администратором Карским - если он жив, разумеется…
- Жив и здоров. Это мы уже установили.
- Тем лучше. Ну а потом… Если испортим отношения - пользы будет мало, а если договоримся - не исключено, что работа пойдет быстрее.
- Не представляю себе, чем они могут нам помочь, - усомнился Функ.
- Поживем - увидим.
Функ пожал плечами, но спорить не стал.
* * *
Авигар Бромли вернулся на Землю без происшествий. Во всяком случае, внешне все было тихо и спокойно. В отличие от его душевного состояния, в котором царил почти совершенный хаос.
Теперь вся картина происшедшего была для него абсолютно ясна, но еще не пришло решение: что же делать дальше, в каком направлении двигаться.
С позиций сухого рассудка самым выгодным сейчас было бы - заключить мир с «Трансгалактом» в надежде, что им удастся (а может, и удалось уже) овладеть связью с кораблем. Если раньше Авигару неясно было - как же он сможет этой связью воспользоваться, то теперь это представлялось ему вполне четко. Он сообщит экипажу о своей установке и проинструктирует, что и как в ней перемонтировать, чтобы побочный эффект, возникший при включении прибора, - перемена знака вещества - исчез, а тогда можно будет уже и думать об операции по спасению если не корабля, то, во всяком случае, людей и, разумеется, самого устройства, которое теперь вполне можно было назвать «Инвертором Бромли» - именно Бромли, а не Хинда, потому что первым прибор построил все-таки он, а не покойный физик. Разумеется, о том, что такой эффект автором устройства вовсе и не предполагался, Бромли умолчит, а самый деликатный вопрос - каким образом вся эта техника оказалась смонтированной и включенной на корабле без ведома даже его капитана, - это все придется свалить на «Трансгалакт»; да ведь они и на самом деле были кругом виноваты: выпустили корабль в рейс, не дождавшись самого автора. А если бы он смог тогда участвовать в этом - то, весьма возможно, предупредил бы экипаж о своей установке, и все обошлось бы наилучшим образом. Нет, не «весьма возможно», а наверняка предупредил бы. Обязательно. Разве могло быть иначе? Да, да, предупредил бы. (Доказывая самому себе, что именно так он и поступил бы, Бромли очень скоро и сам поверил в то, что как раз такие намерения у него тогда и были. Он умел быстро и полностью убеждать себя в том, в чем ему хотелось быть убежденным, и нынешний случай вовсе не являлся исключением.) А тот факт, что в случае, если бы он проверил монтаж и устранил бы все последствия самоуправства, допущенного Бруннером и его головорезами, - и тогда никакого «побочного эффекта» и не произошло бы, и у самого Бромли просто не оказалось бы никаких оснований претендовать на приоритет, - об этом Бромли думать не захотел и не стал. Все-таки его программа была очень похожа на произведение Хинда. Не совсем как две капли воды - но отличалась от нее очень незначительно. Так что неспециалист этой разницы, вернее всего, даже и не заметил бы. Тем более что Хинд в свою защиту уже ничего не скажет. А значит - гений умер, да здравствует гений!..
Так представлялась ему возможность номер один. Очень логичная и многообещающая. Однако было в этой программе действий нечто такое, что Бромли не нравилось. Он даже затруднялся сформулировать, в чем же заключалось это «нечто». Но какая-то заноза была.
Возможно, дело было в том, что после разговора с Бруннером в сознании физика произошел некий сдвиг. А именно: корабль и населяющие его люди, все это время представлявшиеся физику просто словами, чем-то отвлеченным, безразличным, условным, чего он никогда не видел, стали вдруг реальностью - вернее всего, через общение с человеком, для которого корабль был весьма конкретным, потому что он на нем работал, находился и даже жил в нем. А то печальное событие, произошедшее с этим кораблем, из категории событий, никакого отношения к нему, физику доктору Авигару Бромли, не имеющих и никогда не имевших, стало вдруг событием, виновником которого - пусть и без намерения, без желания - оказался он сам. И это сознание, которое проще всего назвать чувством вины и чувством ответственности, внутренне сопротивлялось, стараясь не позволить ему по-прежнему относиться ко всему этому лишь с точки зрения своей научной карьеры, своего академического будущего. Нет, он, конечно, станет и дальше бороться за свой приоритет; но только с учетом интересов людей, все еще живущих на корабле и, наверное, больше всего на свете желающих вернуться в мир, из которого они были насильно вырваны.
Оказавшись у себя дома и все еще колеблясь - с какого же варианта начать, он, вместо того, чтобы как следует отдохнуть после утомительных бросков на Симону и обратно, сразу же нашел в справочнике код Функа и позвонил.
Однако в жилище старого физика никто не ответил.
Бромли пожал плечами. Можно было, конечно, выждать час-другой и позвонить старику снова. Но почему-то Бромли хотелось что-то делать немедленно, быть активным, он чувствовал, что пока не остановится окончательно на каком-то из вариантов, он не сможет даже отдохнуть как следует. Справиться с внутренним беспокойством никак не удавалось.
Тогда он стал вызывать «Трансгалакт».
Там кто-то откликнулся. Хотя и не сразу. Но и когда ответили, никакой ясности не возникло. Был слышен лишь сильный шум, громкие голоса и даже - если не почудилось - раз или два прозвучали выстрелы. В трубку же кто-то пробормотал лишь: «Извините, все заняты, позвоните через час» - и зазвучал сигнал отбоя.
Что-то там происходило. И не сказать, чтобы нормальное.
Третий звонок Бромли сделал к военным. Сообщил о своем возвращении, поблагодарил за корабль и попросил дать в его распоряжение машину на час или два.
Там несколько удивились, но отказывать не стали.
Еще через двадцать минут Бромли сел в машину и приказал везти его к главному офису «Трансгалакта».
Однако уже на подлете к нужному зданию машину остановили; все пространство снизу доверху было перекрыто запрещающими дальнейшее движение голографическими надписями, указывавшими направление объезда.
Это никак не устраивало физика, и он приказал водителю снизиться, чтобы выяснить причину запрета.
Снижаясь, его гравикар едва не столкнулся с другой подобной же машиной, стремительно спикировавшей из верхних ярусов и опередившей Бромли при посадке на поверхность.
Взбешенный, он выскочил из кабины, чтобы откровенно высказать водителю другой машины все то, что так и рвалось наружу. Дверца другой машины поднялась, и один за другим из нее вышли двое. Первый из них смутно показался физику знакомым, где-то когда-то виденным; зато второй был наверняка хорошо ему известен.
Это был старый физик доктор Функ. Но скорей всего так лихо вел машину не он. И вообще, при виде Функа желание дать волю языку (а может, и не только) как-то сразу угасло.
Умеряя свой гнев, Бромли вежливо (так, во всяком случае, ему казалось) поздоровался с физиком и прохладно - с его спутником. И спросил:
- Вы не знаете, что здесь, собственно, происходит?
- Знаем, - ответил второй, не Функ.
- Что же именно?
- В двух словах не объяснить, - ответил все тот же, смутно знакомый. - Хотя мы целиком в курсе дела. Если хотите узнать - поезжайте с нами. Обещаю, разговор будет содержательным и интересным. Машину можете отпустить: потом мы доставим вас, куда захотите.
Бромли колебался лишь несколько секунд.
- Хорошо. Едем.
Он отпустил военную машину, сел вместе с Функом, все еще не проронившим ни слова, и его спутником, и машина, на борту которой он успел разглядеть эмблему корпуса спасателей, взвилась в воздух так же стремительно и круто, как и приземлялась незадолго до того.

Глава 9
Бытие

Проницатель-Петров растерянно смотрел на лежавшую перед ним потерявшую сознание женщину.
Собственно, ему не было - и не должно было быть - никакого дела до нее, до ее судьбы, как и до судьбы любого из населявших корабль людей. Все они, вместе с самим кораблем, являлись всего лишь помехой в передаче необходимой для строительства миров информации, совершенно лишним в этой части пространства телом и были уже обречены на гибель, на уничтожение. Чтобы осуществить это уничтожение, Проницатель и находился здесь, воплотившись в очень неудобное и инертное вещественное тело. Так что единственное разумное действие, какое он мог и должен был предпринять сейчас, - это перешагнуть через нее и продолжить путь туда, куда он, собственно, и направлялся: в ту часть корабля, где следовало находиться устройствам, накапливавшим в больших объемах извлеченную из пространства энергию и при надобности стремительно высвобождавшим ее. Эта энергия и требовалась Проницателю, чтобы осуществить уничтожение помех - обоих тел. Однако его ощущения подсказывали, что сейчас корабль таким запасом энергии не обладал; вот и нужно было как можно скорее выяснить, в чем причина такой ненормальности, и привести все в порядок.
И все же что-то сейчас мешало ему просто так переступить и уйти.
Все-таки тело, в которое он, за неимением другого, воплотился, обладало не только массой покоя. Оказалось, что сама конструкция его таила в себе какие-то свойства, позволявшие ему в определенной степени влиять на заключенный в нем дух. И одним из результатов такого воздействия, такой обратной связи было то, что в теле этом существовала какая-то органическая тяга к себе подобным, и это чувство внушалось даже столь независимому духу, каким был Проницатель. Поэтому очень трудно было перешагнуть и уйти, не попытавшись сделать что-то, чтобы лежавший человек снова пришел в движение и продолжал нормально действовать. Проницатель знал, что помешать ему человек никак не сможет - да и, похоже, таких намерений у него не было.
Однако, как помочь женщине, Проницатель не знал: таких сведений тело, которым он воспользовался, в себе не сохранило.
Он присел рядом с лежавшей и, осторожно взяв за плечи, потряс. Это не помогло. Сознание не возвращалось. Тогда он решил воздействовать непосредственно духом на дух, сознанием на сознание. Это потребовало лишь долей секунды на сосредоточение.
Такой способ оправдал себя: почти сразу женщина открыла глаза и, похоже, начала приходить в себя: зрачки ее расширились, и она, видимо, снова оказалась во власти того же страха.
Проницатель послал ей успокоительный импульс; он выбрал его наугад, но, вероятно, правильно: страх исчез из глаз женщины, и она даже проговорила что-то, хотя и не очень решительно.
Однако, чтобы разобраться в частотах ее мышления, нужно было пусть и небольшое, но время; Проницатель же не собирался бессмысленно расходовать его и дальше.
Никак более не реагируя на ее поведение, он встал, вышел из помещения на лестницу и, страдая от медлительности передвижения, направился по заранее намеченному маршруту: далеко вниз - туда, где и должны были помещаться нужные ему батареи.
Он добрался туда через десять минут. И уже во второй раз за последнее время пережил ранее незнакомое ему чувство растерянности.
Он был, несомненно, в помещении, где должны были помещаться интересовавшие его устройства. Но самих этих устройств не было. Как будто кто-то специально уничтожил их, чтобы как можно более затруднить Проницателю выполнение его задачи.
Проницатель-Петров застыл в неподвижности и начал думать, не обращая внимания на несомненный звук приближающихся с противоположной стороны шагов.

Часть VI

Глава 1
Бытие

После того как дверь за мужем и дочерью шумно захлопнулась, Вера так и осталась лежать, только уткнулась лицом в подушку и временами судорожно и глубоко вздыхала. Истомин тоже чувствовал себя отвратительно: давно уже не попадал он в такое положение, отвык, ему даже померещиться не могло, что его, словно зеленого юнца, застанут вот так - с чужой женой…
Однако долго переживать неудачи было ему не свойственно. Да и, в конце концов, что такого произошло? Разве у Веры нет права изменить свою жизнь, если женщина ощутила такую необходимость? И разве они собирались кого-то обманывать, тянуть с новым положением, разыгрывать стандартный адюльтер? Просто все произошло так мгновенно, что они еще не успели ничего предпринять; только и всего. Они заявят всем о случившемся, скажут честно и откровенно - и все встанет на свои места. Так что не было у них причины для тяжелых переживаний.
Он осторожно дотронулся до плеча Веры и сказал ей все это мягким, утешительным голосом, каким давно уже не говорил, думал даже, что способность успокаивать других за последние годы утратилась навсегда. Сначала он не мог понять - слушает ли его Вера или настолько погрузилась в переживания, что ничего, кроме своих ощущений, не воспринимает. Она и в самом деле в ответ на первое его прикосновение лишь дернула плечом, словно отгоняя муху; но он снова положил пальцы на теплое, шелковистое на ощупь плечо и вновь заговорил - тем более что новая мысль пришла ему в голову:
- Не горюй, все правильно, все, как надо. Давай лучше я тебе прочитаю новый рассказ; вот только что, этой ночью написал. Хочешь?
Истомин надеялся, что другие события и другие люди, пусть и выдуманные или почти выдуманные, но описанные - а следовательно, существующие, - постепенно отвлекут женщину, отдалят случившееся только что от ее восприятия, воздвигнут между нею и тем, что уже произошло и что еще предстояло, какую-то преграду, заставят думать о другом. В конце концов, разве не в этом и заключался смысл его работы?
- Почитай, - откликнулась Вера не сразу и не очень охотно; наверное, просто не хотела еще и его обидеть - единственного, кто мог и хотел по-настоящему поддержать ее сейчас.
Он прошлепал босиком по полу, подхватил со стола стопку распечатанных листков (всегда предпочитал иметь текст на бумаге, а не только в записи на кристалле), вернулся, уселся в кровати, опираясь спиной о подушку.
- Может, повернешься? Будет лучше слышно.
- Я и так услышу, - не совсем внятно проговорила Вера как бы изнутри подушки.
- Хорошо. Тут только надо знать, что действие происходит в мире, похожем на наш, то есть тоже в корабле, оказавшемся неизвестно где. Люди не совсем такие, как мы… И хотя годы прошли, они еще надеются вернуться в большой мир. Это, так сказать, вместо предисловия. Итак: «На двадцатом году отторжения народу «Ориона» пришлось впервые пережить событие, которое смело можно было назвать непредсказуемым. Началось с того, что капитан Ломов, находившийся в этот час, как и обычно, в центральном посту, заметил на центральном обзорном экране…»
- А обо мне у тебя тоже есть? - спросила она.
- Ну конечно!
Откровенно говоря, тут он немножко приврал; но, читая, намеревался присочинить на ходу то о ней, чего там не было. А потом, если получится хорошо, и на самом деле вставить в текст.
- «Заметил на центральном обзорном экране…»
Он читал, понемногу все более увлекаясь, местами даже жестикулируя, изменяя голос, когда шли реплики разных персонажей. И Вера - он чувствовал - слушала все более внимательно. Значит, приходила в себя.
Когда Истомин - через час с лишним - закончил, она проговорила совсем уже нормальным голосом:
- Знаешь, мне понравилось. Конечно, какой я ценитель… Но по-моему - хорошо получилось. Вот только в одном месте…
- В каком? Что? - спросил он настороженно, готовый отстаивать каждое свое слово.
- Ну, с этим компьютером, вокруг которого ты все закрутил. Но ведь на нашем корабле нет такого. И на других, на каких мне приходилось летать, тоже не было.
- Да? А ты уверена?
- Ну, знаешь ли… Все-таки четыре года я только этим и занималась, а перед тем - училась, а с конструкцией каждого корабля, на который назначают, нас знакомят сразу же: мы ведь все-таки члены экипажа. Так что прости уж - уверена.
- А знаешь - ты ошибаешься. Забыла, наверное.
- Да? Вот разбуди меня хоть среди ночи и спроси…
- Разбужу непременно. И спрошу. Но только не об этом. А что касается компьютера - я его ничуть не выдумал, он и на самом деле есть. Показать?
Тут уж и Вера не выдержала сомнений в ее знаниях.
- Если так - прекрасно. Покажи. Немедленно!
- С радостью. Одевайся.
Она не заставила себя упрашивать. И уже через пару минут оба пустились в неблизкий путь к туристическому модулю. Вера шла первой; она и в самом деле не разучилась ориентироваться в непростой системе шахт и переходов корабля.
* * *
- Ты не обратил внимания, - сказал физик Карачаров Флору, которого он как-то сразу начал называть на «ты», - не показалось тебе, что странно как-то здесь все устроено?
- Ну… не знаю, - не очень уверенно ответил юноша. - Тесновато, правда. И вообще: что тут за место для такой машины?
- Не только это, - проговорил Карачаров, продолжая оглядываться. - На нем было бы очень затруднительно работать: стул - и тот поставить толком негде. Согласен?
- А, вы об этом? Да, я же говорю: тесно. Неудобно даже подойти к нему.
- Правильно. А какой вывод? Выводы ты умеешь делать?
- Подумать надо, - осторожно сказал Флор.
- Тут и думать нечего. Машина эта не рассчитана на то, что с ней кто-то будет работать тут. Что это значит? Что она либо включена в сеть и ею можно как-то пользоваться из другого места - ну, скажем, от «Сигмы», или, может, из Центрального поста. Но на схеме сети она и в самом деле не значится, тут ты прав. Либо же - программа действий в нее уже загружена, и она станет выполнять большую программу в момент, когда возникнет определенное условие или несколько условий. Но в таком случае машина должна получать информацию от каких-то внешних датчиков, верно?
- Логично, - подтвердил Флор, уже привыкавший к манере физика разговаривать. - Наверное, поэтому к ней и подведены кабели.
- Ты нашел уже? Показывай.
- Вот тут они входят - видите?
- И слепой бы увидел. Но тут не один. Сколько? Два… Три. А откуда они идут - наверное, ты пробовал проследить?
- Смотрел в коридоре. Вот этот - потолще - уходит, по-моему, через обшивку куда-то наружу, на поверхность корабля.
- Интересно…
- Другой - куда-то по внешней шахте; куда - не знаю. Просто не успел посмотреть. Давайте посмотрим сейчас.
- Погоди, не сразу. А этот - третий?
- Ну, это просто питание.
- Ага. Действительно, просто. Ну что же: ясно.
- Вы поняли?
- Понял, что придется вскрыть и посмотреть - что к чему. Думаю, кроме обычной, в нем есть и какая-то нетривиальная начинка. Во всяком случае, та программа, что ты скопировал, требует специфического обеспечения. Жаль, что у меня даже простой отвертки нет под руками. А у тебя?
- Я сбегаю. Быстро.
- Давай, бегун.
Но так сразу убежать Флору не удалось: в дверях он столкнулся с чуть запыхавшимися писателем и Верой.
- О! - молвил Истомин. - Юный ибн-капитан тоже тут!
На голос обернулся Карачаров.
- Сам классик пожаловал? Неслыханная честь. Совершаете экскурсию по окраинам нашего мира?
- Дайте же пройти, Флор, - попросил Истомин и, пропустив вперед Веру, вошел вслед за ней.
- Ну вот, - сказал он ей, величественным жестом указав на компьютер. - Как видишь, на месте. Ну, что же, кто прав?
- Но его не должно быть! И не было раньше, я уверена.
- Раньше - когда? - немедленно спросил сразу же ухвативший суть дела физик.
- Еще тогда, в предыдущем рейсе - с Земли на Антору.
- Вы уверены?
- Ни малейшего сомнения. Постойте… Куда же это все уходит?
Вера уже смотрела на те же провода, которыми только что интересовались и физик с Флором.
- Наверх? Но там, по-моему, ничего такого не должно быть - на обшивке…
- Может, я ошибаюсь, - сказал Карачаров не без иронии в голосе, - но не исключено, что имеет смысл спросить об этом еще и капитана? Инженера? Штурмана? Они ведь тоже входят в состав экипажа, если я не ошибаюсь?
- Вот и пойдемте к ним, - предложил Истомин.
- С удовольствием. Но не сразу. Флор, ты принес инструмент? Еще не сходил? Ну, знаешь ли!.. Бегом! Со скоростью света! А вы, узнаваемые по очам, тем временем и в самом деле свяжитесь с корабельным начальством и условьтесь с ними о свидании - где-нибудь в цветущем садике, на берегу ласкового ручейка…
Вера чуть покраснела: насчет «очей» она поняла верно, хотя, в отличие от Истомина, Пушкина помнила не очень уверенно.
- И условимся, - сказал Истомин. - Где тут ближайший уником? Здесь нет?
Здесь средств связи действительно не было; лишнее доказательство того, что работать за этим компьютером никто не собирался. И по сетевой связи вызвать кого-либо тоже было нельзя: в сеть эта машина не была ввязана.
* * *
Главный корабельный люк сработал, когда капитану и штурману уже казалось, что жизнь кончилась вместе с кислородом; впрочем, даже это они понимали как-то смутно: сознание гасло быстрее, чем все остальное. И когда вход открылся, оба они действовали уже «на автомате» - ими двигали давно выработанные рефлексы, а не понимание того, что и в каком порядке надо сейчас сделать. Они даже как следует не сообразили в те мгновения, кто это встречает их в скафандрах и почему. Именно так, без участия рассудка, они, не пользуясь помощью, сами втащили Рудика в тамбур, опустили на пол, и только затем, ощутив полное отсутствие сил, сами прислонились к переборке, потому что, чтобы сесть на пол, места уже не осталось, - а кто-то из ребят нажал большую, зелено светившуюся кнопку, запуская вторую фазу входа. И точно так же бессознательно они вскрыли шлемы, едва воздух начал заполнять тесную и тускло освещенную каморку тамбура. И не только свои, но сняли (правда, не совсем уверенными, как бы заплетающимися движениями) шлем и с Рудика. И вскоре убедились, что он дышит, хотя в сознание пока не приходит, и не только дышит - глубоко, с хрипом, всем объемом легких, - но и пытается что-то такое сказать, чего они, даже приходя в себя, разобрали далеко не сразу, настолько неразборчивой была речь. Но он повторял и повторял одни и те же несколько слов, словно старая, поцарапанная пластинка, и в конце концов несколько слов им удалось разобрать:
- Нештатный ящик на обшивке… Как идти к турсалону… Нештатный ящик на обшивке…
- Бредит? - подумал вслух Луговой.
- Наверное. Ладно, придет время - разберемся. Быстрее несем его в медотсек.
Нести уже можно было: внутренняя пластина отошла в сторону, открывая выход в Центральный пост. Но тут гардекосы просто силой оттеснили их и взялись за дело сами. Из тамбура пришлось вытаскивать инженера волоком: там слишком тесно было, чтобы удобно поднять его. Но и когда вытянули на простор, поднять его оказалось затруднительно даже для ребят с их свежими силами.
- Отяжелел он, что ли, надышавшись? - проворчал Луговой, пытась помочь молодым. - И как только мы его там несли?
- Обожди, - проговорил капитан. И не совсем уверенными шагами (ноги дрожали и подгибались) приблизился к режимному пульту.
- Это гравитация стала в полтора раза выше нормы, - сказал он после того, как не только вгляделся в шкалу гравиметра, но и постучал пальцем по стеклу, как бы проверяя - не случайно ли стрелка заняла такое неожиданное положение. - Кто-то изменил регулировку.
- Ребятня, - уверенно сказал штурман. - Мальчишки обожают жать на кнопки.
- Наверное, - согласился капитан. - Кто же еще?
- Мы и близко не подходили, - обиженно возразил Атос.
- Ага, это вы и есть? - узнал наконец капитан. - Не вы? Ладно, разберемся потом. Ну, все вместе - взяли?
С большой натугой подняли все-таки и понесли - медленно передвигая ноги, опасаясь упасть, потому что действительно стало очень тяжело.
Кое-как дотащили до шахты и вызвали лифт: чтобы спуститься с такой ношей по крутому трапу, пусть и вниз, а не в гору, им и думать не хотелось. К счастью, лифт был включен и действовал почти нормально - только спускался чуть быстрее прежнего.
Зоя была в медотсеке, сидела за компьютером. Оценив обстановку, захлопотала сразу:
- Кладите сюда. Да не так же: не в скафандре!
- Прости, - сказал Устюг. - Туго соображаем.
Втроем удалось выпростать инженера из пустотной оболочки.
- Разденьте до белья. Так, хорошо. А вы сами как?
- Да нормально, - сказал Устюг.
- Сядьте туда, на кушетку. Сейчас я его обустрою и посмотрю вас.
- Не надо…
- Сядь, я сказала! И ты, Саша, тоже. И вы, ребята.
- Да мы и не выходили совсем…
- Без разговоров!
Пришлось повиноваться.
Зоя быстро облепила инженера датчиками, подключила приборы. Такой же процедуре пришлось подвергнуться и остальным членам экипажа. С ними, правда, она разделалась быстро:
- И в самом деле все нормально. Есть, конечно, нервное перенапряжение и сильная усталость. Постельный режим на весь остаток дня. Это не совет, а указание. Станете артачиться - уложу здесь. Места хватит. Я бы, откровенно говоря, и сама полежала - устала что-то. Но тут одно срочное дело…
- Это гравитация усилилась почему-то. Мы в два счета ее отрегулируем - и сразу же заляжем.
- Гравитация? То-то мне показалось… Но я решила, что просто устала.
- Мы сейчас же все исправим.
- И - в постели.
- Еще зайдем сюда на минутку - посмотрим, как будет чувствовать себя Игорь. Надо уточнить у него кое-что.
И все четверо скрылись за дверью, не дожидаясь новых инструкций.
* * *
Зоя, оставшись наедине с пациентом, тоже позволила себе присесть; быть все время на ногах при новой гравитации оказалось затруднительно. Минуту-другую смотрела на Рудика, расслабляясь, стараясь ни о чем не думать. Но, как бывает, тут-то мысли и явились. Во всяком случае, одна, и, как показалось врачу, не такая уж плохая.
Рудик пока еще не пришел в сознание. Следовательно, не сможет сознательно сопротивляться посторонним влияниям на его психику. А это означало, что он сейчас являлся наилучшим объектом для осуществления замысла, который возник у нее, когда она вместе с Инной просматривала записи колебаний и сравнивала их с теми матрицами, что хранились в памяти ее компьютера.
Так что сейчас самое время попробовать, был ли ее замысел простой фантазией, или действительно чего-то стоил.
Решив так, Зоя заставила себя подняться. На голове Рудика пришлось укрепить еще несколько датчиков. Но на сей раз не для того, чтобы считывать данные, а наоборот - чтобы определенным образом возбуждать его отключенный от реальности мозг.
Она чувствовала себя не очень хорошо, потому что то, что собиралась делать, было экспериментом, а согласия подопытного человека у нее не было. Зоя оправдывала себя лишь тем, что вреда Рудику, по ее глубокому убеждению, не могло быть никакого: параметры колебаний не превышали нормальных для человека, и к тому же она решила на четверть ослабить их мощность. Включила преобразователь, при помощи которого запись колебаний вновь превращалась в электрические импульсы. И тут же - чтобы не начать вновь сомневаться - запустила запись.
Первые секунды ничего не изменили. Потом Рудик начал дышать глубже. Зрачки его под опущенными веками задвигались, что было сразу же уловлено приборами. Губы шевельнулись. Зоя напряглась. И услышала наконец первые слова.
Собственно, сначала это даже не было словами. Просто звуками, не выражавшими никакого смысла. Но потом, одно за другим, стали проскальзывать слоги, а за ними и целые понятия. Звукозапись Зоя включила заранее, и теперь каждое колебание воздуха исправно записывалось на кристалл.
Слова были, но почти не возникало смысловых словосочетаний, и вовсе не было хоть сколько-нибудь законченных фраз. Так было и с первой, и со второй, и с третьей записью. Это, однако, не означало, что опыт закончился неудачей.
Когда беспокойный, тревожный сон инженера перешел уже не в бессознательное состояние, а обрел нормальную глубину, Зоя, убедившись, что с Рудиком все нормально и минут через тридцать он проснется, продолжила работу. На этот раз она поручила анализ звукозаписи не своему компьютеру, а связалась по сети с «Сигмой» и передала все данные на нее. Видимо, анализ оказался не из легких - судя по тому, что лишь через двенадцать минут корабельный мозг начал выдавать на дисплей первые результаты.
Зоя читала, и чем больше текста возникало на экране, тем она больше хмурилась.
«Сделайте все, чтобы как можно быстрее уничтожить мешающее обмену информацией тело».
«Для выполнения задачи необходимо воплотиться. Иначе не могу воздействовать. Ищу способ воплощения».
«Торопитесь. Всеобъемлющий встревожен. Сообщайте регулярно».
«Воплотился. Принял меры к сближению обоих тел. Сложность: первое тело населено людьми. При уничтожении тела они погибнут».
«Всеобъемлющий считает: это оправданно. Спешите. В системе два-пять-восемь нарушения процесса».
«Сложность: отсутствует накопитель энергии. Принимаю меры к его восстановлению».
«Сообщите, когда сможете выполнить уничтожение».
«Докладываю: уничтожение намечено мною через…»
Здесь компьютер дал сбой - потому что и Рудик не смог хоть как-то перевести на человеческий язык чужое исчисление времени.
Таковы были записи. И даже Зое, неспециалисту в космических вопросах, стало ясно, какая участь грозила кораблю вместе со всем его человечеством - хотя оставалось непонятным, кто и за что вынес всем им столь суровый приговор.
Взволнованная, она даже не заметила, как гравитация в корабле вновь снизилась до нормальной; она хотела кинуться на поиски капитана, чтобы поскорее сообщить ему неожиданную и страшную новость. И побежала бы - если бы оба члена экипажа не появились вновь в ее медицинском хозяйстве.
- Ну, как он? - спросил капитан. Он выглядел очень довольным. - Легче дышать стало, правда?
- Труднее, - ответила Зоя.
- Что случилось?
- Мы гибнем, - сказала она коротко и в ответ на его недоуменный взгляд указала на экран, где все еще светились приятным зеленым цветом недобрые слова.

Глава 2
Земля

Бромли, пока его везли куда-то, не пытался завязать разговор, вообще не произнес ни слова; возможно, потому, что растерялся всерьез, слишком уж необычными оказались последние события: и непонятная атака на офис «Трансгалакта», и то, что подле этого здания оказался Функ (о котором давно уже было принято думать, что он выходит из дома только по большим праздникам, потому и объединил свою лабораторию и жилье под одной крышей), а вместе с ним и другой человек, которого Бромли опознал не сразу, лишь в машине уже вспомнил, что незнакомец этот на самом деле был давно, хотя и не близко знакомым, отставным Командором Флота Федерации, сейчас тоже исполнявшим какую-то должность. Вот только не вспомнить было - какую именно. И приглашение ехать с ними тоже оказалось неожиданным; впрочем, приглашением это можно было назвать лишь из вежливости, на деле же - недвусмысленное приказание, а находившиеся рядом вооруженные люди в десантных комбинезонах, с закрытыми лицами, служили слишком убедительным аргументом, чтобы не ответить экс-Командору отказом. Так что физик решил лучше молчать до тех пор, пока его не начнут спрашивать; ну а там видно будет.
Видно стало, когда их непродолжительное путешествие закончилось и ему предложили вместе с остальными выйти из машины. Просторная кабина лифта стремительно подняла их на какой-то ярус - то ли тридцать пятый, то ли тридцать шестой - слишком быстро мелькали цифры и последняя погасла, когда кабина не успела еще по-настоящему остановиться.
Вышли. Оказались в неширокой прихожей с дежурным за столиком (страж был при оружии) и на миг задержались перед глухой металлической дверью, перед которой экс-Командор немного поколдовал, прежде чем она соизволила отвориться, всласть поиграв перед тем разноцветными огоньками. Бромли шел вместе с остальными, не глядя по сторонам, чтобы подчеркнуть, что его нимало не интересует - куда и зачем его привезли, и если он и подчинился приглашению, то потому, что этим вечером у него не нашлось никаких более важных дел.
Пройдя по коридору, вошли наконец в помещение, в котором, видимо, им и нужно было оказаться. Глазам Бромли открылся неожиданно обширный зал, уставленный аппаратурой, большую часть которой физик опознал сразу, потому что у военных навидался такого: то были устройства дальней и сверхдальней неперехватываемой связи; некоторые же установки были совершенно ему незнакомы. В зале царила почти полная тишина, так что не сразу физик заметил, что он вовсе не был безлюдным, как ему показалось в первые мгновения, но напротив, людей тут находилось немало, однако все они были - каждый на своем месте - у пультов и приборов и между собой не переговаривались, занятые, надо полагать, работой. Сделав небольшое усилие, Бромли пришел к выводу: зал этот мог являться лишь очень мощным центром связи, а поскольку он не принадлежал ни Обороне (там физик бывал не раз), ни «Трансгалакту», куда физику тоже случалось заходить, хотя с тех пор прошло уже много лет, - это могло быть лишь хозяйством Службы Предупреждения Событий. Как только он понял это, в голове словно сработала какая-то резервная память и он сразу же вспомнил, что бывший Командор после отставки был назначен на пост Главного Комиссара Службы Предупреждения; пост серьезный, что и говорить, как и сама Служба. Просто удивительно, что до нынешнего дня Бромли как-то не пришлось с ними столкнуться вплотную.
Пока он приходил к таким выводам, ноги сами собой несли его вслед за Комиссаром и Функом куда-то в глубь зала - и доставили наконец к стеклянной выгородке, где их встретил человек в форме Службы и приветствовал Комиссара по-военному.
- Ну что? - спросил его Комиссар, полагая, видимо, что лаконичный этот вопрос будет правильно понят. Так оно и оказалось.
- Все в порядке, глушение отключено, канал чист, - последовал ответ.
- Приготовьте третью операторскую к сеансу.
- Третья готова, Комиссар.
- Пригласите туда экстрамедика и оператора.
- Кого из них, Комиссар? Сейчас свободны Восьмой и Одиннадцатый.
- Нет. - Комиссар оглянулся, глазами нашел в своей немногочисленной свите нужного человека. - Вот его. Юрий, как самочувствие?
- Я готов, - ответил Юрий, хотя голос его чуть дрогнул.
- Боюсь, что не вполне, - вступил в разговор доктор Функ. - Он слишком взволнован. Вероятно, картиной штурма…
- Да нет, - сказал Комиссар так, словно самого Юрия здесь не было. - Переживает эту историю с передачей параметров канала. Юрий, перестаньте думать об этом. Последствий не будет - если все пойдет благополучно, если время, которое мы потеряли, не сыграет слишком плохой роли. Да и тогда наказывать вас будете разве что вы сами. Сейчас вас отведут в операторскую, экстрамедик успокоит вас и подготовит к сеансу. А мы подойдем через несколько минут. Вы, - на этот раз он обратился к встретившему их, - идите с ним и проследите, чтобы все было сделано как следует и аппаратура прогрета. Мы же пока воспользуемся вашим кабинетом.
Он проводил взглядом удалявшихся по залу в сторону, противоположную той, откуда они вошли, затем пригласил:
- Доктор Функ, доктор Бромли, - заходите, прошу вас. Остальные свободны, идите по местам, операция закончена.
Войдя в выгородку последним, он тщательно затворил за собой дверь. Указал обоим физикам на стулья, сам же уселся за стол, принадлежавший, видимо, начальнику зала. Нажал несколько кнопок.
- Теперь мы изолированы от всяких вмешательств и контроля. И можем поговорить спокойно и откровенно. Доктор Бромли, у вас нет возражений?
- Зависит от того, - сказал Бромли, стараясь говорить спокойно, не позволить нервам взыграть, - о чем пойдет разговор. Если дело будет касаться сведений, которые я разглашать не вправе…
Комиссар жестом остановил его:
- Если возникнет надобность в плотно закрытой информации, мы попросим разрешения у генерала… - он назвал фамилию того военного, с которым Бромли и был связан по работе на оборону. - Но я не думаю, что до этого дойдет, потому что о вашем долголетнем и плодотворном сотрудничестве с Защитой нам, в общем, известно достаточно много, а вообще, мы не взламываем чужих сейфов ни в кабинетах, ни в головах. Нас интересует другое.
- Я вас слушаю, - вежливо ответил Бромли.
- Вы только что вернулись с Симоны, куда летали на военном корабле. Там вы беседовали с инженером Бруннером. Из содержания этого разговора мы поняли достаточно много. Нет, только не думайте, что мы следили за вами. Нет. Но Симона, как и еще несколько окраинных планет, составляют зону нашего - я имею в виду Службу Предупреждения - особого интереса, поскольку миры эти далеко еще не устоялись ни в социальном, ни в экономическом отношении. Так что всякое появление там постороннего - скажем так - человека, особенно если это человек вашего масштаба, само собою оказывается в сфере нашего пристального внимания. Поездки, контакты, обмен информацией - ну и так далее. Вы просто никогда, насколько могу судить, не бывали на подобных мирах, не то заранее понимали бы, что ваш стремительный визит туда не пройдет незамеченным. Теперь, после такого предисловия, я познакомлю вас с некоторыми выводами, возникшими у меня и у вашего коллеги доктора Функа после ознакомления с информацией, касающейся вашего полета туда. Если наши выводы в чем-то неправильны, необоснованны, - вы скажете нам об этом. Устраивает вас такой порядок беседы?
Бромли изо всех сил старался выглядеть спокойным, хотя сердце вдруг заколотилось неистово. Ему удалось медленно кивнуть:
- Отчего же нет? Устраивает.
- Прекрасно. Иного я не ожидал. Доктор Функ?
Функ покряхтел, как бы прочищая горло перед сольной партией.
- Коллега Бромли, Комиссар упустил сказать вам, что, пока вы возвращались с Симоны, он получил не только запись вашего разговора; его Службе удалось найти и ту документацию, которой тогда не оказалось под рукой у инженера Бруннера. Таким образом, нам стало известно не только то, что на «Ките» установили устройства и приборы, о которых не были информированы члены экипажа, - да и вообще никто, кроме руководства «Трансгалакта», вас и командования Защиты. Мы получили таким образом возможность познакомиться с их конструкцией. И пришли вот к каким выводам. Первое: независимо от доктора Хинда и преследуя совершенно другие цели, вы разработали и создали устройство, в основном повторяющее работы покойного доктора…
- Нет, - решительно прервал Функа Бромли.
- Что - нет?
- Мое устройство не повторяет работы Хинда - мир праху его. И замысел, и его разработка возникли и реализовались у меня раньше, чем Хинд продумал свои идеи настолько, что стало возможно думать об их воплощении в металл; к тому же эта часть его работы так и осталась незавершенной, а мои устройства, как вам известно, были не только созданы, но и установлены, и сейчас исправно работают на кораблях Защиты. Пройдет немного времени, уровень секретности понизится - и их начнут с успехом использовать вообще на всех кораблях.
- Доктор, но никто ведь не посягает на ваш приоритет в этой области!
- Гм. Разве? А мне показалось…
- Вероятно, я просто неудачно выразился. Приношу извинения. Но ведь речь идет не о том, что корабельные ускорители разработаны именно вами: это - неоспоримый факт. Дело в другом: в том, что ваша система, получив по ошибке совершенно другую программу, а именно - программу Хинда, созданнную им не для вашей, разумеется, системы, а для его будущих устройств, - загрузившись этой программой, ваша система смогла успешно реализовать ее - хотя и в обстановке, и с результатами, на которые не рассчитывали ни вы, ни Хинд, ни мы здесь и никто на корабле. Вот что я имел в виду.
- Постойте, постойте. Программа Хинда? Да откуда, к черту…
- Сейчас объясню вам. Видите ли, доктор, - инженер Бруннер, мягко выражаясь, не был с вами совершенно откровенен. Вы не должны верить ему столь безоговорочно. Можно ведь было уже после поверхностного знакомства с ним понять, что он - не из тех людей, которые станут вносить свои коррективы в рабочее задание! Он ничего не менял в монтаже! Просто по ошибке загрузил вместо вашей программы другую: программу Хинда!
- Да как она могда оказаться у него?
- Элементарно просто. Бруннер со своей командой действительно первоклассные монтеры. И после окончания работы с вашей системой должны были - видимо, уже вернувшись на Землю, - начать работы по реализации замысла Хинда. Во всяком случае, это - наиболее вероятное предположение. У них на руках была уже вся документация - включая и злосчастную программу. И Бруннер просто перепутал кристаллы; может, от переутомления - да мало ли почему.
- Простите, простите. В эту вашу версию я никак не могу поверить, доктор Функ.
- Почему же, коллега?
- Да потому, что если Хинд уже тогда довел дело до реализации, почему же и через двадцать лет его устройства не появились на свет?
На это возражение ответил Комиссар:
- По одной-единственной причине, доктор.
- Не будете ли вы так добры изложить ее?
- Причина была в происшествии с «Китом». Когда стало известно, что корабль во время обычного рейса вдруг переменил знак, Хинд сразу же понял, что только его программа смогла сыграть в этом роль. Потому что он точно знал, что никто другой не работал в этом направлении. Мы полагаем, что ему, естественно, было известно, что его устройства еще не осуществлены, Бруннер только начинал работать с ними. О ваших работах он не знал ничего - по причине их военной секретности, Хинд же никогда на Защиту не работал и никакой информации от них, понятно, не получал. Как же он мог, по-вашему, объяснить себе происшедшее?
Бромли задумался.
- Право же, не могу представить…
- А между тем, все очень просто. Он решил - да и вы на его месте решили бы, - что кто-то каким-то образом воспользовался его материалами и реализовал замысел прежде, чем это успел сделать он сам. Кого он заподозрил? Естественно, Бруннера - хотя шеф-монтер был скорее всего виноват лишь в той единственной ошибке, о которой мы уже говорили. Вот тут Хинд и сам совершил просчет - один, но очень крупный. Вместо того чтобы немедленно, в тот же час, когда он услышал о происшедшем, сообщить всем, кого это могло интересовать, - нам, капитану корабля, службам «Трансгалакта», который был тогда, как вы помните, еще государственным, - вместо этого он занялся розыском похитителя. Заказ Бруннеру был им немедленно аннулирован, все документы изъяты. А когда он начал понимать, что не в краже дело, а в чем-то другом - сообщать на корабль, что нужно искать какое-то устройство с его программой, или даже - его программу в памяти корабельной «Сигмы», когда он сообразил это - ничего исправить стало уже нельзя: «Кит» исчез в пространстве и связь с ним была потеряна.
- Вот как… - протянул Бромли, более не пытавшийся скрыть своей растерянности.
- Именно. А что касается вашего вопроса - отвечу: все это произвело на Хинда столь тягостное впечатление - ведь, пусть и не намеренно, он оказался виновником гибели корабля и людей, тогда ведь все мы склонны были думать именно так: корабль и люди погибли, навсегда потеряны, - что он решил наглухо закрыть эту тему и никогда и никоим образом не доводить дело до реализации своей идеи. Вероятно, он взял с Бруннера слово никогда и никому не рассказывать о трагической цепи событий - вот почему шеф-монтер на Симоне так и не открыл вам истины.
- Но тем не менее… - начал было Бромли и умолк. Он, собственно, не знал, что должно было последовать за этими словами; сказал их просто для того, чтобы что-нибудь сказать.
- Хотите сказать, что тем не менее приоритет за вами? - попытался угадать Функ.
Бромли только махнул рукой:
- Нет, что вы…
И тут же постарался взять себя в руки.
- Вы пригласили меня сюда только для того, чтобы рассказать все это?
- Рассказать мы могли бы и потом, - ответил Комиссар. - У нас более серьезные намерения. Ведь до сих пор, надо полагать, ваши устройства находятся там же, где были установлены перед последним рейсом «Кита», и продолжают действовать - или, во всяком случае, могут работать. И очень вероятно, что по-прежнему никто на корабле даже и не догадывается об их существовании…
- Очень возможно, - хмуро признал Бромли. - Они так и устанавливались, чтобы на них нельзя было наткнуться случайно. Даже если кому-то придет в голову начать их систематические поиски, это займет немало времени. Скажу конкретнее - очень много.
- К сожалению, - признал Комиссар, - в ваших материалах, что оказались доступны для нас, этих данных недостает: схемы размещения ваших приборов на корабле. Там ведь не один такой?
- Три, - после едва заметной паузы ответил Бромли. Пауза была не случайной; он понимал, что, откровенно ответив на этот вопрос, берет на себя определенные обязательства, отказаться от которых в дальнейшем вряд ли сможет - хотя ему самому признание ничего хорошего не сулило.
- И вы сможете объяснить, как найти их сразу, не тратя времени на поиски?
- Да. Если только будет связь.
- Хорошо. Это - первый вопрос. Второй куда важнее: как по-вашему, смогут ли люди на корабле, используя ваши приборы и заложенную в них программу, вернуться в нормальное состояние?
На этот раз пауза затянулась надолго. Прошло не менее минуты, прежде чем Бромли ответил:
- Этого я не знаю…
- Почему же вы не знаете? - Похоже было, что Комиссар ожидал другого ответа.
- Да потому, - проговорил Бромли, на этот раз вернувшись в свое обычное для последнего времени состояние раздражения, - что не я составлял эту программу. Я даже не знаком с нею сколько-нибудь серьезно; так, просмотрел, изучая наследие Хинда. Мне тогда и в голову не пришло, что она может иметь отношение к моим работам - и к кораблю тоже. Не знаю, имеет ли она обратный ход - или для изменения результата понадобится новая программа. Не знаю, но думаю, что именно так и будет: придется делать новую программу и передавать ее на корабль. Если это, конечно, возможно. Ваша связь позволит это?
На этот раз пауза оказалась еще дольше; Комиссар и Функ переглянулись, но никто из них не спешил с ответом. Наконец старый физик вздохнул:
- Не уверен, что такая возможность у нас будет. Связь осуществляется при помощи образного ряда и словесного; но чтобы передать сложную программу, где каждый знак имеет значение… Нет, не могу поручиться за успех.
- Тогда плохо дело, - откровенно сказал Бромли.
Однако Комиссар тем временем, казалось, нашел какой-то другой выход.
- Постойте, - заявил он. - Начнем вот с чего: в конце концов, возможности ваших устройств вам известны, программа Хинда у нас есть, о результате ее действий мы осведомлены, о желаемом результате новой программы - тоже. Для вас ведь этого достаточно?
- Наверное, да. Но что толку?..
- И вы сможете изложить словами самое главное - принцип этой программы, не пытаясь передать ее самое? Объяснить так, чтобы другой человек - там, на корабле - смог реализовать ее, консультируясь, если понадобится, с вами?
- Для этого понадобился бы специалист высокого уровня, разбирающийся во всей этой проблематике. Если бы он там был…
- Но разве его нет?
- Простите?
- Там же Карачаров - вы забыли?
- Я? - на всякий случай схитрил Бромли. - Я этого и не знал. У меня нет и не было списка пассажиров.
- Но об этом в то время ведь писали и говорили буквально все!
- Может быть… А, значит, он тоже там? А я удивлялся - почему его уже столько времени не видно и не слышно; однако он ведь всегда был человеком со странностями, и я решил, что он до сих пор занят исследованиями пространства - близ Анторы или еще где-нибудь в этом роде… А он вот где, оказывается.
- Именно там. Итак: он, по-вашему, способен?
Ох как не хотелось Бромли хоть в какой-то степени допускать Карачарова в свою кухню. Но тут, видимо, выбирать не приходилось.
- Полагаю, что да, - произнес он с некоторым усилием.
- Вот и прекрасно. Дальше: сколько времени понадобится вам, чтобы составить такую программу?
- Не хочется отвечать наугад.
- Хотя бы порядок величины.
- Сейчас могу сказать лишь: программа не из простых, думаю, необходимо несколько недель.
- Нет, так не пойдет. Столько времени наш канал связи может и не продержаться. Если мы обеспечим любую нужную помощь и наш мощный машинный парк - за три дня управитесь?
- М-м… Возможно. Но у меня есть и другие работы…
- С командованием мы, я думаю, договоримся. А вы, доктор, я уверен, станете работать изо всех сил: вам ведь не захочется, чтобы честь спасения корабля и людей принадлежала кому-то другому?
Г-м. А ведь и в самом деле…
Бромли улыбнулся - впервые за все время разговора. Даже больше: за все последние дни.
- Разумеется: изо всех сил.
- Вот, собственно, об этом мы и хотели поговорить с вами. А теперь, пожалуй, самое время провести очередной сеанс связи с кораблем. Хотите присутствовать? Заодно сможете сразу же передать, где и как найти ваши приборы и установки.
Функ слегка кашлянул: похоже, ему не очень хотелось, чтобы на этот раз в его кухне оказался Бромли, человек достаточно неприятный. Но как-то так получилось, что командовал сейчас Комиссар. Да и неудивительно: это он умел давно и хорошо.
- С удовольствием, - сказал Бромли. И в самом деле: так или иначе, он тоже получает теперь доступ к связи; главное - увидеть и понять принцип, а уж дальше он, надо думать, разберется сам. А что касается той информации о приборах, которую придется передать на корабль, - так без этого все равно не обойтись.
- В таком случае - прошу вас, - любезно пригласил Комиссар.
Все трое встали и направились к выходу.

Глава 3
Далеко, вне нашей системы координат

«Почтительно докладываю.
За время, пока обмен информацией между нами был невозможен, удалось расширить объем сведений о теле, являющемся помехой, а также установить последовательность действий по подготовке к уничтожению тела-помехи. Стало возможным также начать выполнение некоторых действий. Считаю необходимым, однако, сообщить, что в своей деятельности я, индивидула второго класса Проницатель, встретился с определенными трудностями.
Видимо, первопричина их заключается в том, что, как известно Всеобъемлющему и Посвященным, я могу осуществлять здесь нужные действия, лишь находясь в состоянии воплощения. Однако, пребывая в этом состоянии, я теряю возможность подавлять собственную волю тех индивидул, что воплощены в населяющие тело-корабль материальные организмы. Более того: учитывая, что их здесь, видимо, более двух десятков, что им уже известно о моем присутствии, хотя это не значит, что они могут догадываться о наших намерениях, но что они тем не менее преследуют меня с целью, как я полагаю, помешать каким бы то ни было моим действиям (вероятно, таково их отношение к любой индивидуле, не принадлежащей к их сообществу), - учитывая все изложенное, становится понятным, что я тут не обладаю свободой действий и вынужден выполнять намеченное урывками, в не столь уж частые моменты безопасности. Поэтому рискую высказать опасение, что в первоначально намеченные сроки подготовить и выполнить операцию по уничтожению тела-препятствия не удастся.
Кроме того, возникли, как выяснилось, затруднения и чисто механического характера.
Первое и главное из них заключается в том, что тело-корабль, как оказалось, лишено тех устройств, которые должны были, по моему замыслу, послужить для накопления и мгновенного высвобождения того количества энергии, которое представляется необходимым для уничтожения всего, препятствующего здесь нашему обмену информацией с системой два-пять-восемь. Устройства эти, несомненно, существовали, однако в настоящее время отсутствуют. Это обстоятельство ставит передо мной дополнительную задачу: прежде всего восстановить эти устройства, а уже затем приступить к собственно выполнению основного задания. Осмелюсь сразу же заверить, что выполнение технической предзадачи целиком в моих силах, однако требует определенного времени. Добавлю, что, возможно, мне удастся в какой-то степени воспользоваться помощью населяющих корабль организмов - разумеется, не раскрывая им моей подлинной цели.
Для этого я намерен в ближайшее время прекратить уклонение от контактов с ними, а напротив, вступить в нормальные отношения и убедить их в безопасном характере моих - наших - намерений. Для этого я собираюсь вымыслить правдоподобное объяснение как моего появления внутри тела-корабля в облике одного из бывших обитателей этого тела (не могу найти иного объяснения того факта, что это тело было обнаружено мною - одна лишь плоть, разумеется, давно покинутая индивидулой - внутри тела-спутника, кроме очевидного: существо это некогда принадлежало к населяющему корабль сообществу, а затем, вследствие каких-то событий, индивидула покинула плоть - навсегда или, возможно, на длительный срок, поскольку плоть обнаружена мною в полной сохранности). Используя помощь местного сообщества, я смогу получить нужные результаты значительно быстрее, чем действуя в одиночку.
Спешу заверить Всеобъемлющего и Посвященных, что контакты с здешними воплощенными индивидулами мне ничем не грозят, поскольку они, даже не получая объяснения моему пребыванию среди них, не настроены резко недоброжелательно и во время наших быстротечных контактов не предпринимали никаких попыток уничтожить меня (речь идет, разумеется, о теле, в котором я воплощен) и даже сколько-нибудь ограничить мою свободу. Хотя каждая встреча со мною, несомненно, приводит их в замешательство. Видимо, по их воззрениям, вторичная активизация покинутого индивидулой тела не принадлежит к числу естественных и легко объяснимых явлений, хотя каждому из нас известно, что вторичное использование плотской оболочки - явление весьма распространенное, легко осуществимое и объяснимое.
Могу дополнить еще следующее: как мы и предполагали, сообщество, населяющее тело-корабль, осуществляет более или менее регулярную связь с их системой-источником. Это было известно и ранее, но теперь мне удалось установить, что для осуществления этой связи они пользуются не чем иным, как нашим каналом. Это оказалось возможным потому, что их основная система, по стечению обстоятельств, также находится на пути нашего канала. Понятно, что она при этом не является препятствием, поскольку представляет собою планету классической формы и обтекается нашими сигналами, в то время как тело-помеха, в котором я сейчас нахожусь, мешает нашему обмену вследствие того, что состоит из металла, а кроме того, оснащено многими параболическими зеркалами, перехватывающими наши сигналы и отражающими их в тех направлениях, где, насколько известно, никто их не принимает. Мне пока еще не удалось проникнуть в содержание их обменов с источником, однако я полагаю, что в самом скором будущем смогу сделать это, и в результате наши представления об этой интересной системе и ее населении намного обогатятся.
Почтительно ожидаю мнений и возможных указаний.
Проницатель».
- Мне это не очень нравится.
- Что именно, Всеобъемлющий? Разве он не сделал уже очень многое?
- Не отрицаю. Мне не нравится его отношение к этому, как он его называет, сообществу. В нем - в его отношении, судя по его словам, не хватает холодной объективности. Проскальзывают какие-то эмоции. Разве вы не уловили их?
- Всеобъемлющий, как всегда, прав. Но, видимо, без этого не обойтись: сказывается давно знакомый нам эффект влияния плоти на дух.
- Потому-то мы и отказались некогда от пребывания во плоти, не так ли?
- Совершенно справедливо. Однако Проницателю там без тела не обойтись, во всяком случае, мне так кажется.
- А вот я в этом не уверен. Сделайте вот что: выясните у него, на каком уровне развития находится квазиразумная система их корабля. Какое влияние она способна оказать на тело. И если она достаточно сложна и развита - пусть он лучше воплотится в эту систему и воздействует на нее должным образом, - а она сама уже будет обеспечивать выполнение всех необходимых действий.
- Немедленно передам ему мысль Всеобъемлющего! Это и в самом деле наилучшее решение.
- Я тоже так полагаю.

далее

назад