Владимир Афанасьевич Обручев


Сканено с книги "Путешествия в прошлое и будущее", Москва, 1965 г.



ПОЛЕТ ПО ПЛАНЕТАМ1

1 Напечатано в журнале «Вокруг света», 1950, № 1.

Н

едавно у меня был интересный гость — один из летчиков Главного управления Северного морского пути. В своих полетах над Ледовитым океаном они изучают состояние и перемещение ледяных полей, находят удобные пути для судов, направляемых с запада и востока в гавани побережья Сибири, в устья больших сибирских рек, для доставки товаров, для снабжения работников полярных станций и местного населения и для вывоза разных грузов, прибывающих по сибирским рекам.

Этот летчик бывал у меня перед Отечественной войной, когда он участвовал в ледовых разведках «полюса недоступности» и в поисках, неизвестных земель среди льдов — земель Андреева и Санникова. Теперь, спустя столько лет, он снова навестил меня.

— Я недавно вернулся из очень интересного, даже чрезвычайного полета, — сообщил он, поздоровавшись со мной.

— Неужели нашли, наконец, загадочную Землю Санникова? — обрадовался я. — В каком месте? В виде погасшего вулкана — так, как я описал в своем романе?

— К сожалению, Земли Санникова еще не нашли, — улыбнулся мой гость. — И я боюсь, что этой земли вообще уже нет, что она, как уверяют наши гидрологи, растаяла в связи с потеплением Арктики.

— Да, они думают, что эта земля состояла из ископаемого льда, как некоторые другие острова Ледовитого океана, которые тают на наших глазах и исчезают. Но в отношении Земли Санникова это еще нужно доказать.

— Мы были гораздо дальше, чем вы думаете. Я участвовал в полете по планетам нашей Солнечной системы.

— Что вы говорите?. . На каком снаряде?

— Ракетном, реактивного действия. И полет был удачный. Как видите, я вернулся жив и невредим.

— На какой же планете вы побывали? Вероятно, в первую очередь на нашем спутнике — Луне?

— Луна интересна только для геологов. На ней нет ни воздуха, ни воды, ни жизни. Мы были гораздо дальше, — мы посетили Меркурий, Венеру и Марс.

— Вот так полет! Расскажите же подробности — какова скорость движения, способы посадки и старта снаряда, его защиты от космических лучей? Какая аппаратура?

— Об этом рано говорить. Ракета со всеми особенностями ее устройства — наше советское достижение последнего времени. Вот все, что можно сказать вам о снаряде.

— А наблюдения на планетах? О них можно поведать?

— Это можно. Скоро будет опубликован научный отчет, который составляют наши ученые, участники полета. Я могу сообщить только свои впечатления — не ученого, а только помощника штурмана, который видел все своими глазами и слышал некоторые объяснения ученых — астронома, геолога, палеонтолога.

— Расскажите! Буду слушать с величайшим вниманием.

— Прежде всего, — начал свой рассказ летчик, — мы направились на Меркурий. Наши ученые считали, что эта планета, как самая молодая, ближайшая к Солнцу, должна переживать юность жизни, и на ней можно увидеть начало развития органической жизни, самых древних растений и животных, если окажется, что она уже достаточно остыла. Наша ракета, пробившись сквозь очень густую пелену туч, села на воду большого бассейна недалеко от его крутого берега, привлекшего наше внимание своими яркими цветами. Мы причалили к берегу и вышли из снаряда, конечно, в кислородных масках: ведь состав атмосферы нам был еще неизвестен.

— Что же вы увидели на берегу?

— Береговые склоны, холмы, даже самые крутобокие, были сплошь покрыты толстенным ковром лишаев или мхов, в котором ноги утопали, словно мы шли по толстым перинам. Вся эта растительность — разных цветов: зеленого, желтого, красного, фиолетового, синего, серого, черного — и разных оттенков. И по всей поверхности этого ковра ползали, взлетали, садились, жужжали разные насекомые — большие и маленькие, голые и мохнатые разноцветные жуки, гусеницы, пауки, скорпионы. Они взлетали из-под ног, садились на головы, плечи — форменное нашествие крылатых и ползучих гадов, которые мешали нам даже смотреть вокруг.

— Местность была ровная или гористая?

— Холмистая. Хотя идти вверх по склону было очень трудно из-за толщины этого ковра из лишаев и мхов, мы добрались до вершины береговых холмов. С нее открылся вид вдаль, на такие же округлые холмы, а на горизонте поднимались холмы более высокие, но таких же мягких очертаний и ярких цветов, — очевидно, покрытые тем же ковром. Жара была ужасная, пот лил градом. На вершине я попробовал приоткрыть маску и чуть не задохнулся — тяжелый горячий воздух с каким-то неприятным запахом. Между тучами на несколько минут выглянул огромный диск солнца. На нас пахнуло обжигающим жаром, словно из жерла металлургической печи. Мы поторопились назад, чтобы отдышаться в ракете. Вниз по склону просто скатились по ковру лишаев, словно ребята с ледяной горки. Попутно набрали наскоро всяких насекомых для исследования на досуге, а также мхов и лишаев.

— А образчиков горных пород не взяли?

— Никаких утесов, от которых можно было бы отбить кусок породы, мы не видели. Под ковром мхов и лишаев — только какая-то вязкая красная почва; геолог набрал ее целую горсть.

— Вода в море была бесцветная или окрашенная?

— Как будто бесцветная. Но по всему дну вдоль берегов — такая же разноцветная и пышная растительность, как на суше. Кусты водорослей разной формы, длинные плети, на них опять какие-то насекомые, черви, а в воде — мелкие рыбы странного вида.

— Этим и закончились ваши наблюдения на Меркурии?

— Почти. Мы поплыли еще дальше по морю недалеко от берега. Все те же холмы с толстым цветным ковром. Только в одном месте вдали были видны какие-то огни, вспыхивающие среди клубов черного дыма и белого пара в разных местах — вероятно, свежие излияния лавы на огромной площади. Но добраться туда было невозможно из-за жары, а средств передвижения по суше у нас никаких, кроме собственных ног, не было. В ракете не было места не только для автомобиля или вездехода, но даже для велосипеда.

— Итак, можно думать, что на Меркурии вы увидели первобытную жизнь, представителей низших животных и растений в пышном развитии на не так давно образовавшейся твердой коре, которую еще прорывают выделения магмы из глубин, изливающейся лавой на поверхность.

— Мы плавали еще до вечера по морю вдоль берега и видели все ту же картину — мягкие цветные холмы, местами свежие поля лавы, уже застывшие или еще горячие, окутанные парами и дымом. Тучи то и дело разражались сильными ливнями, а горячий воздух был насыщен испарениями. Вода в море была теплая, градусов 35, а в воздухе температура — не менее 40°.

— Больше ничего интересного на Меркурии не видели? Куда же полетели дальше?

— Когда стемнело, мы поднялись, пробились сквозь тучи и по звездам взяли курс на Венеру. В ракете с удовольствием сбросили маски и отдыхали во время полета при нормальной температуре. Я, признаться, так крепко уснул, что не видел, как выглядит эта планета с близкого расстояния. Проснулся я, когда мы уже пробивались через пелену густых туч, которые ее окутывали. А когда пробились, — увидели под собой ландшафт, очень напоминавший нам земной, где-нибудь в Индийском океане; большие зеленые гористые острова между широкими проливами, как будто мы летели на большой высоте над Явой, Суматрой, Целебесом или Борнео. Снаряд опустился на воду вблизи берега большого острова. Берег оказался плоским, и причалить к нему было удобно.

На воде сразу обратили на себя наше внимание крупные плавающие животные, похожие на больших черных лебедей, с длинной шеей и маленькой головой на широком туловище. Но, подплыв к одному из них поближе, мы рассмотрели, что шея и туловище этого «лебедя» покрыты не перьями, а гладкой блестящей кожей и что вместо длинного и плоского клюва он раскрывает зубастую пасть. Это были огромные ящеры, похожие на плезиозавров нашей Земли, как объяснил наш палеонтолог.

Пока наш снаряд медленно плыл к берегу, мы заметили, что в воде мелькают рыбы разных величин и пород, плавают прозрачные бахромчатые медузы, головоногие моллюски с большими щупальцами, маленькие черепахи. Над спокойной поверхностью воды непрерывно проносились с пронзительным писком мелкие и крупные крылатые ящеры, похожие на наших летучих мышей и общим обликом и своим полетом. Только головы у них были покрупнее, и в разинутых клювах видны были острые зубы. Когда один из них подхватывал на лету с поверхности воды зазевавшуюся рыбу, другой ящер начинал преследовать его, стараясь отнять добычу, третий присоединялся к погоне.

Причалив к берегу, мы вышли на обширный луг, покрытый густой травой и небольшими кустами. В разных направлениях шли протоптанные тропинки, то узкие, то широкие. Мы направились по одной из них, конечно, с винтовками наготове. Уже первые шаги показали, что здесь нет такой удушающей тяжелой жары, как на Меркурии. Приподняв маску, я обнаружил, что можно обойтись без нее, воздух теплый и влажный, но не захватывает дыхания. Вдали на лугу паслись какие-то животные, к которым мы и направились. По пути заметили, что в траве шмыгают небольшие четвероногие величиной с кошку, желто-бурые, волосатые и очень проворные — подробнее рассмотреть их не удалось.

— Вероятно, млекопитающие ранней стадии развития. Непременно нужно раздобыть их! — сказал наш палеонтолог.

Пасущиеся звери поднялись из травы и рассматривали нас с удивлением. Они были выше человеческого роста. «Игуанодоны юрского периода», — определил их тот же ученый. Игуанодоны рвали траву, согнувшись и помогая себе передними лапами. Общей формой тела они похожи на австралийских кенгуру, но крупнее их и покрыты блестящей кожей серо-зеленого цвета. Голова большая, похожа на лошадиную, шея длинная, довольно тонкая, передние лапы маленькие. Глядя на нас, они пережевывали траву, захваченную толстыми губами, и кивали головами. А потом, чего-то испугавшись, бросились бежать, неуклюже, но быстро переваливаясь на массивных задних ногах. Палеонтолог успел сфотографировать их, как только они поднялись. Отбежав недалеко, они остановились, повернувшись к нам, и продолжали жевать толстые стебли.

В воздухе над лугом изредка проносились, разинув зубастые пасти, летучие ящеры величиной с гуся. Я заметил, как один из них упал камнем в траву, потом поднялся, держа в зубах какого-то буро-желтого зверька, который еще барахтался.

Ящер унес свою добычу на дерево соседней рощицы, к которой мы подходили, и уселся на сук, собираясь пообедать. Наш палеонтолог поднял электрическую винтовку и выстрелил. Ящер выронил свою жертву и сам упал вместе с ней. Когда мы подошли, оба зверя уже не двигались, и мы подобрали их, чтобы рассмотреть подробнее уже в ракете.

Роща состояла из больших папоротников, хвощей, цикадовых, похожих на пальмы, с густым подлеском из разнообразных кустов. Наш ботаник, конечно, наломал веток растений разных пород с цветами. По листьям ползали голые и мохнатые гусеницы, бегали мелкие и крупные жуки, в воздухе реяли стрекозы и другие крылатые насекомые разных форм и цветов. Их было так много, что иные то и дело налетали на нас и падали на землю или садились на платье, так что приходилось их стряхивать. Насекомых преследовали небольшие крылатые ящеры, проворнее крупных, хватали и садились с добычей на ветки деревьев и кустов, чтобы проглотить ее без помехи. Рощи, особенно с теневой стороны, изобиловали этими насекомыми и их преследователями.

Миновав рощу, мы спустились к пляжу большого озера, усыпанному мелкой галькой ярко-красного цвета, — представьте себе этот удивительный пейзаж! Здесь мы сразу наткнулись на больших черепах, занятых кладкой яиц. Своими толстыми когтистыми лапами они разбрасывали гальку в стороны, вырывали длинную впадину вроде желоба, и затем самка, двигаясь вдоль нее, укладывала один за другим десяток белых яиц, а самец, ползший немного левее, забрасывал их галькой. Щитки черепах были темно-желтые с темно-бурыми краями.

Какие-то продолговатые холмы невдалеке обратили на себя наше внимание тем, что они как будто вздрагивали. Эти движения выдавали, что это живые существа, а не валы гальки, набросанные прибоем. Мы приблизились и действительно увидели огромных зверей, вытянувшихся на пляже. Они, вероятно, отдыхали после обильной еды. Туловища их поднимались плоским горбом, от которого в одну сторону тянулся, понижаясь, огромный хвост, а в противоположную — нетолстая шея, оканчивавшаяся головой, совершенно крошечной по сравнению с массой тела. Окраска животных — буро-зеленая, с продольными более темными полосками — усиливала их сходство с валиками прибоя. Над ними роями вились крупные мухи и пытались садиться им на спину. Вздрагивая, животные отгоняли их.

Мы остановились шагах в сорока от зверей. Наш палеонтолог, посмотрев в бинокль, объяснил нам, что это, вероятно, бронтозавры — безобидные пожиратели водорослей. Они пугают только массой своего тела.

Нам захотелось узнать, как будут выглядеть эти земноводные чудовища, когда они встанут во весь рост. Не подходя ближе, палеонтолог выстрелил в воздух. Бронтозавры вскочили довольно проворно, несмотря на размеры их тела. Вытянув хвосты и подняв головы, они побежали, покачиваясь на ходу, к воде. Их было четыре. Тяжело ступая массивными ногами, похожими на ноги бегемота, и разбрызгивая воду во все стороны, они зашли в озеро до половины брюха, остановились и, повернув головки в нашу сторону, рассматривали нарушителей их послеобеденного отдыха. Теперь было видно, что спина их поднималась выше поднятой руки человека среднего роста; длиной же, от головы до конца хвоста, они были метров в двадцать.

— И сколько такая махина должна ежедневно поглощать растительности для своего существования! — воскликнул ботаник.

Но тут наше внимание было отвлечено другим зверем, который, очевидно, заметив бронтозавров, выскочил из рощи и, делая крупные прыжки, приближался по пляжу к нам.

— Хищник и, наверное, опасный! — заметил палеонтолог. Наш пилот, опытный стрелок, поднял винтовку, выждал приближения зверя и выстрелил разрывной пулей. Хищник свалился на скаку. Мы подошли к нему, когда он уже перестал шевелиться.

По форме тела зверь этот походил на игуанодонов, но был стройнее их, что и способствовало быстроте его движений. У него была более крупная голова с большой пастью, снабженной острыми зубами, с большим рогом на переносице и несколькими поменьше на шее. Передние ноги — небольшие, с когтистыми лапами, задние — массивнее, но не такие огромные, как у игуанодонов. Тело было покрыто мелкой чешуей, не стеснявшей его движений. Этот хищник был гораздо проворнее игуанодонов. Судя по быстроте его бега и величине скачков, он был их опасным врагом. Но он мог, очевидно, справиться и с громадным неуклюжим бронтозавром, вскочив ему на нижнюю часть шеи и перекусив артерии.

Едва мы успели рассмотреть этого ящера, как из надвинувшихся густых туч полил дождь, заставивший нас поспешно направиться к своему снаряду и укрыться в нем. Пока мы добрались до ракеты, дождь превратился в проливной, и через сеть ливня почти ничего нельзя было рассмотреть.

Мы прождали несколько часов, но погода не улучшалась. Так во время дождя мы и покинули эту мокрую планету, красивый блеск которой, при взгляде на нее издали, очевидно, обусловлен густой пеленой туч, окутывающих ее поверхность и отражающих солнечный свет.

Пока мы сидели в ракете в ожидании прекращения ливня, мы могли обменяться впечатлениями относительно воздуха этой планеты. Воздух Венеры очень теплый и влажный. Мы чувствовали себя, словно в паровой бане, и по нашим лицам струился пот. Солнце пробивалось через тучи только на несколько мгновений, и диск его казался нам вдвое больше, чем с Земли.

Проведя сутки (по нашему времени) на поверхности Венеры, мы находились вне снаряда около двух часов. Но для первого знакомства с планетой и этой небольшой экскурсии было достаточно.

Поднявшись, мы пробились опять через густые тучи и взяли направление к нашей Земле, которая с Венеры виднелась на небосклоне в виде крупной звезды. Было интересно видеть, как она постепенно увеличивалась, а Венера уменьшалась. Скоро мы смогли уже различать на Земле очертания морей в виде больших ровных темных площадей, тогда как материки представлялись неровными пятнами со светлыми цепями гор, покрытыми снегом, зелеными пространствами лесов, крапинками озер и линиями рек. Мы видели, как менялось освещение, как перемещались очертания материков и морей в связи с вращением планеты.

Когда мы пролетали вблизи нашей планеты, перед нами открылось ее западное полушарие. Так как время было около весеннего равноденствия, можно было хорошо различить зимний белый покров Канады, пестрые пятна на территории США в центре материка, переходящие на юге в желтый цвет прерий Техаса, а южнее — светлые извилистые цепи Кордильер среди равнин Мексики, уже одевшихся в яркий весенний наряд. Дальше на юге, суживаясь между двумя океанами, пестрела Центральная Америка с извилинами горных цепей.

Мы смотрели на развернувшуюся перед нами карту материка, который не так давно привлекал к себе эмигрантов Старого Света, искавших там свободы для приложения своих сил и способностей и бежавших от власти богачей, царей и церкви, и который в наши дни является царством Желтого Дьявола и хочет управлять всей планетой, угрожая ей своими отвратительными щупальцами.

Надежды всего мира обращены сейчас к другой части планеты, которая показалась перед нами, освещенная лучами Солнца. Медленно поворачивался земной шар, и перед нами развертывались просторы нашей советской Родины, окаймленной целым созвездием демократических стран. На огромной части планеты восторжествовали лучшие чаяния человечества. Мы были представителями страны, показывающей путь всему миру!

Но наш снаряд удалялся от Земли.

Мельком мы увидели диск Луны с знакомыми всем морями и кольцами вулканов и направились к Марсу, последней станции нашего полета. Тут можно было вздремнуть, так как расстояние до Марса мы могли пролететь только в течение полусуток с лишним.

Когда мы проснулись, эта огромная планета была видна уже в виде большого диска на черно-фиолетовом фоне неба. Сразу бросилось в глаза большое белое пятно на верхней части Марса вокруг его северного полюса, темные и светлые пятна разных очертаний и густоты на остальной части диска. Некоторые из них — темные — тянулись узкими прямыми линиями в разных направлениях, напоминая нам о каналах, будто бы созданных разумными обитателями этой планеты, по мнению некоторых астрономов, высказанному более полувека назад. По временам эти линии застилались словно легкой дымкой, которую можно было истолковать как присутствие облаков, т. е. влаги в атмосфере, и надеяться, что на Марсе найдется также и вода. А последняя в виде моря или хотя бы порядочного озера была нам необходима для посадки. Ведь если на планете нет этих условий, нам пришлось бы только облететь вокруг нее и полюбоваться на ее лик с высоты нескольких тысяч метров — на сушу наш снаряд садиться не мог.

Марс постепенно приближался. Все яснее и разнообразнее становились контуры пятен разных оттенков — зеленого, синего, фиолетового, а граница белой площади на северном полюсе распалась на бахромчатые фестоны — это были, несомненно, края зимнего снежного покрова. Более отчетливо стали выступать и очертания светлых красноватых площадей разной густоты окраски. Выяснилось, что одни площади, светло-красные, имели ровную поверхность и, вероятно, представляли собой моря и озера, а другие, более темные, были морщинистыми и скорее всего являлись горными возвышенностями.

Еще несколько часов полета, и уже нельзя было сомневаться в том, что на Марсе имеется растительность, занимающая большие площади, самых темных цветов — от зеленого до фиолетового, встречается суша красного цвета, вероятно пустыни, и довольно много крупных и мелких площадей воды, по-видимому, неглубоких морей и озер, сквозь воду которых просвечивало их красное дно.

Высмотрев большую площадь воды, от которой под острым углом отделялись два узких канала, мы удачно опустились на поверхность моря.

— Итак, на Марсе вы обнаружили сушу и воду, а на суше растительность? — воскликнул я. — Конечно, есть и воздух и, вероятно, животные?

— Немного терпения! — улыбнулся летчик. — Продолжаю по порядку. Нужно сказать, что избытком тепла Марс похвастаться не может. Диск Солнца, если его наблюдать с Марса, представляется вдвое меньшим по своему диаметру, чем с Земли. Солнце греет далеко не так сильно, как на Земле, но зато греет ровно: облачность на Марсе очень слабая.

— А воздух какой? — поинтересовался я. — Свободно ли дышалось?

— Воздух разреженный, как у нас на высоте 3000—4000 м. Но он богаче кислородом, чем на Земле, так что дыхание не затруднено. Каких-либо пахучих или вредных газов в составе атмосферы Марса нет, и кислородные маски мы сняли.

— Итак, вы сели без приключений?

— Совершенно свободно — на спокойную воду. После посадки мы подрулили к берегу, но причалить не могли — везде вдоль берегов вода мелкая. Пришлось спустить нашу маленькую складную лодку, рассчитанную на двоих, и по очереди перевезти всех. Берег был плоский, из красного песка с мелкой галькой. И почва на Марсе везде красная. Из-за этого даже издали планета кажется красной, почему ее и назвали именем бога войны.

По широкому пологому пляжу мы поднялись вверх. Ширина пляжа доказывала, что здесь бывают сильные волнения, когда вода заливает большие площади плоских берегов, т. е. указывала на наличие сильных ветров. Едва ли ширина пляжа может свидетельствовать о наличии приливов — ведь у Марса спутники очень маленькие.

— Широкий пляж можно объяснить и тем, что моря на этой планете очень неглубокие и частью усохли, — заметил я.

— Совершенно верно! Пройдя десятка три шагов по пляжу, мы встретили опять полосу воды, тянувшуюся далеко в обе стороны, — быть может, остаток последней бури. Идти вброд нам не хотелось. Самый молодой из нас решил перепрыгнуть через это препятствие, шириной метра в два или полтора. Он прыгнул и. . . перенесся сразу метров на десять вперед и на два вверх. Наш астроном крикнул ему:

— Вы забыли, что притяжение на Марсе в два с половиной раза слабее, чем у нас на Земле! Поэтому всякое мускульное усилие дает здесь эффект в шесть с половиной раз больше!

Мы все, конечно, повторили этот прыжок через водную преграду и стали подвигаться вверх по пляжу большими скачками, состязаясь друг с другом в высоте и длине. Таким способом мы легко преодолевали плоские, широкие валы, которые покрывали этот пляж на протяжении нескольких сот метров.

Так мы добрались до опушки леса и остановились в изумлении. Мне показалось, что я опять очутился на Камчатке, на окраине ее знаменитых зарослей ольховника, через которые только медведи и собаки могут беспрепятственно ходить во всех направлениях. Эти заросли состояли из толстых, в руку человека, стволов, искривленных в разные стороны и на высоте в полтора-два метра переходивших в целую сеть горизонтальных ветвей и веточек с довольно широкими листьями и цветами.

Листва создавала сплошной покров с почти ровной поверхностью, похожий на толстый ковер, раскинутый во все стороны на некоторой высоте от земли. Нагнувшись, можно было смотреть между стволами, стоявшими не густо — от полуметра до метра один от другого, — пока взгляд не упирался в решетку этих стволов. Между стволами везде видна была красная почва, поросшая мелкой и негустой травкой. Нагнувшись под сплошной листвой, человек мог ходить во всех направлениях между стволами.

Очень удивил нас цвет листвы — от темно-зеленого до синего и фиолетового. Круглые мелкозубчатые листья были темно-зеленые, крупные лапчатые — фиолетовые, а мелкоигольчатые, вроде наших елок, — синие. Пройдя десятка два шагов под этим сине-зелено-лиловым сводом, мы остановились: дальше можно было заблудиться. Мрак под сводом листвы сгущался, а в окружающей нас чаще, кроме стволов и толстых ветвей, на уровне зрения ничего не было видно. Чувствовались духота и тепло, как будто исходившие из красной почвы зарослей.

Мы повернули назад, вышли на окраину этого странного леса и прошли вдоль нее на восток километра два. Пейзаж не менялся; можно было думать, что вся растительность Марса имела такой же характер ольховника камчатского типа. Нигде не видно было сколько-нибудь выдающихся над этим ковром вершин деревьев — ни остропирамидальных, ни округлокуполообразных, как в земных лесах.

Мы прошли еще дальше и неожиданно наткнулись на обитателей этих зарослей. Это были четвероногие, ростом с собаку средней величины, с довольно густой шерстью. Она была неровной окраски — с чередованием более светлых и более темных бурых вертикальных полос. Светлые полосы по цвету не отличались от стволов зарослей, и если животное стояло неподвижно, оно становилось совершенно незаметным среди стволов. Мы успели рассмотреть, что животные паслись по окраине зарослей на ковре жидкой травки, срывали ее губами и, очевидно, являлись травоядными. Ни рогов какой-либо формы, ни острых клыков в пасти у них не было видно. Но когда мы приблизились к ним, чтобы разглядеть их получше, они подняли головы, осмотрели нас, растопырив большие треугольные уши, и с хрюканьем бросились в чащу, которая великолепно укрывала их.

Немного дальше мы увидели и пернатых обитателей зарослей. Они были величиной с нашего рябчика и перепархивали по поверхности зарослей, что-то хватая большими клювами — ягоды или насекомых. Птицы были черные со спины и светло-бурые снизу и, вероятно, гнездились на ветвях. А когда над зарослями появилась более крупная птица, похожая на коршуна, медленно планировавшая кругами на некоторой высоте, «рябчики», громко щебетавшие ранее, замолкли и попрятались. Очевидно, это был хищник.

Мы прошли еще минут десять вдоль окраины зарослей и попробовали снова проникнуть в их глубину. [. . .]

Построившись цепочкой, чтобы не потеряться, и согнувшись немного, мы углубились в чащу и сразу почувствовали, что под сенью этой густой листвы, образующей сплошной покров, гораздо теплее, чем на открытом воздухе. Приходилось думать, что тепло на самом деле исходило из почвы. Очевидно, теплота передавалась из глубин планеты, а густой покров листьев на деревьях сберегал это тепло, не позволяя ему быстро рассеяться в прохладном воздухе атмосферы Марса. У нашего астронома имелись походные термометры, и мы определили, что в воздухе температура была 20°С, а в самой почве, на глубине нескольких сантиметров, даже 22°. Нам стало понятно, чем вызвано своеобразие марсианской растительности. Она приспособилась к слабому источнику тепла — к Солнцу и к более равномерному нагреву, исходящему из недр планеты, очевидно, хранивших еще большие запасы тепла.

Нас, конечно, заинтересовала и температура моря Марса.

Вернувшись из зарослей на берег, мы произвели измерения и убедились, что морская вода также была теплая и имела 20°, тогда как температура воздуха в тени в ясный солнечный день достигала только 10°.

С пляжа мы увидели невдалеке красные холмы и направились к ним, так как заросли камчатского типа, населенные хрюкающими четвероногими, не представляли уже большого интереса. По мере приближения к холмам заросли становились все реже и ниже. Затем начались сплошные пески. Это были барханные гряды из светло-красного мелкого песка, обращенные пологими наветренными склонами в сторону морского берега и поднимавшиеся в противоположном направлении постепенно все выше. Мы поднялись по наветренному склону барханной гряды на ее гребень и увидели впереди такие же дюны, или барханы, одну гряду за другой. Очевидно, ветры упорно дуют здесь от берега моря в глубь страны. Можно было представить себе, какие здесь бывают пыльные бури в ненастные дни зимнего полугодия.

Растительность на барханах отсутствовала, только вдали кое-где виднелись отдельные пучки трав и мелкие колючие кустики. Так как день клонился уже к вечеру, мы повернули назад.

Вернувшись к месту высадки, мы переправились по воде к ракете, поужинали, обменялись впечатлениями, записали их, каждый со своими комментариями, и легли спать.

Сутки на Марсе — на полчаса длиннее земных. За ночь мы успели хорошо отдохнуть. А с утра, подкрепившись, стали готовиться к дальнейшему путешествию.

Мы поплыли в ракете по морю. Пейзаж сначала имел тот же характер — вдоль берега тянулись заросли камчатского типа. Мы изучали их из окон нашего снаряда, который плыл вдоль берега на некотором отдалении, там, где была достаточная глубина.

Но вот в зарослях появился разрыв; отсюда на север тянулся широкий канал, окаймленный с обеих сторон теми же деревьями.

Мы повернули и медленно поплыли по каналу, следя за глубиной воды, чтобы не наткнуться на отмель. В воде видны были рыбы разной величины и окраски, небольшие черепахи, а по поверхности плавали черные птицы. Последние при нашем приближении торопливо взлетали, но наш зоолог успел определить, что они более похожи на птеродактилей, т. е. летающих пресмыкающихся мелового периода. Бросались в глаза их большие головы, зубастые клювы и тяжелый порхающий полет, как у летучих мышей; тело их было покрыто скорее мелкой чешуей, чем перьями. Они быстро плавали и, ныряя в погоне за рыбой, уходили почти совсем под воду. Но накануне мы видели в зарослях настоящих птиц, так что можно было заключить, что на Марсе орнитофауна разнообразна.

Канал то сильно сужался и мелел, то расширялся и углублялся. Мы не заметили следов, которые говорили бы об искусственном его происхождении. Предположение о том, что каналы на Марсе созданы разумными существами, пока не подтвердилось. Оба берега канала были покрыты зарослями, листва которых спускалась к поверхности воды. В бинокль мы рассмотрели, что эти кустарники покрыты крупными ягодами.

Канал вскоре так сузился и обмелел, что было слишком рискованно двигаться дальше. Мы повернули назад и выплыли снова на простор моря. Здесь мы поплыли по старому направлению. Час или полтора спустя заросли на берегу стали редеть. Среди них появились красные песчаные холмы, а затем начались сплошные пески, подобные виденным накануне, с барханными грядами. Эти безжизненные гряды все более повышались с удалением от морского берега. Мы плыли вдоль берега этой пустыни часа два и, не видя признаков перемены ландшафта, решили закончить этим нашу рекогносцировку поверхности планеты.

Можно было заключить, что на Марсе встречаются только три ландшафта: неглубокие моря, населенные рыбами, черепахами и птеродактилями; заросли деревьев камчатского типа, населенные четвероногими нескольких видов и птицами; наконец, совершенно пустынные сыпучие холмистые пески. Возле обоих полюсов можно было предполагать еще снеговые поля, почти исчезающие летом.

Крупных неровностей рельефа в виде горных цепей и нагорий мы не встретили. При облете планеты они также не попадались нам на глаза. Можно думать, что поверхность Марса давно уже выровнена процессами эрозии. Единственные неровности — это барханные гряды песков, наметенные ветрами.

Нужно заметить, что вода в морях Марса повсюду, где мы ее пробовали, была почти пресная, так что ее свободно можно было пить; в канале она была совершенно пресная. Каналы, вероятно, получают воду с тающих полярных снеговых полей. В зарослях же собирается влага, которая конденсируется в барханных площадях из воздуха благодаря резкому понижению температуры ночью даже в летнее время. Это понижение мы ощутили в течение ночи, проведенной на море. Была середина лета, а после захода солнца температура воздуха упала до 2—4°.

Приходится думать, что жизнь на планете, представленная мало разнообразными формами животных и растений, ограничена площадями зарослей, согреваемыми поднимающимся из глубин подземным жаром, который распространяется также на прилежащие мелкие моря. Охладившиеся же участки поверхности планеты превращены процессами выветривания в бесплодные песчаные пустыни. Сильные колебания температуры на этих площадях способствовали этим процессам.

Упомяну еще, что из двух спутников Марса — Фобоса и Деймоса, очень маленьких и близких к планете, мы видели только одного — в виде довольно яркой небольшой луны, которая быстро перемещалась по небу и восходила на западе. Наш астроном сообщил нам, что плотность Марса всего 3,8, т. е. меньше земной (5,5), и поэтому можно думать, что металлического сплошного ядра эта планета совсем не имеет или же оно очень маленькое. Огромное развитие песчаных площадей соответствует этим особенностям внутреннего строения планеты.

Вечером второго дня, видя нашу Землю перед собой на небосклоне, мы поднялись в обратный перелет, который закончился вполне благополучно.

1950 г.