Норман — парадоксальный человек (чему свидетельство — все его творчество): легкий и трудный одновременно. Легкий в общении, лег­кий на язык; остроумен, радушен, ни малейшего следа комплекса пре­восходства или синдрома мэтра. Трудный — потому что это характер: может неожиданно взорваться, поднять голос, дать резкую отповедь... Впрочем, отходчив: проходят минуты, и перед вами прежний Норман, улыбающийся, спокойный. Улыбка у него поразительная — застенчи­вая и в то же время саркастическая. Создается впечатление, что он все на свете подвергает иронии, но сам этой иронии вроде бы стесняется.

Нам повезло: встречаться мы с Норманом стали довольно часто, и спустя какое-то время я узнал, что Спинрад перебрался из Нью-Йорка в Париж, где намеревался прожить несколько лет.

— Зачем?

— Чтобы написать новый роман.

— О Франции?

— Нет, о России.

— ?

— Видишь ли, у вас в стране идут интересные процессы, из Амери­ки всего не разглядишь. Вот я и решил осесть на полпути между Шта­тами и Союзом. Быть поближе к перестройке...

И опять — та самая улыбка: чуть виноватая, слегка сардоническая. Хитрющая.

Роман с самого начала имел название — "Русская Весна". И Спинрад ни разу не усомнился в правильности выбора, хотя наверняка за го­ды работы над книгой много раз мог задать себе вопрос: а "весна" ли?

— Норман, не страшно писать о стране, в которой ни разу не был?

— Писатели-фантасты, как правило, описывают именно те места, в которых никогда не были. В которых вообще никто никогда не был. Политико-фантастический роман — дело другое. Здесь, конечно, нуж­на точность. Вот прилечу в Москву — разберусь на месте.

Прилетел.

Зимой.

Ночью.

В Шереметьево Спинрада и его будущую жену, Нэнси Ли Вуд, никто не встретил: что-то там не сложилось в Союзе писателей — организа­ции, которая и пригласила Нормана в Россию. Американцы ошалело бродили по международному аэропорту, переступая через тела людей, спавших на полу: была пора массового выезда немцев из Союза, и Ше­реметьево более напоминало Казанский вокзал в эпоху военного ком­мунизма. Такой картины президент Всемирной ассоциации писателей-фантастов — а Спинрад занимал тогда именно этот пост — не видел никогда в жизни. Не найдя ни единого свободного кресла, Норман и Ли улеглись, как и большинство встречающих-отъезжающих, на полу. Удивившись самим себе, заснули и спали до утра. Это была их первая ночь в стране "русской весны".

А вскоре грянули события в Вильнюсе.

Прочие кровавые дела в нашей стране Спинрад наблюдал уже изда­лека — из Парижа, хотя и пристально. Во время трехдневного путча взволновался чрезвычайно — сумел прозвониться в Москву, спраши­вал, живы ли мы тут?

И все равно — "Русская Весна". (Впрочем, понятия "путч" и "вес­на" сочетаются и в романе: надеюсь, читатель оценит картину военного переворота в Москве, изображенного, как это часто бывает у Спинрада, гротескными средствами.)

Послужной список Нормана Спинрада: написал полтора десятка романов (первый — "Солярийцы" — вышел в 1966 году), множество рассказов (первая публикация — "Последние из цыган" — датируется 1963 годом), некоторое количество пьес (в том числе и телевизион­ных) и эссе о научной фантастике; составил несколько сборников НФ; в 1974 году получил приз "Аполлон", в 1975-м — награду "Юпи­тер" (и то и другое — за научно-фантастические произведения); в 1980-1981 годах занимал высокий пост президента Американской ас­социации писателей-фантастов, в 1989-1990 годах — не менее высо­кую должность президента Всемирной ассоциации писателей-фан­тастов.

Убежден: многим читателям роман "Русская Весна" покажется скандальным. Убежден и в другом: этот эпитет не вызовет негодования автора. Скандальных историй в литературной биографии Спинрада бы­ло немало. Например, такой факт (цитирую критика Джона Клюта): "Роман "Жучок Джек Баррон" (1969) нанес величайший удар по безмя­тежному миру НФ. Поначалу это объемное произведение печаталось с продолжениями в журнале "Новые миры"; его яростная техника и ис­пользование непечатных слов (по нынешним меркам американской ли­тературы — вполне даже печатных. — В. Б.) вызвали шумный переполох в научно-фантастическом "курятнике", и в результате владельцы крупнейшей в Великобритания сети книжных магазинов "У.Г.Смит, Лтд." наложили запрет на продажу "Новых миров". Не меньшее смяте­ние в умах вызывали и прочие научно-фантастические романы Спин­рада...

Кстати, сам Норман не любит термин "научная фантастика" — science fiction (SF) и предпочитает другой, не менее популярный — speculative fiction (тоже SF), В русском языке адекватного понятия пока не существует, но ради сохранения, как и в английском, аббревиатуры "НФ" можно предложить на выбор читателям несколько вариантов: "новая", "наблюдательная", "ниспровергающая" или даже "нравоучи­тельная" (в смысле — очерк нравов) фантастика. Спинрад же свою speculative fiction определяет так: "это новая литературная норма, ко­торая помогает нам исследовать "возможное-но-несуществующее".

О Спинраде критика писала разнообразно и много. "Хотя его лите­ратурные эффекты порой грубоваты и он не умеет сокращать соб­ственные тексты (увы, этих недостатков не лишена и "Русская Вес­на". — В.Б.), Н.С. всегда был очистительной, иконоборческой силой в современной фантастике, ему свойствен убедительный анализ некото­рых, наиболее апокалипсических тенденций в современной жизни Аме­рики..." "...Постоянно экспериментирует со стилем, языком и точками зрения..." "Н.С. тонко чувствует культуру своей страны, это не­превзойденный мастер короткого рассказа и вообще один из лучших писателей своего поколения..." "По существу, за исключением Э.Берджеса, создавшего "Механический апельсин", никто из пишущих "нра­воучительную фантастику" не исследовал насилие и садизм — эти страшные проявления XX века — более тщательно, чем Н.С".

Спинрад действительно постоянно экспериментирует. Роман "Люди в джунглях" — кровавая сага о "революционной войне" на чужой планете... Герой "Железной мечты" — писатель-фантаст Адольф Гитлер, обитающий в альтернативной вселенной; его научно-фантастический роман, прекрасно воссозданный Спинрадом (со всеми штампами НФ), слишком плох даже для бульварной литературы того мира, однако на реальной Земле он получает невероятную популярность в нацистской Германии... Роман "Сказки капитана Пустоты" — парафраз (и в какой-то степени стилизация) мелвиллского "Моби Дика"...

Новый, самый свежий роман Спинрада — тоже эксперимент. Попытка извне взглянуть на нашу страну и на процессы, в ней происходящие. Попытка создать новую утопию, изобразить эпоху победы перестройки и вхождения России в европейское сообщество, сконструировать фантастический геополитический сезон — "русскую весну", пятое время года. Попытка забежать вперед, в ближайшее будущее, и посмотреть, что получится, если противостоять друг другу будут уже не страны или блоки, а полушария — Восточное и Западное. Попытка совместить плохо совмещаемые жанры — политическую хронику, космическую научную фантастику, семейную сагу и эротический роман. Удались эти попытки или нет — судить читателю. Конечно, он может обвинить ав­тора в газетчине, "клюкве", практически неизбежной при описания чу­жой страны, натурализме... Старшее поколение будет слать гневные письма, возмущаясь порнографией... Раскрепощенная молодежь, воз­можно, сочтет любовные сцены наивными или недотянутыми. Кто-то, прочитав выдержки из критических статей в этом предисловии, возму­тится: где же здесь "тонкий стиль", "мастерство рассказчика", "чувство культуры", "иконоборчество"? На мой взгляд, как ни странно это зву­чит, все перечисленные черты свойственны и "Русской Весне". Только, оценивая книгу, следует помнить о самом сильном оружии автора — гротеске. Во всех своих произведениях Спинрад склонен к пародии — причем пародируются не только литературные жанры, но и политичес­кие ситуации, и исторические реалии, и даже образ мыслей — напри­мер, образ мыслей среднего американца, воображающего себе жизнь в далекой, страшной и загадочной России.

Я же, читая этот роман, всегда вспоминаю улыбку, с которой Нор­ман полтора года назад передал мне три дискеты с набранным на компьютере первым вариантом книги (два с лишним мегабайта!): застенчи­вую и хитрую улыбку Спинрада. Кто знает, может быть, хитрость как раз в том, что, несмотря на "клюкву", "грубоватость эффектов" и "не­умение сокращать собственные тексты", Норман Спинрад, который всю жизнь исследует литературными средствами ближнее будущее Америки и мировой цивилизации, предвосхитил именно то грядущее, которое нас ожидает. Пока ясно одно: ближайший прогноз Спинрада оказался неверным. Система, крушение которой он отнес примерно к 2025 году, рухнула — как сейчас кажется! — за три августовских дня 1991 года. С лязгом обвалились цепи партийной принадлежности, порвалась паутина КГБ, бывшие союзные республики стали суверен­ными государствами... Но вот что важно (и художник-исследователь должен чувствовать это всей кожей): внутренность системы, ее рычаги и тяжи, и миллионы людей, ее составлявшие, сохранились. Еще может все вернуться на круги своя, может установиться как раз такая полуумочная партийно-капиталистическая власть, которую описал Спинрад. Время покажет...

В.Бабенко

"Русская Весна" — это триумф Спинрада: захватывающий дух ро­ман, который вышел донельзя своевременно — мы словно читаем страницы завтрашних газет".

«ТЕКСТ»