14Коваленок вернёмся в начало?

Депутат

Это письмо с пометкой на конверте «Депутатское» я зарегистрировал в своей рабочей депутатской тетради под номером 80. Глядя на эту цифру, озабоченно думал, что избиратели стали мало писать. Почему? Когда я исполнял обязанности депутата Верховного Совета БССР предыдущего, 10-го, созыва, за этот же период получил 211 писем. А всего за пять лет исполнения депутатских обязанностей — 672 письма от земляков. Писали не только избиратели Крупского избирательного округа. Писали из всех районов республики. Для решения вопросов, поднимаемых в письмах, я не один раз приезжал в Белоруссию, встречался с авторами, изучал проблемы на местах. И все справедливые и обоснованные депутатские запросы были решены положительно. Па многие письма давал и отрицательные ответы. Мог ли я пойти, например, на ходатайства о снижении наказания преступникам? Безусловно, не мог. Хотя и горько было видеть слезы отцов и матерей, братьев и сестер, мужей и жен, даже детей, просивших за своих нерадивых родителей. Но, тем не менее, каждый человек требовал внимания. Поэтому я звонил в Минск, Гомель, Витебск, Могилев, звонил в другие города. Ни одно письмо не было оставлено без ответа. Работа, поверьте, трудная, но очень нужная.

Но вот меня снова избрали депутатом Верховного Совета БССР 11-го созыва. И за два года — только 80 писем. Почему? Может, стал плохо работать? Может, избиратели не верят?

Открываю письмо под номером 80, пытаюсь предугадать, какая просьба в нем изложена. Начал читать — нет, не просьба: «Мы, жители деревни Большие Жаберичи Крупского района Минской области, участники гражданской и Великой Отечественной войн, зачинатели колхозного движения, заслуженные колхозники, ветераны труда, ударники 9, 10, 11 пятилеток, выражаем вам, дважды Герою Советского Союза, летчику-космонавту СССР, депутату Верховного Совета БССР, нашему земляку, великую благодарность за оказанную нам помощь в строительстве участка дороги от деревни Малые Жаберичи до деревни Большие Жаберичи. Дорожный маршрут от райцентра Крупки до Больших Жаберич открыт в канун 69-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. В настоящее время деревня ожила, помолодела. Дети нулевого класса и все старшие школьники каждое утро уезжают в школу и приезжают с великой радостью.

По поручению жителей деревень М.Т. Будник».

Несколько раз прочитал письмо — одно из немногих благодарственных писем. Я, конечно, радовался каждому успешно решенному вопросу, но это письмо взволновало. Его написали мои земляки, которые знают меня с босоногого детства. Они приезжали и на открытие моего бюста, сооруженного на площади в районном центре Крупки. Весь район, казалось, тогда собрался на площади. Даже осенняя погода не стала помехой. Более сильного волнения я не испытывал никогда: стоял перед своими земляками и не видел их лиц. Что же я такое сделал, что они собрались здесь? Но, кажется, не смог, выступая тогда, высказать и доли того, что чувствовал к людям, которые меня воспитали, учили жить примером своей жизни: тяжелым трудом на полях, беспримерным мужеством, защищая свою Родину. Все дали мне они, родные, близкие и внимательные земляки. Они же и избрали депутатом Верховного Совета БССР.

Помню, как январским днем 1980 года я получил из района две телеграммы: от тружеников колхоза «Победа» и от рабочих деревообрабатывающего комбината. В телеграммах сообщалось, что коллективы этих организаций выдвинули меня на своих общих собраниях кандидатом в депутаты Верховного Совета БССР, просили дать согласие баллотироваться по 89 Крупскому избирательному округу.

Посоветовался в политотделе Центра подготовки космонавтов, что надо делать в таких случаях. Признаюсь, много думал, прежде чем отправил телеграмму, в которой давал своим землякам согласие. И вот в канун выборов состоялись встречи с избирателями. На этих встречах я получил много наказов и понял, что оправдывать звание народного избранника будет нелегко. Среди многих наказов был один, выполнить который, казалось, будет не под силу. Избиратели дали наказ: помочь построить в районном центре Крупки больницу и поликлинику. Вопрос этот уже долгие годы не мог решиться. По словам секретаря райкома партии, вышестоящие организации несколько раз обещали помочь в строительстве, но дело с места так и не сдвинулось. Чтобы решать подобные вопросы, надо было владеть процессом организации строительства таких крупных объектов, получить хорошие консультации, определить, с чего начать. Большое понимание я встретил в Центральном Комитете Компартии Белоруссии. Петр Миронович Машеров поддержал меня и словом и делом. Председатель Совета Министров республики Александр Никифорович Аксенов тоже активно помогал решить этот вопрос. Когда составлялся план на пятилетку, казалось, что все будет хорошо, больницу начнут строить в 1981 году. Получив заверение, я поспешил обрадовать своих избирателей. Но радоваться было еще рано. Через несколько месяцев начались межведомственные тяжбы: не могли решить, кому финансировать коммуникационный коллектор, инженерные сооружения. В Крупках — поселке городского типа — теплоцентрали не было, инженерные сооружения коммуникационного плана отсутствовали. А без них больница — не больница. А вскоре и новое неприятное известие: выделенные для больницы деньги переданы Госпланом республики в другой район будто бы на более острые нужды. Какие такие нужды могут быть более острыми, чем здоровье людей, мне трудно было понять. Поэтому я срочно выехал в Минск. Хождения по инстанциям не давали результатов. Снова пошел к Петру Мироновичу Машерову. Он внимательно выслушал меня, стал тут же разбираться. Было видно, что его пытаются убедить в непоправимости положения. Был момент, когда Петр Миронович согласился отложить начало строительства на два года — перенести на 1983 год. Я понимал, что стоит с этим согласиться, и больницы в районе не будет. Что можно было предпринять? Я сказал тогда товарищу Машерову, что возвращаюсь в район и подаю заявление о снятии с себя полномочий депутата, потому что люди больше не поверят ни одному моему слову. Ожидал, что Петр Миронович начнет отчитывать за несерьезность и горячность, однако этого не случилось. Он снова созвонился с Председателем Совета Министров, пригласил к себе ответственных работников Госплана республики. Тогда, сидя в кабинете первого секретаря ЦК Компартии Белоруссии, я думал: а не назойлив ли я? Может быть, пользуюсь особым отношением к себе, летчику-космонавту СССР и Герою Советского Союза? Что же делать? Уйти? Но кто же тогда решит этот вопрос? Какой же я буду депутат? Волнение мое было необоснованным. Петр Миронович Машеров и не думал упрекать меня за настойчивость. Наоборот, он сделал все, чтобы помочь моим землякам. К исходу дня вопрос о строительстве больницы в районе был решен. Деньги, отпущенные на ее строительство, были возвращены. Провожая меня, Петр Миронович сказал:

— Хочу пожелать тебе всегда, решая такие вопросы, не отступать. Мы служим людям, а это самая высокая должность, которая предназначена человеку.

Навсегда запомнил его рукопожатие. Не довелось увидеть момент сдачи больницы и поликлиники Петру Мироновичу. Но благодарные жители Крупского района знают, что больница для них построена при его непосредственном участии.

Одно за другим я получал письма от избирателей. Они были разные. Просили помочь улучшить жилищные условия, в организации торговли, решении бытовых и культурных вопросов. Особое внимание я уделял жалобам избирателей. Они тоже были очень разные, но по каждому письму приходилось выезжать разбираться в район.

Одно письмо обеспокоило особенно. Оно было написано в недоброжелательном по отношению к нашей Советской власти тоне. Из письма я узнал, что автор получил увечье в быту, остался инвалидом, а ему даже не выделяют пенсии на махорку. Так и было написано: «на махорку». Задумался над содержанием. Значит, все остальное есть, нет только махорки. Первым же поездом выехал в район. В райисполкоме навели справки. Оказалось, что жалобщик был 1926 года рождения, а его трудовой стаж исчислялся шестью годами. В чем же дело? Выехали к автору с председателем райисполкома. Остановились перед большим, искусно сделанным домом. Чувствовалось, что в доме живет человек мастеровой. Весь двор, несмотря на зимнее время, устлан сосновой стружкой. Под навесом деревообрабатывающее приспособление промышленного производства, пилорама, подведено переходное напряжение, но счетчики отсутствуют. Вошли в просторный дом. Дверь нам открыла хозяйка. Сразу обратил внимание на натруженные руки колхозницы. Доярка — определил я. И не ошибся.

В комнате за столом сидело трое мужчин. На столе водка, начатая бутылка коньяка. Увидев полковника, один из сидящих за столом в мгновение ока убрал бутылки под стол, вскочил и направился ко мне. Он был инвалидом.

«Видимо, он и писал», — подумал я. Так и вышло. «Кто будет хозяин дома?» — спросил я. Ответил инвалид и сразу же поинтересовался, кто я такой. После моего ответа хозяин засуетился, начал показывать поврежденный коленный сустав. Но я-то знал все. Сведения о случившемся у меня были. Автор жалобы, нигде не работая, занимался тем, что обеспечивал всю округу столярными изделиями, которые производил во дворе своего дома. Инвалидом стал, воруя колхозные железобетонные балки. Подговорил крановщика, хорошо угостил его, сам принял соответствующую дозу для храбрости, и оба отправились… воровать. Нетрезвый крановщик уронил балку на своего заказчика и сделал его инвалидом. В больнице ему была оказана помощь, но никто не заинтересовался, где человек получил травму. Спустя некоторое время, убедившись, что угрозы наказания не последовало, он послал письмо депутату Верховного Совета БССР с жалобой на Советскую власть. Но это еще не все, что я узнал о нем. В начале пятидесятых годов за участие в убийстве председателя сельсовета в одном из районов Прибалтики жалобщик был осужден к двадцати пяти годам заключения. Отсидел восемнадцать: был освобожден по амнистии. Вскоре снова был осужден на семь лет строгого режима. Отсюда и трудовой стаж в шесть лет при возрасте около шестидесяти. Безусловно, никакой пенсии жалобщик не мог получить.

Случай этот оказался для меня поучительным. Произошло это в ту пору, когда я только начинал исполнять свои депутатские обязанности.

В дальнейшем каждое письмо, каждую жалобу я изучал досконально, внимательно выслушивал обе стороны. Как правило, только при таком подходе можно было выявить истину. Сейчас трудно перечислить все, чем приходилось заниматься депутату. В многих письмах люди сообщали о своих бедах, о человеческом горе. Но скажу прямо, что не все в них было — правда. Несправедливые претензии, желание получить незаслуженное вызывали во мне ответные чувства. Однако эмоции надо было сдерживать. Депутат — слуга. Служить — значит быть внимательным ко всем и не поддаваться эмоциям.

На одной из сессий 9-го созыва мне не довелось быть. Время ее работы совпало с моим космическим полетом. А писем тогда накопилось много. Их разбор можно было отложить до возвращения на Землю. Но ведь люди будут тревожиться, переживать. И я решился на нестандартный шаг. Все мои депутатские запросы отправил в адрес сессии. С орбиты через Центр управления полетом обратился к участникам заседания с просьбой решить мои вопросы положительно. Операторы связи очень быстро передали информацию в Минск. На утреннем заседании Председатель Верховного Совета республики писатель Иван Шемякин огласил мое обращение к депутатам. Раздались аплодисменты. Вопросы были решены, а мои избиратели удовлетворены. Этот момент долго не могли забыть. Часто потом ко мне приходили другие депутаты и в шутку просили взять и огласить из космоса их запросы, которые по той или иной причине решались с трудом.

Очень внимательно я относился к письмам участников Великой Отечественной войны. В основном местные Советы и районные военные комиссариаты разбирали просьбы ветеранов быстро и внимательно. Однако были проявления и бюрократизма, бумажной волокиты. В этих случаях иногда недостаточно одного желания помочь человеку. Случалось это чаще всего с участниками партизанского движения. Однажды ко мне обратился ветеран партизанского движения, наш земляк Иван Васильевич. Вся его партизанская биография связана с диверсионными делами, разведкой, переходами линии фронта. Не раз смотрел он смерти в глаза. Дважды его выводили на расстрел, но хладнокровие, смекалка и крепкое здоровье помогли остаться живым. Несколько раз он был ранен, лечился в партизанских землянках, а потом и у надежных людей в деревнях. Когда встал вопрос о пенсии, у него не оказалось нужных справок. Изучая дело, я понял, что 26-летний партизан Иван не думал о пенсии. Он решал одну задачу: не щадя своей жизни, сражался с фашистами. Как тут быть? Добрый совет дал мне первый секретарь Минского обкома партии Владимир Андреевич Микулич: разыскать свидетелей боевых дел героя-партизана. Их свидетельства заменили отсутствующие в архиве справки.

Не очень часто, но случались и противоположные факты, когда недобросовестные дельцы, вооружившись ворохами справок, пытались примазаться к чужой славе. С двумя такими «героями», пытавшимися получить льготы участников Великой Отечественной, пришлось встречаться и мне. Не называю фамилий из-за их детей, которые хорошо и добросовестно трудятся. Их все хорошо знают: в наших краях каждый человек живет на виду. Так вот, вооружившись фиктивными справками, те двое доказывали, что и они принимали участие в кровопролитных боях. Проверкой архивных документов, опросом многих свидетелей было установлено, что ни один из них пороху не нюхал, но зато в грозные годы они имели достаточно справок о непригодности к службе в действующей армии. Между понятиями — находиться на действительной военной службе и сражаться в действующей армии — большая разница, большая дистанция. Этот раздел проходит через поля сражений, политые свинцом и кровью, через пожарища и пепелища. Пришлось в глаза говорить этим «героям» об их, мягко говоря, бессовестном поведении. Я не пытался воспитывать шестидесятилетних здоровых мужчин, но свое личное отношение к ним высказал. Думаю, что это было не только мое отношение.

Больше всего запросов поступало от моих земляков. Хочу сказать, что с моей помощью сделано было для них много хорошего. Асфальтированная дорога пролегла от районного центра Крупки через Хотюхово, Подберезье, Белое, Зачистье до Борисова. Организовано регулярное автобусное движение по маршруту Борисов — Хотюхово. Строятся добротные дома, построен не один магазин, организовано хорошее их снабжение.

Каждый раз, когда приезжаю к матери, заходят к нам односельчане. Благодарят меня. В таких случаях говорю (и не кривлю душой), что мы вместе должны благодарить Советскую власть за заботу о человеке-труженике. Встречи наши бывают и очень уж серьезные. Однажды молодым своим землякам довелось сказать и об их иждивенческом настроении. Они были недовольны, что в деревне нет клуба. А когда спросил, что конкретно каждый из них для этого сделал, то в ответ — молчание. Кто-то должен сделать, а не они сами. Поражала их неорганизованность. А ведь в деревне есть пустующие дома, один из которых можно оборудовать под прекрасное место отдыха молодежи.

Вспоминаю и такой случай. Возле дома матери — автобусная остановка. Вижу в окно: собралось много школьников, женщин. Стояли долго, почти час. В школу дети, конечно, опоздали. Как ни в чем не бывало ватага ребятишек стала расходиться по домам, а женщины направились к нам в дом. Депутат на месте — можно и жалобу сразу ему. А стояло отличное солнечное весеннее утро. Я вышел навстречу к возбужденной делегации, позвал и школьников. Все наперебой стали возмущаться. Я выслушал, дождался, пока успокоятся, а потом спросил:

— Уважаемые женщины, кто из вас забыл, как мы в послевоенные годы ходили за 30 километров пешком в Борисов за хлебом?

Приутихли, смотрят. Ответили, что все помнят.

— А зачем же вы своих детей, вот их, — я указал на школьников, — учите быть иждивенцами? Разве забыли, что за 6 километров до школы в Хотюхово мы с вами ходили в любую погоду? Неужели ваши дети ходить разучились? И вы со спокойной совестью отпускаете их домой? Браните водителя автобуса. А может, у него беда случилась?

Спросил я и у школьников:

— Какой автобус ходил по маршруту Хотюхово — Белое — Борисов в 1955–1960 годах?

Ответа от них я не услышал, а женщины заговорили первыми:

— Все верно, привыкли мы к добру, уже не можем километра пройти лишнего, детей этому учим. Прав ты, Володя, что отчитал нас. Сам ведь ходил один и зимой и осенью. Не было автобусов, и спрашивать было не с кого. А ну, дети, бегом в школу — марш! — скомандовала тетка Федора.

Пристыженные ребята резво зашагали по дороге к школе. А мы еще долго разговаривали о житейских делах. Я помню, как женщины часто повторяли в разговоре:

— Был бы только мир, не было бы войны, а живем мы хорошо…

Сельские женщины говорили правду. Они видели войну, видели горе и видят сегодняшний день.

В это время привезли свежий хлеб. Землячки пошли в магазин. Вышли с хлебом: кто одну, кто две буханки теплого хлеба понес домой. Никто не тащил мешок. Зачем? Черствый хлеб и в деревне не продают. А я снова вспомнил себя с бабушкой на дороге из Борисова. Мы несли на себе хлеб. Несли столько, сколько могли поднять. Это был запас до следующего похода в город.

Запах свежеиспеченного хлеба плыл по деревне. Подъехал автобус, водитель вышел, извинился за опоздание: жену в роддом срочно отвез. Сын родился.

далее

к началу
назад