505 г. до н.э. — во время затеянной им большой охоты умер всесильный министр царства Лу Цзи Пин-цзы. Не успели предать земле его тело, как столь же внезапно скончался предводитель клана Сунь — второго по величине и влиянию. Место Цзи Пин-цзы должен был занять его сын Цзи Хуань-цзы, но в обоих кланах наследниками покойных оказались еще совсем молодые люди, не обладавшие ни опытом политических интриг, ни железной волей, ни административным талантом. Разгорелись споры о наследовании. Этим воспользовался бывший приближенный и доверенное лицо Цзи Пин-цзы по имени Ян Ху. Это был типичный выскочка: человек низкого происхождения, профессиональный воин, грубоватый, наделенный огромной физической силой, незаурядными способностями и непомерными амбициями. Не прошло и нескольких месяцев, как он прибрал к рукам командование войском клана Цзи, уничтожил или отправил в ссылку почти всех людей из окружения своего бывшего господина и даже взял под стражу его преемника — юного Цзи Хуань-цзы. Вскоре он навязал своему пленнику договор, предоставлявший ему почти неограниченную власть в царстве, и даже отобрал у Цзи Хуань-цзы царскую ритуальную табличку — главный символ державной власти. Чтобы укрепить свои позиции, он постарался первым делом ослабить своих возможных противников. Способ он выбрал обычный: в нарушение правил объявил вождями кланов Цзи и Сунь отпрысков их побочных ветвей, развязав внутриклановую вражду. Кроме того, он восстановил прежний порядок расположения поминальных табличек в родовом храме правителей Лу, так как в свое время Цзи Пин-цзы незаконно переставил таблички своих предков на более почетные места. Так Ян Ху дал понять всем подданным Лу, что его бывшие хозяева лишались привилегий, которые присвоили себе. А потом он велел устроить торжественное жертвоприношение в царском храме, дабы создать себе репутацию верного слуги трона. С этого момента именно Ян Ху стал едва ли не центральной политической фигурой в Лу.
В начале 505 г. до н.э., когда луские войска во главе с Дин-гуном, действовавшим по поручению Цзинь, совершили карательную экспедицию в Чжэн, они возвращались через царство Вэй, не получив на это официального разрешения. Именно Ян Ху демонстративно нарушил принятые нормы. Вэйский правитель негодовал; он хотел догнать и наказать лусцев, но его советник заметил, что негоже портить отношения с Лy, что во всем виноват "мелкий человек" и что рано или поздно Небо его покарает. А "мелкий человек" между тем становился все могущественнее, и в конце того же года он заставил гуна и глав трех влиятельных кланов из дома Хуань-гуна (Цзи, Шу и Мэн) подписать с ним соглашение. Другое соглашение он заключил с горожанами столицы (го-жэнь) на алтаре Бо (бо-шэ). Неизвестны ни характер этих соглашений, ни обстоятельства их заключения. Однако можно сделать вывод, что лусцы были возмущены неожиданным возвышением неродовитого чиновника. Тем не менее Ян Ху чувствовал себя хозяином положения в Лy. В 504 г. до н. э. именно он решил, чтобы представитель дома Мэн отправился в Цзинь с ответными подарками супруге правителя. В беседе с цзиньским Фань Сянь-цзы Мэн заметил, что, если Ян не удержится в Лy и вынужден будет бежать в Цзинь, цзиньцам стоило бы сделать его командующим (сы-ма) армии центра, на что Фань ответил, что, ежели будет в этой армии вакансия, правитель найдет кого назначить. Из этого разговора Фань сделал вывод, что лусцы не очень-то жалуют Ян Ху и что тот, возможно, будет вынужден бежать в Цзинь. Но Ян не останавливался перед тем, чтобы продемонстрировать свои возможности. Ци возвратило лусцам район Юнь (тот самый, который цисцы некогда отвоевали у Лy для Чжао-гуна) и это было достигнуто благодаря Ян Ху.
Однако этот авантюрист нуждался в советниках. А Конфуций жил в Лу и был весьма почитаем. И очень хотел быть главным советником правителя. Правда, не такого. Но Ян Ху был настойчив. Как-то он послал Конфуцию поросёнка зажаренного в тончайших соусах — царское блюдо. Чтобы Конфуций не отверг подарка, поросёнка принесли, когда его не было дома. Теперь Конфуций просто обязан был сделать визит вежливости. И он сделал, тоже выбрав время, когда Ян Ху не было дома. Но Ян Ху не отступился. "Случайно" колесницы Конфуция и Ян Ху столкнулись в узком переулке и Ян Ху, отвешивая низкие поклоны, обратился к мудрецу с вопросами, не пора ли его таланты применить для пользы управления государством. И Конфуций согласился служить. Однако никакого поста Ян Ху так и не предложил, остаётся только гадать, насколько искренни были оба. А скоро Ян Ху стало не до Конфуция.
Весной 502 г. до н. э. лусцы во главе с Дин-гуном и при активном участии Ян Ху, явно руководившего всем походом и понукавшего влиятельных сановников к активным действиям, совершили два нападения на Ци, впрочем, безрезультатных. Тем временем Ян Ху, как сообщается в "Цзо-чжуань", решил расправиться с Цзи Хуань-цзы и окончательно закрепить власть в Лy за собой. Воспользовавшись внутренними распрями в каждом из трех кланов дома Хуань-гуна, он решил, опираясь на недовольных, уничтожить глав кланов и заменить их новыми людьми (при этом Ян намеревался оставить за собой руководство кланом Мэн). Заговорщики принесли жертвы в храмах предков дома Лy, в частности Си-гуна, и назначили день, когда будет осуществлен переворот. Однако его противники заподозрили неладное, и эффект внезапности был утрачен. Правда, когда Цзи Хуань-цзы в поисках поддержки обратился к одному из своих сторонников, тот ответил, что уже поздно, что фактическая власть в Лy уже в руках Яна и противостояние ей означает смерть. Но у Цзи Хуань-цзы оказалось немало сподвижников, готовых идти ради него на смерть. Развязалось сражение, в ходе которого ни одна из сторон не одержала решительной победы, причем на стороне Яна были и окружение Дин-гуна, и даже войска клана Шу, хотя, якобы, Ян побудил тех и других к этому силой.
Видимо, и у гуна, и у клана Шу были свои причины помочь Яну овладеть имуществом клана Мэн и лишить высших прерогатив власти клан Цзи. Однако, схватка не принесла решительных результатов, и это поставило под сомнение позиции Яна в Лу. После сражения Ян отправился во дворец гуна и забрал священные регалии дома Лу — нефритовый жезл и большой лук. Видимо, обладание регалиями прибавило веса Яну в глазах лусцев. Описание событий завершается тем, что Ян хотел убить Цзи Хуань-цзы, но того спас глава клана Мэн. Сторонники Яна явно торжествовали, а тот из них, кто претендовал на руководство в клане Цзи, уже совершил обряд в храме клана. Однако успех Яна оказался кратковременным и непрочным.
В 501 г. до н. э. регалии были возвращены их законному владельцу, а в "Цзо-чжуань" поясняется, что, хотя Ян Ху вскоре возвратил гуну его регалии, летом 501 г. до н. э. его укрепления были подвергнуты штурму. У Сыма Цяня сказано: "Три потомка Хуань-гуна совместно напали на Ян Ху, который находился в Янгуань". Следует заключить: за полгода, с конца 502 до лета 501 г. до н. э., ситуация в Лу изменилась не в пользу Яна, который не только вынужден был вернуть регалии, но и оказался под ударом вновь сплотившихся и взявших контроль над страной и армией в свои руки трех кланов из дома Хуань-гуна. Для него это означало конец его власти в Лу. В "Цзо-чжуань" упомянуто, что в момент штурма Ян сумел поджечь ворота, через которые шли войска противника, и, воспользовавшись суматохой, бежал в Ци, где просил военной помощи.
В Ци не воспринимали Яна как выскочку-узурпатора. Напротив, циский Цзин-гун готов был дать ему войско, и только уговоры престарелого сановника Бао Вэнь-цзы, считавшего, что Ян Ху опасен, ибо если он преуспеет в своих замыслах, то станет угрозой и для Ци, заставили Цзин-гуна отказаться от своего первоначального намерения. Яна попытались было выслать на восток, в населенные полуварварскими племенами земли, но он сумел, спрятавшись в телеге, бежать на запад, сначала в Сун, а затем в Цзинь, где нашел приют у клана Чжао (цзиньского Чжао Цзянь-цзы). Конфуций осудил за это клан Чжао.
Карьера Ян Ху на этом не закончилась. Находясь в Цзинь, он в составе армии Чжао принимал участие в успешных военных походах, например, против Чжэн, и в межклановых столкновениях. Но в Лу его больше не было.
Зачем добродетельный мудрец приказал казнить музыкантов? Неужели он был так жесток?
Историки (конфуцианского толка) так объясняют произошедшее.
В 3 луне был заключён мир между Лу и Ци. Летом луский гун встретился с циским хоу в Цзягу. Коварный гун царства Ци, организовавший двусторонние переговоры о мире и построивший сооружения (вероятно, помост с трибуной на два кресла), собирался то ли убить "случайно" гуна царства Лу, то ли запугать его и получить какие-то преимущества. "Музыканты из Лай", скорее всего, были танцорами или жонглёрами, вполне способными прикончить Дин-гуна, приблизившись к помосту. Однако Конфуций резко пресек "недостойный" ритуал:
— Простолюдины, смущающие государя непристойными зрелищами, заслуживают смерти. Прошу дозволить полководцу Правой руки строго наказать смутьянов.
Пристыжённый Цзин-гун приказал казнить"музыкантов" (им тут же отрубили руки и ноги). С ним случилось самое неприятное, что только может произойти с благородным человеком: его обвинили в дурном вкусе, в любви к «непристойным зрелищам»! Да к тому же заподозрили в попытке оскорбить или даже устроить покушение на царственного гостя. Конфуций сумел воспользоваться этим и, в обмен на обещание военного союза лусцев с Ци, настоял на возвращении его царству части земель, прежде захваченных цискими войсками. Цзин-гун, расстроенный своими просчётами, отменил все увеселения, наскоро попрощался с Дин-гуном и уехал домой. — «Низкий человек искупает свою вину словами, благородный муж искупает свою вину делами». И Цзин-гун возвратил лусцам еще несколько городов, которые ранее отобрал. Так, по крайней мере, гласит предание.
Все сообщения о высокой роли в управление государством недостоверны прежде всего потому, что правитель Лу в описываемое время не имел реальной власти, а подлинным наследственным правителем царства (сяном, т.е. главным министром царства) был не Дин-гун, а всесильный Цзи Хуань-цзи из клана Цзи-сунь (Цзи-ши). Правда, был момент в начале V в. до н.э., когда луский Дин-гун попытался восстановить свою власть, однако его постигла неудача. Клан Цзи-сунь сохранил свою власть и еще достаточно долго фактически управлял царством Лу. Что поделать — поклонники Конфуция пытались максимально увеличить его роль не только как теоретика, но и как практика.
Несколько слов о царстве Юэ. Принято считать, что до образования единой империи существовали не китайские, а протокитайские царства, достаточно разные по языку и культуре. Царство Юэ даже протокитайским называют не все. Чаще его именуют протовьетнамским. Историки Вьетнама смотрят на историю ещё шире: протовьетнамскими они считают также царства У и даже Чу. Короче, всё, что южнее Хуанхэ. Ну, этнографически-исторические разборки тут лишние, скажем прямо — царство Чу даже несколько гордилось своим "варварством", противопоставляя себя, (как сказали бы в наше время) "загнивающему развратному Северу", забывшему устои и морали предков, а настоящими варварами считали соседей на востоке, царство У. Усцы же, особенно после того, как разгромили столицу Чу и начали претендовать на роль гегемона-ба в Чжунго, безусловными варварами считали соседей с юга — царство Юэ. Правитель там только-только решился провозгласить себя ваном и создал государство, отдалённость от Срединной империи позволяла считать этих выскочек дикарями с окраин цивилизации. Там, собственно, были болота и горы, а колесницы, лошади и даже луки не использовались. Вместо агрокультуры была аквакультура. Дорог не было, передвигались на лодках и в кораблестроении знали толк. Похоже, делали великолепное холодное оружие (если судить по найденному мечу Гоу Цзяна и другим).
"Юэ" по-китайски означает вьетнамское "Вьет", всякие некитайские образования южнее Хуанхэ назывались с окончанием -юэ (народы миньюэ, наньюэ, луоюэ, они все вместе назывались байюэ). Байюэ («сто юэ») — это легенда о 100 сыновьях некоего мифического правителя, якобы, ведущего родословную от Великого Юя (династия Ся), которые образовали 100 вьетнамских племён. Впоследствии китайцы сильно потеснили вьетов на юг, а те, в свою очередь, сместились южнее и расселились до дельты Меконга. Итак, рубеж VI-V вв. до н.э.
Гоу Цзян был ваном царства Юэ в V веке до н.э. Царство Юэ имело единственного сопредельного цивилизованного соседа — царство У. С которым, естественно, враждавало. Когда предыдущий правитель Юэ умер и молодой тогда еще Гоу Цзян вступил на царство, правитель царства У — Хэ Лу решил воспользоваться моментом и напасть на Юэ.
Гоу Цзян отправил воинов сы ши (смертников) завязать сражение. Смертники построились в три ряда, подошли вплотную к уским войскам и с боевым кличем перерезали себе горло. Пока потрясённые усцы наблюдали за такой странной манерой вести битву и устрашались решимостью противников, юэсцы напали и разбили уское войско.
Хэ Лу, отступая, получил ранение стрелой, ему отрубили пальцы на ноге, умирая, он завещал своему сыну Фу Ча — «никогда не забывай о Юэ».
И тот не забыл. Через три года Гоу Цзян услышал, что Фу Ча ежедневно тренирует своих солдат, чтобы отомстить. Он решил напасть первым. Его советник Фань Ли воспротивился и сказал, что нельзя нападать первым потому что это недобродетельно. Однако Гоу Цзян возразил, что «он так решил». Не котировалась ещё добродетель в варварских государствах. Пошёл в поход и был разбит наголову.
С оставшимися пятью тысячами воинов он укрылся на горе у Гуйцзи и уский ван окружил его там.
Гоу Цзян — своему советнику Фань Ли: «Я не послушался тебя и это привело к поражению, что же мне делать теперь?»
Фань Ли советовал унижаться как можно больше, авось простят: «Обратитесь к ускому вану с униженными словами и щедрыми дарами. Если и это не поможет, то предоставьте в его распоряжение самого себя». Гоу Цзянь повелел сановнику Чжуну отправиться к вану У с этой миссией. Сановник принялся вымаливать прощение, одновременно намекая, что и 5 тысяч воинов будут биться насмерть, если выбора не будет и нанесут большой урон усцам.
Сыма Цянь описывает жаркие дискуссии между сановниками и уским правителем, стоит ли им прощать Гоу Цзяна или нет. Сановник Цзы Сюй был самым мудрым. Он призывал проявить добродетель и уничтожить агрессора раз и навсегда. Но другие, менее мудрые, менее честные, но тоже довольно умные советники просто получили взятки и уговорили вана проявить добродетель и оставить Гоу Цзяна живым.
Ценой великого унижения Гоу Цзян купил себе свободу. По одной версии он вообще лет 10 служил простым слугой при дворце уского вана, но по другим версиям вернулся домой, оставив заложников и расплачиваясь регулярно разнообразной данью. Вероятно, его действительно оставили правителем. Интересы У лежали на севере, Фу Ча стремился стать гегемоном-ба в Чжунго, подмять под себя прежде всего беспокойное царство Ци, а с юга можно было бы получать вассальную дань, собрать которую может только легитимный правитель. Такой, как Гоу Цзян.
А Гоу Цзян поклялся взять реванш. Чтобы не забывать о поражении, он повесил дома под потолком желчный пузырь и лизал его, чтобы чувствовать горечь, которая напоминала бы ему о пережитом унижении, даже в еду и питье он добавлял желчь. В китайский язык этот эпизод вошел как поговорка (wo xin chang dan) — лежать на тростнике и пробовать желчь. То есть постоянно напоминать себе о пережитом унижении и готовить месть.
Вот так это выглядело (средневековый рисунок)
Гоу Цзянь сам пахал землю, его жена ткала, они не употребляли мяса, не носили украшений. Гоу Цзянь стал крайне добродетельным, порвал с прежними привычками, склонял голову перед мудрецами и достойными людьми, щедро принимал гостей, помогал бедным, оплакивал умерших, делил с простыми людьми их труды. Царство Юэ росло и крепло, реваншизм в данном случае признавался уместным (правитель ведь стал добродетельным!).
Между тем уский ван собрался напасть на княжество Ци.
Сановник Цзы Сюй говорил ускому вану: «Нельзя нападать на Ци. Я слышал, что Гоу Цзянь чересчур добродетелен. Пока этот человек не умрет, нашему царству следует ждать удара в спину. Оставьте Ци и займитесь царством Юэ».
Фу Ча не послушал Цзы Сюя и напал на Ци. Он нанес поражение цисцам в битве при Айлине. Однако Цзы Сюй опять твердил об Юэ. Тогда Фу Ча отправил его послом в Ци, куда тот уехал вместе с сыном. А вернулся без него, оставив того, можно сказать, на воспитание в стане врага, явно предчувствуя свою судьбу. И точно — ван немедленно послал Цзы Сюю жертвенный меч, чтобы он покончил с собой.
Цзы Сюй, якобы, сказал: «Я, управляясь с делами, сделал твоего отца гегемоном, к тому же я и тебя поставил на царство. Ты сначала хотел отдать мне полцарства, но я не взял. Сейчас ты повернулся в другую сторону, и, поверив клевете, казнишь меня. Увы! Увы! Нельзя правителю править в одиночку».
После чего он попросил вырвать свои глаза и повесить их над восточными воротами столицы, чтобы они увидели вхождение варваров в столицу.
Но и в этом ему было отказано и Цзы Сюй самоубился.
Между тем Гоу Цзян тайно воссоздавал армию, одновременно искусно подрывая экономику У. Когда там случился неурожай и от Юэ потребовали срочно дать рис, он дал его, но зёрна предварительно прокипятили и они не дали всходов, от чего в У начался голод. А ещё он применил испытанный приём: отсылал в У всех красивых девушек, разлагая моральные устои. А самому Фу Ча он подарил самую красивую девушку столицы Юэ, города Цжуцзи. Звали её Си Ши. Она официально считается одной из четырёх великих красавиц Древнего Китая и была первой из них (про более ранних красавиц я писал, но те были не добродетельны, точнее — развратны, а эта — вполне, и на лицо прекрасная и добрая внутри). Вот такая:
Си Ши
Собственно, она, как и прочие юэсцы, была из вьетов, поэтому полезно знать её имя по вьетнамски — Тай Тхи. По преданию, красота Си Ши была так велика, что когда она перегнулась через балкон, чтобы посмотреть на рыбу в пруду, то увидела своё отражение и была настолько ослеплена своей красотой, что в шоке забыла как плавать и чуть не утонула. По другой версии, она стирала бельё и проплывающая мимо рыба от одного взгляда на неё утонула. Идиомы «затмит луну и посрамит цветы» и «рыбу заставит утонуть, а летящего гуся упасть» возникли под влиянием поэзии, посвящённой этим четырём красавицам, одна из которых Си Ши.
Си Ши страдала из-за болей в сердце, часто хмурила от боли брови. В тот момент она становилась еще прекраснее. Ноги у Си Ши был больше, чем у любой другой китайской женщины того времени, она была из простонародья и ноги себе не бинтовала. Но даже это её не портило. О фигуре Си Ши писали: «…когда она была полной, все восхищались ее полнотой, когда она худела, все приходили в восторг от ее стройности».
Она родилась в семье торговца чаем в деревеньке неподалеку от Чжуцзи (совр. провинция Чжэцзян). Министр Гоу Цзяня Вэнь Чжун, зная пристрастие Фу Ча к слабому полу, предложил отправить в качестве дани специально подготовленных красивых женщин. Другой министр, Фан Ли, получил задание разыскать умную и очень красивую девушку, и выбрал Си Ши. Он научил ее искусству поэзии, песни и танца, сделав ее самой неотразимой из всех женщин. И сам, разумеется, влюбился. И даже имел взаимность. Но долг перед страной превыше всего! Си Ши отдали в 490 г. до н.э. в У, где она, разумеется, правителя очаровала. Было ей 16 лет. Кстати говоря, подарили её вместе с подругой-соперницей Чжэн Дань. Фу Ча построил в императорском парке на склоне горы Линянь дворец Гуаньва (дворец Красивых Женщин), что в 15 км к западу от Сучжоу. Официальную жену Фу Ча сильно раздражала красавица. Она, якобы, даже собиралась уничтожить Си Ши, но затем примирилась, с грустью произнесла: «Почему же ты мне не дочь или не невестка?». Затем официальная супруга Фу Ча скончалась, Си Ши заняла её место. И 10 лет трудилась как женщина и патриотка.
Вопреки легенде, факты говорят, что Фу Ча непрерывно воевал, не бывая дома практически годами, но не стоит портить легенду! Итак, Си Ши, пройдя трёхгодичные курсы обольщения, отказалась от личной жизни, как настоящая патриотка, отвлекала правителя от ратных дел и успешно внесла свой вклад в гибель царства У и правителя Фу Ча. Если в китайской истории — это классическая китайская красавица, невинная жертва красоты и внутрикитайских интриг, то во вьетнамской истории — это вьетнамская патриотка, жертвующая собой в борьбе против китайских захватчиков. О её дальнейшей судьбе известно мало. Якобы (согласно Юэ Цзюэшу в авторстве Юань Кана) она соединилась с Фан Ли, оставившим ради неё пост министра, они отплыли на рыбацкой лодке в туман пустынного озера Тай Хэ, после чего их никто не видел. Или — у Сыма Цяня есть рассказ о Фан Ли, получившим в награду земли и немало золотых монет и раздавшим все это друзьям и односельчанам. Переселившись на новое место, Фань Ли вновь разбогател и обзавелся сыновьями, один из которых из-за глупости и жадности стал причиной смерти другого, провинившегося, но рассчитывавшего за золото получить помилование. Новелла интересна как свидетельство заметных перемен в структуре общества (вместо аристократов с их связями на передний план выступают богачи с их золотом), никакой Си Ши с ним нет.
А по версии её современника, Мо-цзы, Си Ши в итоге умерла, утонув в реке. Ханьский литератор Чжао Е в "Главе о выдающихся людях царств У и Юэ периода Чуньцю" написал: "В царстве Юэ утопили в реке красавицу Си Ши, засунув в мешок для вина". Юань Кан, «Полная история царства Юэ» периода восточной династии Хань, возражает. В книге записано, что "после гибели царства У, Си Ши вернулась к Фань Ли, они вместе удалились в район пяти озер". А великий поэт династии Тан — Ли Бо написал поэму, посвящённую Си Ши, вкратце рассказав всю историю:
Нет в мире красавиц прекрасней Си Ши, Наложницы князя Юэ! Хоть мира все восемь концов обыщи - Подобной ей нет на земле! Лицо — словно полная в небе луна, Глаза ее — словно миндаль. Прекрасна, когда в глазах радость видна, Прекрасна, когда в них печаль. Как белый фужун* ее кожа нежна. А губы, как алый цветок. И в море волос утонула спина, И форма божественна ног. Как ивы листок ее каждая бровь, И гибок пленительный стан. А царственный взгляд источает любовь, Наносит в миг тысячу ран. И это сокровище князь бережет Сильнее, чем собственный глаз. (Ах, если бы знать то, что в жизни нас ждет... Но мы продолжаем рассказ.) Сердитая дробь барабанов звучит, За стягом взвивается стяг. И войны идут, дик и злобен их вид, Жесток и безжалостен враг. Повсюду тяжелая поступь слышна, Ведет их свирепый князь У. Отряды его, за волною волна, Юэ наводняют страну. За городом город сдается врагам, За ратью рассеяна рать. Враг движется прямо к столицы стенам, Готовясь ее штурмовать. Что делать, и как положенье спасти, Снять с горла тяжелую длань? Быть может подарки врагам отвезти, Им выплатить крупную дань? И вот снаряжается в путь караван, Что полон бесценным добром. Там золото, яшма, нефрит и шафран, И ткани, и жемчуг есть в нем. Но все ж непреклонен безжалостный враг, И снова везет караван, Что только желать может воин-смельчак — и стрел позлоченных колчан, Мечи и щиты, много копий и лат, Ретивых коней табуны. Но нет! Все в пустую! И вражьих солдат Отряды со стен уж видны. И в страхе великом Юэ государь За жизнь и корону свою. И вот он решает немедленно в дар Си Ши отвезти к князю У. Небесной красою Си Ши покорен, Забыл грозный князь о войне. Так был от разгрома тот город спасен, От смерти спасен князь Юэ. * * * Четвертую солнце встречает весну В низовьях реки Янцзыцзян, Но счастия нет на земле князя У, Одной из несчастнейших стран. Нищает, в упадок приходит страна, Давно в беспорядке дела, Но тщетны мольбы, и Си Ши лишь одна Влюбленному князю мила. И ночью, и днем, на дорогах разбой, Пастух не пасет своих стад, И княжее войско не рвется на бой, Теперь его участь — парад! Министры и слуги крадут из казны, Налоги растут, что ни день, Но князю лишь карие очи видны, Ресниц шелковистая тень. Все княжество он в упоеньи сложил К ногам бесподобной Си Ши. Лишь те, кто подарками ей угодил, Лишь те для него хороши. Их ждет и почет, и награда, и сан, Тому ж, кто не смог угодить, Тому повелел князь, безумный тиран, Безбожно главу отрубить. Всех верных друзей он давно потерял, Пирами страну разорил, Льстецов и воров он в друзья подбирал, И участь свою предрешил. * * * Глянь, кровью политы обильно поля, Мертвец не сожмет уж копье, Телами усеяна густо земля, И тучей кружит воронье! А там, где на щепки разбиты врата, Конь мнется, но пусто в седле. Блистательным штурмом столица взята, Жестоко отмстил князь Юэ. На троне чужом победитель сидит, Недремлющей стражей храним, Ликующий взор на добычу глядит, Что войны проносят пред ним. Вот золота слитки несут, а затем Горячих ведут скакунов. А следом испуганный гонят гарем Да пленных дворцовых рабов. Вдруг в этой толпе князь Си Ши увидал И, с трона поднявшись тотчас, Он царственным жестом слугу подозвал И отдал жестокий приказ: "Красавица та, что страну погубить Способна, — опасный трофей. Немедля должны вы ее утопить, Чтоб горя не ведать нам с ней!" * * * Вода отражает небес высоту, Что кануло вглубь — не найдешь. И веточка груши в весеннем цвету Роняет накопленный дождь. Как крупные капли в озерную гладь Стекает тот дождик в тиши. Лишь озеро шелестом волн рассказать Могло бы о смерти Си Ши. * (цветок лотоса)В честь Си Ши возведён храм, который находится у подножия горы Чжу Лу в южной части города, на берегу реки Хуаньша. Озеро Сиху в Ханчжоу называют воплощением Си Ши, поэтому его еще называют озеро Сицзы, что означает — леди Си.
Тай Тхи (Си Ши) в фильме (или сериале)
Фу Ча между тем отправился воевать на север, где воевал столь успешно, что начал требовать для себя титула гегемона-ба. Это дело нужно было решать на съезде, долго, неспешно, со всеми ритуалами. Чем и занялся Фу Ча вдали от родины, уведя оттуда и всё войско. И тогда Гоу Цзян решил, что пришло его время. Он достаточно легко взял штурмом столицу У. Разумеется, к Фу Ча были посланы курьеры с такой прискорбной вестью. Фу Ча получив известие, что он потерял столицу и царство, более был озабочен присвоением ему титула, чем судьбой родины. Поэтому, чтобы никто не узнал, он казнил 7 вестников. Но титула официально он так и не добился. Тогда он повернул войско на родину. По одной версии, две армии встретились, оценили силы и признали их равными. Тем не менее столица У была освобождена, но война продолжалась. Юэ одолевало. Столица была осаждена. Между тем в столицу прибыли послы из Цзинь. И воочию убедились, кто сейчас является гегемоном.Фу Ча вынужден был умолять юэсцев о пощаде. И Гоу Цзян хотел было поступить так же, как Фу Ча поступил с ним 22 года назад — унизить, но оставить правителем царства. Однако Фань Ли (тот самый сановник, который надоумил его унижаться 22 года назад) растолковал, что такое настоящая добродетель: «Когда в Гуйцзи Небо подарило усцам царство Юэ, усцы этого дара не приняли. Ныне Небо дарит Юэ царство У, как же может правитель Юэ противиться небесной воле? Разве не ради этой цели правитель-ван трудился с утра до ночи, не отдыхая? И разве можно в одно утро отбросить то, к чему Вы готовились двадцать два года? Кроме того, непринятие небесного дара, наоборот, принесет нам беду.»
Ускому вану было отказано в милости. Он ещё пыжился, предлагал Гоу Цзяну подраться на мечах, но тот благоразумно уклонился от предложения и Фу Ча вынужден был самоубиться.
Эту легенду учит в школе каждый китаец. Про Гоу Цзяня даже фильмы снимают.
Кстати, о мечах
В сентябре 1965 года в округе Цзинчжоу провинции Хубэй перед строительством гидрологических сооружений проводились археологические раскопки. Учёные обнаружили 50 древних захоронений, содержащих почти 2000 артефактов. Среди которых был бронзовый меч. Он находился рядом с одним из скелетов в герметичном деревянном футляре. Когда меч извлекли из него и вынули из ножен, обнаружилось, что на клинке нет следов ржавчины (патины). Он сохранил идеальную заточку: исследователь, неосторожно коснувшийся лезвия, порезался до крови. Согласно расчётам историков-археологов, на изготовление меча Гоуцзяня ушёл не один год. Исследовав химический состав его сплава, металлурги выяснили, почему, пролежав тысячелетия в гробнице, затопленной грунтовыми водами, он сохранил прекрасное состояние и даже слегка не был тронут патиной. Дело в том, что сплав состоит из меди, олова, свинца и железа, но распределение этих металлов неравномерно. Ближе к центру клинка в составе преобладает медь, что повышает его гибкость и прочность. У лезвия же больше олова, поэтому оно намного жёстче по структуре и лучше держит заточку. Входящие в состав сплава сульфиды все две тысячи лет защищали клинок от коррозии. Но и деревянные ножны оказались ничуть не меньшим шедевром, чем сам меч. Крышка подогнана настолько плотно, что обеспечивает абсолютную герметичность от воздуха и влаги. 25 веков меч пролежал практически в грунтовых водах — и время оказалось над ним не властно. Эфес древнего клинка отделан голубой глазурью и бирюзой, а рукоять обмотана нежнейшим китайским шёлком (надо думать, он не сохранился)
Прочесть восемь иероглифов, расположенных в два столбца на клинке, оказалось непросто. Дело в том, что они были написаны в сложнейшей системе древней китайской письменности, известной как «птицы и черви». Первые два иероглифа обозначали «правитель Юэ». Последние четыре — «сделал меч для личного использования». А вот значение двух иероглифов, стоящих между ними, было абсолютно непонятно. В конце концов ученые сошлись на том, что они обозначают имя того самого «правителя Юэ». Так как время изготовления меча удалось установить лишь приблизительно, то он мог принадлежать девяти известным правителям государства Юэ. Два месяца среди археологов продолжались дебаты, по итогам которых было решено, что наиболее подходящий кандидат на роль хозяина меча — Гоу Цзянь. Таким образом, полностью надпись на клинке должна читаться как «правителя Юэ Гоуцзяня, меч сделан для его личного использования». С тех пор уникальный клинок известен под названием «меч Гоуцзяня». Сейчас он выставлен в Музее провинции Хубэй — одном из лучших музеев Китая. То, что меч найден не на территории Юэ, вполне объяснимо — к концу правления Гоу Цзянь стал параноидально подозрительным, казнил лучших советников, в конце-концов плохо кончил, государство пришло в упадок и было завоёвано.
Иероглифы на клинке
